Если урок был неинтересным, Витька доставал лист бумаги и начинал рисовать «дружеские шаржи» на одноклассников. Он никому их не показывал, тихонько хихикая про себя. А однажды даже получил за это замечание в дневник: «Беспричинно улыбался весь урок».
Мать, прочтя эту явно нервозную запись, только усмехнулась, а вот отца разобрало. Щелкнув Витьку по лбу, он строго изрек: «Смех без причины признак знаешь кого?! Сделай выводы. И чтобы больше в твоем дневнике подобного не видел. В школу ходят не дурака валять, а знания получать! Так что не позорь мою седую голову!»
Ну, про седину, конечно, он загнул. Серебристые волоски только еще начинали кое-где проглядывать на отцовских висках, несмотря на то что экстремальных ситуаций в полетах случалось немало. Но отец об этом рассказывать не любил.
Иногда подобные откровения прорывались у пилотов за «рюмкой чая», когда отец приглашал экипаж на дружеское застолье. Чуткие Витькины уши, как локаторы, ловили каждое слово, каждую незнакомую ему фразу, каждую байку или анекдот в разговоре взрослых. И хоть отец иногда строго поглядывал на него, делая выразительные знаки кивком головы дескать, шел бы в свою комнату, но Витька, будто не понимая, только морщил нос и начинал нарочито раскачиваться на стуле, словно к сиденью прилип.
Дядя Коля заступался за него:
Ну что ты парня из-за стола гонишь? Себя-то вспомни. Что мы тут такого крамольного говорим? А потом, обращаясь уже к Витькиной матери, с какой-то по-детски глуповатой улыбкой просил: Возьми-ка, Любушка, гитару и сыграй нам что-нибудь для души. И первым начинал запевать, но не с куплета, а с припева:
При этом лицо у дяди Коли напрягалось от прилива чувств так сильно, словно сам он в этот момент сидел за штурвалом нет, не маленького вертолета, а огромного лайнера.
На вертолете Витька летал не раз. А вот для Тошки, как в классе все называли Антона, это, конечно, было неописуемой экзотикой. Отца у Тошки не было. Мать работала поваром в столовке. Для него и на машине-то прокатиться еще тот драйв! Когда отец вез их с Тошкой в тот маленький районный городок, где они жили раньше, друг во все глаза по сторонам смотрел. И сейчас вон какое лицо блаженное! Хороший он все-таки парень. Не смотри, что такой же худой, как и он, Витька. Зато в математике сечет что надо! И книг много читает. О чем ни спроси всё знает. В классе его за это все сильно уважают.
Витька взглянул на друга. Тот, подставив и без того смуглое лицо солнцу, кайфовал. Вот-вот задремлет. Но пока не до расслабона. И, взяв в руки сухую соломинку, Витька пощекотал ею Тошкин нос. Тошка чихнул и открыл глаза.
Давай, Тош, палатку ставить да лодку приготовим для завтрашнего перехода по порогу.
Друг, как по команде, вскочил, понимая, что тут, на природе, Витьку нужно слушаться беспрекословно. Он-то, Витька, с четырех лет с отцом по лесам да по болотам шастал. Словом, до мозга костей лесной человек. И костер развести, и палатку поставить, и дров наколоть, и спиннинг кинуть для него раз плюнуть. Мама это знает. Потому и отпустила в путешествие.
Тошка об этой «робинзонаде» своей матери ничего не сказал. Отпросился якобы на дачу к другу на недельку. А когда Витька усомнился, правильно ли друг поступил, Тошка объяснил ему это так:
Я ей обязательно обо всем расскажу, но потом, когда домой вернусь. Если у человека есть мечта и он трезвонит о ней на каждом шагу любому встречному, навряд ли она на сто процентов исполнится.
Но ведь мама не «любой встречный», попробовал возразить ему Витька.
На что Тошка привел весомый аргумент:
Мама будет волноваться и от собственных беспричинных переживаний заболеть может
Тут Витька не мог не согласиться. Резонно, ничего не скажешь. А его родителям и в голову не пришло, что Тошка это дело от матери «засекретил».
