Вина у меня больше нет, поэтому давай я расскажу тебе какую-нибудь историю, чтобы скоротать время, предложил Марко.
Аня кивнула. Не успеешь оглянуться, и приедет Дима.
Я рос в странной семье, начал Марко, растянувшись во весь рост и подложив руку под голову. Хотя, конечно, в детстве не понимал этого.
Мама родила меня в шестнадцать и в это же время решила, что хочет стать певицей, не просто певицей оперной дивой. Они с отцом, который был старше её на десять лет, уехали в столицу. Она занялась карьерой, он бизнесом, а я остался на попечении бабушки с дедушкой, и это были счастливейшие годы. Я гонял на велосипеде по Виа-дель-Аморе, проводил вечера на пляже, кидая камни в набегающие волны. Когда стал постарше, полюбил приезжать в Риомаджоре, затеряться среди туристов, рассматривать их и воображать, что тоже объеду весь мир, когда вырасту.
В семь лет родители забрали меня в Рим. Оказавшись в городе, я возненавидел всё вокруг: каменные дома, толпы людей, шум автомобилей, школьную дисциплину. Я задыхался от тесноты и мечтал о зелёном просторе, распахнутом над головой небе и синем море до самого горизонта. Всё, чего я хотел, это сбежать, чтобы снова оказаться предоставленным самому себе.
Я обожал мать. Красивая, как языческая богиня, и трепетная, как тропическая бабочка, она была для меня недосягаемой звездой. Репетиции, концерты, гастроли. В её насыщенной творческой жизни для семьи почти не оставалось времени, но каждый раз, когда она прижимала меня к груди, проводя тонкими прохладными ладонями по спине, я жадно вдыхал её запах, тёрся щекой о скользкий шёлк халата и моментально становился счастлив.
Отец представлял собой её полную противоположность. Невысокого роста, худой, тихий, он был похож на мелкого банковского клерка, хотя не только владел сетью отелей, но и имел хороший доход. Подозреваю, что сначала он был очарован самобытностью жены и, возможно, даже любил её, но через несколько лет они перестали разговаривать, ночевали в разных комнатах и почти не пересекались.
Когда мать бросила нас, моё детство закончилось во второй раз. Я умолял отца отослать меня к бабушке с дедушкой, но он решил, что сыну пора взрослеть, и попытался сделать из меня собственного двойника. С тех пор все каникулы я мотался с ним по отелям, конторам, офисам поставщиков, туристическим агентствам, чтобы научиться управлять семейным предприятием. Собственно, и поступление на экономический факультет университета оказалось не моим выбором, а исполнением воли отца. Несмотря на внешнюю неказистость, это был железный человек.
Голос Марко, тихий, бархатистый, низкий, обволакивал, как шёлковое покрывало. Сначала Аня видела яркие картинки, которые, словно кадры из фильма, оживали в воображении, пропитанные запахами и звуками, светом и тенями. Потом, незаметно для себя, прикрыла глаза и погрузилась в грёзы. Он всё говорил и говорил. Мысли испарились, тело расслабилось, тревога ушла, уступив место смутному сладостному предвкушению.
Аня открыла глаза в полной темноте. Рядом мерно дышал спящий Марко. И тут же услышала свист. Протяжный, зовущий, гипнотизирующий, он шёл снаружи и иглой впивался в барабанные перепонки, хотя был негромким. Внутри похолодело от ужаса. Руки не слушались, но Аня, словно подчиняясь звуку, вылезла из спальника, открыла дверцу и выскользнула на улицу.
В этот же миг её ослепил свет фар. По тропинке в их сторону с рёвом мчалась «делика» Димы.
Едва завидев его тёмный силуэт, Аня бросилась навстречу и порывисто обняла. Что за звук она слышала? Сердце бешено колотилось в ее груди, но ощущение реальности уже вернулось к ней.
Что случилось? В голосе Димы звенела сталь.
Это была не радость, а злость.
Сел аккумулятор. Мы ничего не могли сделать. Телефоны здесь не ловят. Начался ливень, я решила переждать. Как ты нас нашёл?
