И всё-таки после трагических «Семи Слов» душа тянется к победной музыке Воскресения к «Мессии» Генделя, к «Высокой Мессе» Баха, к мощным юбиляциям, к «Аллилуйя!». Как захватывает душу Санктус мажорная вершина баховской Мессы! Едва ли найдётся другое произведение, с таким совершенством передающее величие и торжество Воскресения Христа, который «смертию смерть попрал». Будто за Семью Словами трагедии встаёт ещё одно, восьмое Слово ВОСКРЕС, и выше, прекрасней этой музыки нет. Ибо Автор её Бог.
Евангелие от Баха
Прошло немало лет после смерти великого Себастьяна, прежде чем музыковеды начали разбирать и изучать его рукописи. И странное дело до сего дня не утихают споры, где его почерк, а где его жены Анны Магдалены. Сохранилось немало опусов композитора, переписанных, её рукой. А ведь у неё и без того дел хватало: на ней держался дом. Анна Магдалена была матерью четырнадцати детей и ещё воспитывала шестерых от первой, умершей жены Себастьяна. Но неделя подходила к концу, а партии новой кантаты не были переписаны. И Анна Магдалена отрывалась от домашней работы и бралась за перо. А когда муж исполнял в церкви св. Фомы свои кантаты, она вместе с кем-нибудь из детей торопилась послушать, говоря её словами, «главную музыку». Многие произведения знала наизусть задолго до их исполнения в Лейпцигском храме или городском саду, а то и в кофейне (в публичных местах звучали светские кантаты, такие как «Кофейная», «Крестьянская» или «Состязание Феба и Пана»).
Вы можете удивиться, почему я начал свои размышления о величайшем музыкальном гении, со слов признательности Анне Магдалене. Да потому, что каждого художника должен кто-то вдохновлять! Дело не в том, что она была помощницей и создавала мужу условия для работы, и даже не в том, что порой пела в церковном хоре его кантаты и хоралы, а в том, что их связывала Любовь. Анна Магдалена настолько прониклась духом творчества Себастьяна, настолько они стали едины во всём, что со временем это отразилось и на почерке.
Лаура и Петрарка, Беатриче и Данте Примеры, насколько классические, настолько и условные. Вдохновляет идеал, представление об идеале. За человеком стоит нечто большее. Главное. И это знал и чувствовал Бах.
Главным вдохновителем его творчества был Творец. Именно Ему посвящены почти все произведения композитора как благодарность за ниспосланный дар. И никакого тебе «дионисийского», оргиастически-буйного, или «аполлонического», созерцательного и односторонне-интеллектуального начала, о котором писал Ф. Ницше в «Рождении трагедии из духа музыки», видя идеал в достижении равновесия между этими полярными началами.
Равновесие в неколебимой вере. В любви к Господу. И этим держится всё величие музыки Баха.
Нет, не успеет. Не готов
К воскресной службе. Запоздало
Он спохватился. Средь миров
Ещё кантата Себастьяна.
Она у Господа ещё;
Меж тем, как он впустую тратил
Часы и бился горячо
За лишний гульден в магистрате.
Вязанкой дров и мерой ржи
Хотели обделить. Доплатой
Заполнен день. А для души,
Для песнопенья, для кантаты
Лишь ночь. Трепещет на губах
Молчанье. «Помоги мне, Боже.
Не успеваю, шепчет Бах.
Не успеваю Ты поможешь?
Меня заботит не успех,
Не славы ласковые цепи
Мне б только, Господи, успеть
К воскресной службе в нашей Церкви.
Я не завидую другим
Живу Твоею благодатью.
Не знаю, кто диктует им,
Но мне диктует мой Создатель.
Не надобно иного мне
Нет осияннее и выше
Отрады, чем, наедине
С Тобой Тебя, мой Боже, слышать!
И тяготы не тяжелы,
Когда ловлю, под небом, стоя,
Струящийся из тишины
Хорал, отпущенный Тобою!
Раскрой же, Господи, скорей
Свои объятия и свято
Приму из вечности Твоей
Ко мне летящую кантату!»
Тот же Фридрих Ницше сказал однажды, что музыка Баха это музыка отрицания желания. Не думаю. Разве что в какой-то мере это может касаться мирских желаний. Но «Страсти», «Месса си минор», хоральные прелюдии, десятки кантат это жаркое желание единения с Богом, жажда найти лучшие, вдохновенные темы и мелодии для прославления Творца.
