Я, однако, останавливаюсь и спрашиваю: зачем эта инквизиция? Имеет это педагогическую цель? Содействует умственному развитию учащихся?
Другая сцена. Иващенко показывается вдали. Вдруг крики: «Заговорить, господа, заговорить сегодня! Трудный урок; к будущему разу приготовим, а теперь заговорить!» Следует описанная сцена схода с кафедры, сморканье. «Михаил Кириллович, начинает с некоторой нерешительностью в голосе один из любимцев Иващенки, сегодня ждут государя». «Кто это вам сказал?» медленно отчеканивает Иващенко. «Да, государь уже был в I гимназии, а вчера в N корпусе. В корпусе всех распустили на три дня». «Ну, положим, не на три». «Нет, говорят на три. уже смелее возражает ученик. Там не так, как у нас, там всегда не на один, а на несколько дней отпускают». «Ну, зато там и работают меньше». «Отчего же меньше?» «А вот отчего»
Лицо Иващенки вдруг изменяется: морщины сходят со лба, губы из сомкнутого положения переходят в натуральное, показываются даже два ряда мелких, не особенно чистых зубов, и вообще гуманное настроение овладевает не только чертами лица, но даже туловищем и конечностями. Начинается рассказ о Школе Гвардейских Подпрапорщиков, где воспитанники учатся плохо, избалованы, распущенны и пр. и пр.
Весь класс оживляется, ухмыляется; устанавливаются совершенно новые, непривычные отношения между учениками и учителем. Кто получал единицы и нули, внезапно становится храбрым и говорит с ним запанибрата. Казалось бы, топни Иващенко ногой, сдвинь бровь и произнеси глухо «пойдёт к доске» и сцена мгновенно бы изменилась, ясное небо заволоклось бы тучами. Но нет: Иващенко продолжает рассказывать. Слышится звонок. Иващенко все увлечён. Так бы шло все дальше своим порядком. Если бы ученики, совершенно уже расхрабрившись, не вздумали стучать, кашлять, издавать разные звуки.
Чем объяснить иначе эти крайности поведения Иващенки, как не взбалмошностью его дикой натуры, непониманием с его стороны азов науки воспитания! Вероятно, Постельс (директор Т.П.) не знал всех проказ Иващенки, а то бы не прослыл великим педагогом
А.С. Вирениус, 1840-е н. 1850-х гг.
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1881. Вып. 2. С. 10 11.
***
«После Ф.Ф. Эвальда остался в гимназии пользовавшийся не меньшею славою хорошего учителя математики Мих. Кир. Иващенко, у которого я учился в 4-м классе. У Иващенко не было того тонкого юмора, которым умел Эвальд разнообразить свои уроки, но зато была какая-то несокрушимая логика в его объяснениях урока, заставлявшая следить за этими объяснениями не только хороших, но и средних учеников. Помню очень хорошо, как я, плохой математик, вообще, ловил плавное, ровное объяснение теории уравнений, так как у Иващенка была метода тут же заставлять продолжать свое объяснение словами: «А затем» Всякому хотелось уразуметь следовавшее затем и Иващенко пробыл в гимназии при мне недолго; в начале 1851 г. его перевели директором Могилевской гимназии, конечно, по предстательству Мусина-Пушкина, который, не смотря на свои грубые отношения к учащим и учащимся, ценил хороших учителей».
1850-е гг.
Лазаревский А.М. Отрывки из биографии // Киевская старина 1902. Т. 77. 6. С. 490.
КАТТЕРФЕЛЬД
Учитель немецкого языка и гувернёр С.-Петербургской губернской гимназии (? 1821 гг.).
Курганович А.В. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской второй гимназии. Ч.1. СПб., 1880. С. 128.
ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 2586
Гувернёр, «с изящными манерами и приятной наружности немец».
1810-1820-е гг.
Воспоминания А.Ф. Поздеева
Курганович А.В., Круглый А.О. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской Второй гимназии. СПб., 1894. Ч. 2. С. 8.
