Чем она тебе не угодила?
Малыш радостно взвизгнул, из-за чего Мстислав поморщился.
От тож! Чегой-то я?! карапуз двинул ручкой, лавка подъехала к столу, и мальчишка ловко залез на нее, встал, с интересом глядя на доску.
И кто меня надоумил тебя в дом взять? Мстислав тяжко вздохнул. Жил спокойно, и на тебе! Поглупел, наверное.
Малыш задумчиво протянул, разглядывая расположение фигур на доске:
Вы, Хозяин, на себя это того, не наговаривайте! Вы хороший, умный, он закатил глаза, размахивая руками. Кошмар какой умный! Вас все боги почитают, здоровкаются, кланяются в пояс.
Малыш с хитрым прищуром покосился на него, и Мстислав фыркнул.
Ты ври, да не завирайся! Он разгладил кафтан, одернул полы и буркнул: Кланяются, но не в пояс.
Как не в пояс-то?! Сам бог Морок! Хранитель Правды, он споткнулся, заметив, что Мстислав нахмурился, и тут же исправился: Ну, мож, не Хранитель, но точно Страж.
Малыш облокотился о стол, подпер ладошками пухлые щеки и уставился на доску, пробормотав:
Токмо благодаря вам ни один прохиндей к ней даже не притронется, а другим ее узнать еще заслужить надобно.
Мстислав усмехнулся. Льстить Игоша умел. Подобрал Мстислав проклятое дитя на зимнем тракте, так уж малыш горько сетовал, что дрогнуло сердце, пожалело, да и в доме-то все развлечение. Вроде и знаешь, что преувеличивает, а душу-то греет.
Да лишний раз послушать про свое предназначение, пускай и из уст Игоши, тоже приятно. Пятнадцать весен по человеческому летоисчислению прошло с момента, как озвучили пророчество, что Словен в Велер отнес, как Мстислав стал богом Мороком. Не соврала Мокошь, исполнила обещание-то, только горьким оно оказалось, отравленным.
Морок вздохнул, потер лоб, и тут Игоша завопил:
Ты гляди! Гляди, че деется! Решились-таки супротив вас выступить!
По доске заскользила красная пешка. О! Ясуни очухались, пошли в наступление, только кто б им дал: пешку охватило пламя, и сгорела она, словно сухое полено. Мстислав усмехнулся. Так им и надобно. Вотчину-то они ему выделили, только ценой запредельной, поэтому отношений добрососедских не сложилось.
Морок прикрыл чатурангу вышитым рушником и спрятал в деревянный шкаф. Все шаги на сегодня сделаны, все отразились в волшебных фигурах. Ни одна живая и неживая душа не знала, что все ее игры, все желания, все планы коварные отражались на волшебных досках в узоре игры, и хранились доски в пещере под замком Морока. За большинством смотрели помощники, и лишь за избранными Морок лично наблюдал.
Всю подоплеку и суть игр Судьба от него прятала, но когда требовалось от игроков правду скрыть, Морок делал шаг, зная, что и за ним присматривают. Только он не он бы был, если б не придумывал, как запрет обойти и голову под топор не подвести. Несколько досок Морок у себя держал: все они его как-то да затрагивали, но вот одна прямиком касалась.
Резные дверцы скрипнули, притворяясь, шкаф со стеной слился, а на его месте появилось серебряное зеркало. Морок снова поправил полы кафтана, выпрямился высок, статен, пригож собой. Не Словен, конечно же, тот красив, поганец, но тож ничего. Вспомнив брата, Морок нахмурился. Что ни день, то от него неприятности. Вымахал орясина, славу заработал хитрого и удачливого воина, а все такой же мальчишка.
Говорил Морок в свое время отцу с матушкой, предупреждал, так нет же, не послушались, а теперь что ни день, то приключения. Как беда с сестрой двоюродной случилась, так и пошел Словен во все тяжкие. Старшие Боги только ругаются, а сами-то первыми Словена способности используют. Где правду выяснить, где свидетелем выступить, где заверителем договора стать, или еще хуже вещицу заморскую достать. Словен и так то и дело у друзей своих отсиживается, от поручений батюшки отлынивает, а тут на тебе готовое оправдание. Ох, не доведет это до добра! Ох, не доведет! Старшие Боги мальчишку нахваливать нахваливают, только вотчину ему давать не спешат, а время-то идет. Еще немного и Словену только о Слуге богов думать-то и останется, тем более с таким-то поведением. А умения у братца и впрямь полезные. Такие бы на пользу Мороку.