В изумительной по красоте и проникновенности 106-й кантате Actus tragicus («Трагическое действо») заметьте, юношеской! старозаветному страху смерти композитор противопоставил радостное ожидание её. Текст сочинения полностью составлен из библейских цитат. Это сделал сам Бах, не прибегая к помощи либреттистов. Вот мы слышим слова из книги пророка Исайи: «Сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрёшь». Вступает хор, подтверждающий: «Ибо от века определение: смертью умрёшь». Если бы на этом кантата окончилась, её можно было бы счесть заупокойной, трагическим действом, музыкой отрицания желания. Но вот будто кто-то перевернул страницу Ветхого Завета, и чистым женским голосом, словно это ангелы с небес явились, провозглашается иное. Сопрано поёт: «Гряди, Иисусе!» Открывается Новый Завет, а в нём слова из Откровения Иоанна. В оркестре не утихает хорал: «Я поручил себя Богу!»
Бах соединяет стихи из разных мест Евангелия, и везде желание единения с Господом. Вот виднеется Голгофский крест, слышатся слова: «В руки Твои предаю дух мой». И тут же ответ: «Ныне же будешь со Мною в раю». Душа душа Себастьяна! в спокойной мелодии повторяет: «С миром и радостью я отхожу». Земные страдания позади. «И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезней уже не будет, ибо прежнее прошло» Вот что слышится в кантате слова из Откровения Иоанна.
Невольно вспоминается знаменитый сонет Шекспира с начальной строкой «Зову Я смерть» Но там бегство от лжи, коварства, несправедливости. У Баха же экстатическое желание нового неба и новой земли вырастает не из чувства отрицания, но из ожидания высшего единства и спасения. Такова его вера вера протестанта и творца, для которого «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11: 1) явлены в звуках.
Жизнь, сотню лезвий обнажи,
Но и тогда взойду и выстою
Не потому, что мало лжи,
А потому, что знаю истину.
Взойду избавлю дух и плоть
От низкого преуспеяния.
Моя твердыня мой Господь,
Моя дорога осиянная.
Весь мир приму и обниму,
Утешусь в самой малой малости
И радуюсь не потому,
Что мало горести в дому,
А потому, что много радости!
К слову: вот пример гения нормального человека. Пример, опровергающий расхожую мысль о том, что гениальность непременно отклонение от нормы.
Гёте заметил: «Музыка Баха это музыка пути к Богу, а Моцарт это гармонии, которые звучат уже в раю». Не знаю, как для кого, но для меня и в краю небесном шюблеровские хоралы, например, или органные прелюдии были бы к месту и ко времени (вернее к вечности). Да и Моцарт не только райские напевы. Но о нём в другой раз.
Когда меня просят свидетельствовать о вере, спрашивают, как я пришёл к Богу, я с благодарностью вспоминаю Музыку, и, прежде всего Баха патриарха духовной гармонии. Мне было уже за тридцать, когда я впервые услышал его. Работал я в Харькове, в трамвайно-троллейбусном управлении, в редакции многотиражки «Харькiвський електротранспорт». Редакция располагалась на четвёртом этаже, а на первом, в бухгалтерии, трудился мой товарищ, замечательный поэт Борис Чичибабин. В перерыв мы встречались, читали друг другу последние стихи, обменивались впечатлениями не только о поэзии, но и о жизни, в которой тогда так мало было музыки, гармонии Мы оба чувствовали: недостаёт чего-то. Главного. И мне, и ему.
В тот день перерыв кончился, Борис возвратился к дебету и кредиту, а я всё продолжал думать о душевном балансе, о равновесии, которого мне так не хватало. Я не спешил к пишущей машинке: газету потом доделаю. Вышел на улицу и вдруг услышал необыкновенную музыку, которая лилась из репродуктора, прибитого к столбу. И голос! Точно с неба сошло всё это ко мне: ведь на земле такой музыки не бывает. В душе вспыхнуло: Бах! Наверное, Бах. Потом я узнал, что это была ария Петра «Сжалься» («Erbarme dich») из «Страстей по Матфею». Вернее плач, плач раскаяния. Удивительно, но поет его альт, точно это голос не самого Петра, а рыдания его души.