Устраиваться на ночлег на островах посоветовал отец: мол, леса вокруг дикие, всякого зверья полно. Конечно, для медведя, например, вода не преграда. Потому и велел им отец всю ночь поддерживать костер.
Витька мысленно строил план их действий. Все-таки здорово, что удалось ему уговорить отца организовать для них с Тошкой эту, как выразилась мама, «школу мужества». Расскажи кому из ребят не поверят. Трое суток в диком лесу, где, как пафосно произнес дядя Коля, подняв вверх указательный палец, «не ступала нога человека», да на порожистой реке, да одним, без опеки взрослых.
Всяких напутствий и ценных указаний, конечно, отец ему вчера вечером надавал. Мол, летом в лесу, сын, не зверей случайных людей бояться нужно. Предупредил о каком-то поселении зэков, что на острове посреди озера находится. Но Витька это мимо ушей пропустил. Озеро-то ведь не на территории парка, а где-то там, в Архангельской области Вспомнив пословицу «у страха глаза велики», про себя усмехнулся: не знал, что и за отцом такое водится А вот его строгому наказу насчет того, что «трёкать» об их путешествии на вертолете никому нельзя, прислушался. Понятное дело: узнает кто, доложит «кому следует», отец с пилотом запросто могут работы лишиться. В авиации порядки строгие. Но в Тошке был на все сто уверен: тот язык за зубами держать умел.
Палатку установили быстро. А когда расположились у костра перекусить и попить чаю, вдруг услышали звук мотора. Сверху по течению к их острову приближалась резиновая лодка. У Витьки разочарованно оттянулась нижняя губа: вот тебе и «не ступала нога человека»! Удрученно взглянул на Тошку. Что друг скажет на это?
Тошка напряженно наблюдал за людьми, что причаливали к берегу. Их было двое: небритый коренастый мужичок, небольшого роста, в энцефалитном костюме, которые обычно выдаются работающим в лесу людям, и парнишка в болоньевой утепленной куртке и джинсах. На ногах у последнего были не сапоги полуботинки, будто собрался на прогулку в город. Витька это отметил сразу. Куда это он так вырядился? Да еще почему-то щека перевязана платком, лицо перекошено болью, взгляд лихорадочный. На парня было страшно смотреть
Проворно спрыгнув на берег, мужик с ходу атаковал их вопросами:
Эй, парни! Чьи будете? Это вас с вертолета высаживали? А когда обратно полетите? Сегодня?
Витька предусмотрительно молчал. Отец просил не вступать в контакт с незнакомыми людьми. Тошка украдкой поглядывал на него, ждал, что он ответит.
Наступила неловкая пауза.
Что молчите-то? Язык проглотили? Ты ведь, наверное, Андрюхин сын? кивнул мужик Витьке. Точно! Вылитый батя! Мы с ним давно знакомы. Продуктами, бензином нас иногда снабжает. Думал, и сейчас к нам на кордон подсядут, а они мимо пролетели. А мне он позарез нужен! У Славки проблема: зуб воспалился. Видите, флюс какой? К врачу бы надо, думаю, коренной зуб тащить придется. Так что бросьте в молчанку играть. Свои мы! Он вас сегодня заберет?
Витька покачал головой и осторожно, с расстановкой, ответил:
Нет может, дня через три.
Мужик даже присвистнул от досады:
Черт побери! Придется назад на кордон возвращаться: ни жратвы, ни бензина с собой не взяли, на вертолет понадеялись. А теперь вот надо будет своим ходом до рыбаков добираться. Сын уже две ночи не спит. И поделом ему! в сердцах махнул он на сына рукой. Говорил ему: прежде чем ко мне ехать, залечи зубы, больниц в тайге нет. Был бы молочный зуб, я б его к дверной ручке ниткой привязал и в момент выдрал. А тут коренной, дело серьезное.
Парню, по всему видно, действительно, было не до чего. Кажется, он никого не видел и не слышал. Держался за щеку рукой. Вид у него был такой измученный, что Витьке стало его жаль.
У нас обезболивающее есть, анальгин, примирительно взглянул он на мужика. Принести?
Ну конечно! Тащи давай! обрадовался тот. А ты, Славка, обратился он к сыну, к костру иди. Я через часик вернусь, и сразу дальше помчим.