Тут серебряный диск пошел волнами, распахнулся оконцем, и в нем показалась матушка.
Ой, беда-то! Ой, горе-то! А ты, как всегда, и в ус не дуешь, старший брат называется. Я-то думала, старший за младшеньким приглядывать будет, а стало-то?!
Она возмущенно обмахивалась вышитым платочком из тончайшего шелка, что Словен ей от восточных соседей привез умел он радовать матушку.
Морок с унынием посмотрел на Мару и устало спросил:
Что еще? Что стало-то?
Мать руками всплеснула.
Вот! Пожалуйста! Родная кровь тебе побоку. Как богом стал, так мы тебя и видели, матушка приложила платочек к глазам, вытирая несуществующие слезы. Совсем нас забыл. А Словен-то переживает, весь измаялся, места себе не находит. Как к Яге слетает, так и печалится.
Хозяин, Игоша дернул его за штаны и шепнул: Вы ж токмо вчерась у родителей были, а позавчерась скандал с Даждьбогом улаживали, да ключи от зимы, что Словен променял, выкупали. Неужто ваша матушка запамятовала? Мож, у нее со здоровьечком что не так? С памятью?
Из зеркала раздалось шипение, от которого даже Мороку стало не по себе:
Я тебя сейчас самого исцелю от жизни, от призрачной. Ты кого тут хворой назвал?
Морок шикнул на Игошу, задвинул его за спину и улыбнулся матери:
Ну что ты на него внимание обращаешь? Душа проклятая, не разумная, что видит, то и говорит, Мара помрачнела, и Мстислав поспешил исправиться, прости, матушка, не так выразился. Глуп он, служит лишь для развлечения. Так о чем ты хотела сказать? С братом опя в смысле, что-то случилось?
Мать сверлила его голубыми глазами, которые стремительно становились льдисто-прозрачными бельмами. Ему сейчас только скандала не хватало! Похоже, еще мгновение и запихнет она куда поглубже Мстиславу все слова, что вырвались. Вот не умел Морок кружева словесные плести, как Словен, зато иллюзии хорошие получались, туманы-обманы коварные. Но они явно не ко времени, если только не придется быстро от матушки уходить. Ведь не посмотрит на то, что он бог, устроит выволочку.
Так что там со Словеном, матушка?
Имя Словена на Мару всегда действовало завораживающе. Она сменила гнев на милость и ласково протянула:
Сыночек, ты ж не хочешь, чтобы батюшка волновался?
Ох, кажись, надвигаются неприятности. Морок кивнул, не спеша расспрашивать, зная матушку, она сама ему все и выложит:
Солнышко, вот и я о том. Позаботься о Словене, побереги спокойствие батюшки. Лети в Ирий, разберись там по-тихому, полюбовно. Сварог тебя уважает, это он с твоим батюшкой часто цапается, а ты ж у меня мальчик умненький и братика младшенького любишь. Ведь любишь?
Мара посмотрела на него выжидающе, улыбаясь настолько душевно, что аж приторно, отчего Морок невольно скривился. Последний раз, когда он вместо батюшки разбирался с последствиями развлечений Словена, услышал от Перуна столько нелицеприятных слов, что некоторое время хотелось прибить братика. Это ж надо было додуматься и устроить состязание среди Ясуней, подложив им стрелы Перуновы. Раскрывают суть они только в полете, а так стрела-стрелой, обычная. А Словен еще Ясуней в полосу выстроил, по приказу стреляли, все вместе. Кто дальше всех стрелу пустит, тот и выиграет.
Поиграли. Устроили светопреставление с громом и молнией, и камнепадом в придачу. Сначала было весело, пока Перун не пришел. А потом досталось всем, кроме Словена он малой пташкой улизнул, Морок же имел глупость в то время к Сварогу за советом прийти. Посоветовался. Мало не показалось.
А вчерась с Даждьбогом проблемы улаживал. Неизвестно как, но Словен убедил его сыграть на ключи от зимы и выиграл, а потом обменял их на коня волшебного у сына Ярило, сам в Ниппон улетел, а Сварог с Перуном к Мороку обратились. Коня, естественно, забирать не стали, и придраться к Словену вроде не за что все по-честному, но Даждьбог понять не может, как согласился на такую ставку, а сын Ярило винится, что не помнит, как коня обменивал.