Дослушав до конца, Эдвард заглянул ей в лицо и спросил:
– А ты вообще-то как себя чувствуешь, ничего? Не перегрелась на солнце? Или, может, сон страшный тебе приснился?
– Вовсе нет.
– Потому что, если здраво посмотреть, ничего такого просто ну никак не могло быть.
– А вот и было, – обиженно возразила Виктория.
– И потом эти душещипательные разговоры про мировые силы и про сверхсекретные установки в сердце Тибета или Белуджистана.[87] То есть я хочу сказать, не может быть, чтобы это было правдой. Не бывает такого.
– Так всегда говорят. А потом смотрят: уже сбылось.
– Признайся по честности, Черинг-Кросс, ты это сочинила?
– Да нет же! – возмущенно ответила Виктория.
– И ты приехала сюда на поиски какого-то Лефаржа и какой-то Анны Шееле?
– Не какой-то, а ты и сам о ней слышал. Ты же слышал о ней, верно?
– Имя слышал, это правда.
– Когда? Где? В «Масличной ветви»?
Эдвард задумался, потом проговорил:
– Не уверен, что это что-то означает. Просто… странно как-то…
– Что странно? Расскажи.
– Понимаешь, Виктория, я же не такой, как ты. Не так быстро соображаю. Я только чувствую иногда, не могу даже сказать почему, что неладно как-то обстоит дело. Ты вот с ходу все замечаешь и тут же делаешь выводы. А я не такой умный. Просто у меня бывает ощущение, что… ну, непорядок какой-то… А в чем дело, сам не знаю.
– У меня тоже бывает такое ощущение, – сказала Виктория. – Например, сэр Руперт на балконе в «Тио».
– Что еще за сэр Руперт?
– Сэр Руперт Крофтон Ли. Мы с ним летели в одном самолете. Спесивый такой, строит из себя. Ну, знаешь – важная персона. Когда я увидела его на балконе в «Тио», на ярком солнце, у меня возникло в точности такое же ощущение, как вот ты говорил: непорядок, а в чем дело, не знаю.
– Его, кажется, Ратбоун пригласил прочесть лекцию в «Масличной ветви», но потом это дело сорвалось, и вчера утром он улетел куда-то там в Каир или в Дамаск, что ли.
– Ты расскажи про Анну Шееле.
– А, про Анну Шееле. Да нечего и рассказывать. Одна девушка про нее говорила.
– Катерина? – сразу спросила Виктория.
– Помнится, да. Вроде бы это была Катерина.
– Не вроде бы, а точно. Потому-то ты так неохотно и рассказываешь.
– Какая чушь! Скажешь тоже.
– Ну, так что же она говорила?
– Катерина сказала еще одной там девушке: «Вот приедет Анна Шееле, у нас дела пойдут веселей. Она все возьмет в свои руки».
– Эдвард, это страшно важно.
– Да я даже и не ручаюсь, что имя то самое.
– А тогда ты ничего странного не почувствовал?
– Да нет, ничуть. Просто решил, что ждут какую-то даму, которая наведет на всех шороху. Вроде как пчелиная царица. А может, все-таки тебе мерещится, Виктория?
Он тут же дал задний ход, не стерпев ее убийственного взора.
– Ну, хорошо, хорошо, – торопливо согласился он с ней. – Но признайся, что все это выглядит довольно неправдоподобно. Как в приключенческом романе: молодой человек врывается в комнату, успевает только произнести одно ничего не значащее слово – и умирает. Будто все это не взаправду.
– Ты бы видел кровь, – сказала Виктория с легким содроганием.
– Наверно, ты ужасно перенервничала, – сочувственно проговорил он.
– Еще бы, – кивнула Виктория. – И после этого ты еще спрашиваешь,
Сколько миль до Вавилона?[89] —
Добрых шестьдесят.
Обернусь ли засветло
До места и назад?
Но она назад не поспела, она в Вавилоне.
А может, и никогда не сможет вернуться назад, так в Вавилоне они с Эдвардом и останутся.
Что-то она хотела у Эдварда спросить – там, в саду. В саду Эдемском – они с Эдвардом – спросить у Эдварда – а миссис Клейтон позвала – и вылетело из головы. – Но надо вспомнить – потому что это важно. – Что-то не вязалось. – Пальмы – сад – Эдвард – Сарацинская дева – Анна Шееле – Руперт Крофтон Ли. – Что-то неладно. – Если бы вспомнить…
Навстречу ей по гостиничному коридору идет женщина в хорошо сшитом костюме – это она сама, – но когда поравнялись, у нее оказалось лицо Катерины. Эдвард и Катерина. Нет, глупости. «Идем со мной, – говорит она Эдварду. – Разыщем месье Лефаржа…» И вот уже он здесь в лимонно-желтых замшевых перчатках, с заостренной черной бородкой.
Эдвард пропал, она осталась одна. Надо поспеть назад из Вавилона, пока не стемнело.
«Близится тьма».[90]
Кто это сказал? Насилие, террор, зло – кровь на драной гимнастерке. Виктория бежит – бежит – по гостиничному коридору. А они – за ней.
Она проснулась и долго не могла отдышаться.