«Оставь меня. Я падальщик и хищник.
Ты жизнь не знаешь, и не спорь со мной.
Я твой палач, священник и могильщик», -
Сказал мне ворон с лёгкой хрипотцой.
Он мрачен был, как туча грозовая,
Умён, красив, к себе излишне строг,
Но у него душа была кривая,
Закрученная, как бараний рог.
На голове его была корона,
И знали все, что он был королём,
Но только там, за чёрным горизонтом,
А здесь он стал лакеем и пажом.
И я его, как кошку, приютила,
И руки мне царапал он, как кот,
Но, кажется, я всё же приручила
Его злой нрав, тяжёлый от невзгод.
Жила в душе обиженная гордость,
И день пришёл: встал снова на крыло
И, в сердце победив тоску и робость,
Он улетел неверившим назло.
С тех пор его не видела ни разу,
Но свято верю: где-то есть страна,
Там правит ворон, отдаёт приказы,
Засиживаясь с книгой допоздна.
В одной стране мне повстречался ворон.
Он пересёк бескрайний океан,
На голове его была корона,
В его глазах чернел обсидиан.
Душа
О, как ты красива, душа, в бесконечном полёте,
В белёсом тумане, в дневной беззаветной дремоте
И в танце над пропастью, в жгучих объятиях смерти,
Во мраке ночном или в белых лучах на рассвете.
Прекрасна душа на волнах беспредельного моря,
Когда она прочь улетает за сизые горы,
Когда пробирается сквозь бирюзовые ели
Или летит сквозь колючие злые метели.
Душа невозможна в безводной и мёртвой пустыне,
Но более чем восхитительна в райской долине,
Где вместе с весной бутоном у ног расцветает
И с ветром холодным к седым облакам улетает.
Душа обаятельна в нежности к этому миру,
Харизматична в любви, подобна святому кумиру,
Изящна, красива, как сакуры ветвь, утончённа,
На вечную жизнь, как узник в тюрьме, обречённа.
Душа бесподобна, когда она дышит свободой,
Неповторима, своей восхищаясь породой,
Немыслима в гневе, робка в неизвестности жизни,
Безумна, горда, словно образ, сошедший с картины.
Душа, словно пена морская, легка и прозрачна,
Тверда, как земля, редка, словно шанс на удачу,
Воздушна, как ветер под сводом холодного неба,
Спокойна, как мир внутри старого графского склепа.
Душа не живёт, когда она тонет в печали,
Она умирает, добра не испив из Грааля,
Её своим льдом давит айсберг на севере крайнем,
И хлещет любовь из на сердце открывшейся раны.
О, как ты прекрасна, душа, в тишине и покое,
В прохладе ночной, в пустынном полуденном зное.
В мгновении любви проживаешь ты целую эру,
И что ты исчезнешь однажды, я просто не верю.
Наташа
Был душный август где-то в русском поле,
Но речь не русская звучала вдалеке.
Там было не понять, что воля, что неволя,
Там было лишь кольцо в худой руке.
Как страшен миг сказал вдруг чей-то голос.
Проходит скорбно молодость в бою.
Последняя минута нам осталась
Хоть расскажи историю свою!
Что говорить? Похожа участь наша.
Мы все одно.
Дни наши сочтены.
Скажи-ка мне, что помнишь ты, Наташа?
Что пронесла сквозь эти злые дни?
Задумалась Наташа, глядя в пропасть.
Кольцо на пальце, только не на том,
Мундир в грязи, к себе и к близким строгость
Тут вспомнить трудно что-нибудь одно.
Пусть будет школа светлая обитель.
Прошли года, как будто их нет,
А школа в сердце мой душехранитель.
Так я бы назвала её в ответ.
Там было всё: от детства золотого
До дня, когда взглянула на себя
И не увидела ребёнка озорного,
Лишь будущее, взрослую меня.
Мне в школе друг впервые повстречался,
Любовь впервые встретилась мне там,
И там же душу мне с тобою воспитали,
Ему и ей, тебе и мне Всем нам.
Что хорошо, что плохо, объяснили,
Нам показали, что такое честь,
И в сердце навсегда искоренили
Низкопоклонческую лесть.
Они всё это сделали Как знали,
Что будет день: отложим табеля,
И всех учеников с душой из стали
На бой святой пошлют учителя.
Вот мы с тобой сидим сейчас в окопе
И речь немецкую будь проклят страшный враг!
К несчастью, понимаем с полуслова
А может, к счастью, но назад ни шаг.
Вот мы с тобой с кольцом сейчас на пальце:
Домой не ждут ни мать и ни отец,
Взорвёмся скоро мы в последнем танце,
Возьмём себе билет в один конец.