Чутьё, бросил Дима и вернулся в машину, чтобы подогнать её поближе к «ниссану».
Марко проснулся, вылез наружу и открыл капот. Когда двигатель завёлся, они двинулись в обратный путь. Небо начинало светлеть.
Букет из роз
Шли дни, и Кара не заметила, в какой из них всё начало меняться. Просто однажды ей показалось, что кто-то включил свет в тёмной комнате, и предметы, знакомые только на ощупь, обрели форму, цвет, запах. Она удивлённо оглядывалась по сторонам, изучая детали. То, что раньше раздражало, теперь нравилось: пение птиц под окном ранним утром, запах горячего асфальта, улыбчивый молодой коллега. А ещё Кара испытала новое, доселе незнакомое чувство. Благодарность. Не к конкретному человеку за конкретный поступок, а ко всему миру просто за то, что она жива и здорова, за то, что светит солнце и есть где приклонить голову ночью. Она не понимала, что стало причиной этих изменений, словно пришла пора, как весной приходит пора таять снегу и распускаться листьям на деревьях.
В свободные от работы дни Кара торопилась навестить Тамару Алексеевну. Их посиделки в гостиной-оранжерее, наполненные разговорами, воспоминаниями, мечтами, согревали сердце. «Старая грымза» оказалась удивительно интересным собеседником. Она рассказывала о детстве матери, которая пережила блокаду Ленинграда, о своей молодости, о школе с такой любовью и юмором, что Кара забывала обо всём, то смеясь, то сдерживая слёзы.
В тот день, придя в гости, Кара застала Тамару Алексеевну в необычно возбуждённом настроении и не сразу поняла, в чём дело.
Мы можем сходить на прогулку? спросила женщина.
Кара удивилась. Сколько раз она предлагала той выйти из квартиры и пройтись хотя бы вокруг дома начало лета в городе выдалось тёплым, бодрым, ярким, но Тамара Алексеевна всегда отмахивалась. Сегодня у неё влажно блестели глаза, дрожали пальцы, и, не дожидаясь ответа, она прошла в спальню, забыв про ходунки. Через пять минут на ней было надето шерстяное тёмно-синее платье с расклешённой юбкой, белоснежным воротничком и длинным рядом пуговиц-жемчужинок немного кокетливое и жутко старомодное. Красная помада, смазанная в уголке губ, делала её лицо бледнее и острее, но главное выдавала скрытое волнение.
Неужели эта железная леди умеет волноваться? Что за повод? Кара подала ей трость и легонько взяла под руку, встав с левой стороны. В этот момент что-то алое полыхнуло в проходе, ведущем в гостиную. Она вытянула шею, заглянула внутрь и не поверила глазам. На столике у дивана в массивной вазе стоял огромный букет красных роз.
Что это? От кого?
Кара подумала на Тимура, но, когда перевела взгляд на Тамару Алексеевну, поняла, что ошиблась. Та вцепилась в набалдашник трости так, что побелели костяшки пальцев, и поджала губы. Ничего не ответила, лишь повелительно кивнула в сторону двери.
На свежем воздухе ей стало лучше. Прогулявшись до соседнего двора неспешным шагом, они присели на лавочку в тени берёзы.
Это началось после смерти мужа, вдруг заговорила Тамара Алексеевна, глядя сквозь листву на вечернее солнце. Я осталась вдовой в сорок лет и с тех пор не посмотрела с интересом ни на одного мужчину. Но каждый год после смерти Булата девятнадцатого июня я получаю огромный букет роз, разных сортов, цветов, размеров. Не знаю от кого и не знаю, почему именно в этот день. Можно было привыкнуть, но это выбивает меня из колеи. Я с самого утра сама не своя, то ли жду этих проклятых цветов, то ли надеюсь, что тот, кто их посылает, наконец забудет меня или умрёт.
И вы не подозреваете, кто это может быть? с сомнением спросила Кара.
Не имею ни малейшего понятия. А если бы узнала, надрала бы ему уши!
В голосе Тамары Алексеевны вновь зазвучали властные нотки.
А что Тимур? Это не он?