Не все так делают, Маруся, представляешь?
Не в каждом есть подобной силы дух.
Такую силу люди воспитали,
Зажгли огонь, чтоб в вечность не потух.
Скажи мне, Маша, ты ведь понимаешь,
Что это школа заложила в нас
Бесценнейшие правила морали,
Из стали возвела в душе каркас?
Не все так делают, Маруся, представляешь?..
Не все идут за чёрный горизонт,
Где дым скрывает смерти и печали
Не в каждом, видно, эта честь живёт.
Что говорить? Похожа участь наша.
Спасибо, друг, да только нам пора
Снимай кольцо и в добрый путь, Наташа.
В далёкий путь!
Ни пуха ни пера!
Разговор в саду
По Гефсиманскому саду вдвоём
Шли Иисус и Иуда под весенним дождём.
Стражники ждали их у входа в сад.
Скажи мне, учитель, ты этому рад?
Завтра настанет последний твой день.
Ты станешь не больше, чем лёгкая тень.
Неблагодарные люди забудут тебя,
Всю мудрость твою под землёй погребя, -
Остановившись у старых ворот,
Сказал Иуда Искариот.
Сегодня за деньги я продал тебя.
Скажи, учитель, ты ненавидишь меня?
Покачал головой Иисус из Назарета.
И не жди от меня на вопрос свой ответа.
Ненависть сильное чувство, мой друг,
Для моего сердца это невыносимый звук.
Надеюсь, что деньги, что ты получил
От первосвященников, иудейских светил
На благо пойдут тебе, мой ученик.
Услышал это Иуда и сразу поник.
А добрый учитель стоял под дождём,
Глаза от воды закрывая плащом,
Мелодию под нос себе напевал
И мыслям своим с тихой грустью кивал.
Иуда покинул предутренний сад.
Христа заковал полусонный солдат,
И тут же, у Гефсиманских ворот
Повесился Иуда Искариот.
Когда-нибудь, когда я стану взрослой
Когда-нибудь, когда я стану взрослой,
Ко мне придёт мой сын, ещё подросток.
Он подойдёт ко мне и спросит тихо:
«Скажи-ка, мама, ты когда-нибудь любила?»
«Естественно, сынок, скажу ему.
К чему ты спрашиваешь, только не пойму.
Ты, может, полюбить успел кого-то?»
«Да, мама. Чай с ароматом бергамота,
Свет рыжей лампы на моём столе,
Дождливые разводы на стекле,
Учебники, тетради, мой пенал,
Мяч, во дворе который я пинал,
Потёртый и поношенный рюкзак,
По выходным билеты в зоопарк,
Ночами улиц ярко-жёлтый свет
И девочку, что я люблю уже семь лет.
Ты знаешь, мама Я слышал разговор:
То был между друзьями жаркий спор.
Они хвалились, что уже два года
Бессменно любят одного кого-то,
А я не понял их, ведь для меня семь лет
Ничтожно малый срок. В них чувства нет,
Иль это я с поломанной душой
Не подхожу под мировой шаблон?
А может, странного нет в чуде ничего,
Не редкость тот, кто любит глубоко,
И я обыденность, которых миллион,
А моё чувство далеко не эталон?
Скажи мне, мама, неужель и ты
Спустя два года огненной любви
Её, как вещь, как сон, легко забыла?
Скажи-ка, мама, ты когда-нибудь любила?»
И я ему скажу: «Конечно, сын.
Ты видишь, из груди струится дым?
То бьётся сердце в пламени любви,
В чьей верности я клялась на крови.
Когда я в твоём возрасте была,
Забыть любовь я тоже не смогла,
И все вопросы, что мне задал ты,
Я спрашивала у своей судьбы.
Быть может, что и я тогда сломалась,
В далёком прошлом навсегда осталась,
И вот теперь, без денег и без карт,
Не подхожу под мировой стандарт.
Да, тяжело любить кого-то
Не то что чай с ароматом бергамота!
Пойдём, сынок, нас ждут ещё дела,
Что жадная любовь не отняла»
Один на восемь миллиардов
Поспорили однажды строгий разум
И пламенное сердце о любви.
Один твердил: любить им ещё рано,
Другой скулил от страха и тоски.
Они повздорили немного не без дела,
И спор затеяли они не просто так:
Была душа, что их двоих задела,
Обоим подала заветный знак.
И сердце загорелось, словно факел.
Оно взбесилось, будто дикий зверь,
Оно оберегало, словно ангел,
Оно открыло запертую дверь.
Любило сердце чисто, бескорыстно
И даже не ждало любви в ответ.
Да, это сердце было ненасытно
Спустя и многие десятки долгих лет.