ЮЛИЙ ИВАНОВИЧ КЕММЕРЛИНГ
Учитель немецкого языка Второй гимназии в 1844 1851 гг.
Курганович А.В., Круглый А.О. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской Второй гимназии. СПб., 1894. Ч. 2. С. 359.
«Индифферентно относились <> к разным французам и немцам. Выключаю, впрочем, одного немца Кеммерлинга. Немец этот заимствовал ли он от какого-либо камрада или сам сочинил метод обучения во всяком случае отличался от всех немцев тем, что достигал баснословных успехов от учеников. К этому ещё особенность: ученикам-немцам ставил зачастую единицы, а ученикам-русским четвёрки. И вот, благодаря методу и здравомыслию Кеммерлинга очень многие гимназисты выучивались немецкому языку в стенах заведения, то конечно составляет величайшую редкость в летописях отечественного образования».
А.С. Вирениус, 1840-е н. 1850-х гг.
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1881. Вып. 2. С. 11 12.
ИВАН БОГДАНОВИЧ КЕСТНЕР
Сын учителя. Родился в 1779 г., службу начал в 1808 г. преподавателем французского языка в Первом Кадетском корпусе. В 1817 г. вышел в отставку, в 1821 г. поступил гувернёром в пансион С.-Петербургской губернской гимназии. В 1822 г. стал помощником инспектора и членом Хозяйственного комитета, в 1827 г. преподавателем немецкого языка и помощником директора. В 1831 1834 гг. инспектор Второй гимназии. В 1833 г. за «примерно-деятельное» исправление своих обязанностей был награждён 1000 руб. В 1834 г. оставил службу при гимназии.
Курганович А.В., Круглый А.О. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской Второй гимназии. СПб., 1894. Ч. 2. С. 299, 354, 359.
«На инспекторов в моё время не везло гимназии: при поступлении моем инспектором был Ив(ан) Богд(анович) Кестнер; он плохо читал по-русски и сомневаюсь, чтобы обладал какими-либо специальными познаниями; по крайней мере он только проходил чрез наш класс, но никогда не останавливался, чтобы наблюсти за преподаванием и послушать ответы учеников <>.
Иногда инспектор Кестнер проявлял свою деятельность наблюдения за преподаванием, которая состояла в том, что по субботам приходил в класс, брал список и вызывал тех учеников, которые отличались леностью и шалостью и отводил их в шинельную, где у сторожа Парусова (отставной солдат гигантского роста) всегда были готовы скамейка и розги. Экзекуции подвергались только некоторые из вызванных, над которыми особенно любил практиковаться инспектор Кестнер; остальные вызывались только как свидетели экзекуции, считались кандидатами для зачисления в состав действующих лиц. Чаще всего по субботам доставалось ученику Московскому. При подобных случаях иногда происходили курьёзы: так однажды ученик Яроцкий Александр что-то сильно пошалил и было это среди недели; приходит в класс Иван Богданович Кестнер, приказав предварительно Парусову приготовить скамейку и розги, вызывает Яроцкого, тот в слезах упрашивает пощадить его; но грозный инспектор неумолим; вслед за Яроцким инспектор вызывает Московского, Бочкина, Половинкина, Беляева и других им подобных, отправляется в шинельную, где Парусов уже ожидает своей жертвы. Но каково же было изумление всех, когда, по приходе в шинельную, инспектор объявляет: «Московский, раздевайся! А ты, Яроцкий, смотри как будут сечь и в другой раз не шали, а то и тебе также достанется». Московский с изумлением восклицает: «Помилуйте, Иван Богданович, да я ничего не сделал!» На это инспектор отвечает: «Тебе не привыкать стать, а Яроцкому будет стыдно смотреть, как секут».
А. Родионов, 1832 1840 гг.
Пятидесятилетие 2 С.-Петербургской гимназии. СПб., 1880. Вып. 1. С. 10, 6.
АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ КУРГАНОВИЧ
Сын священника, учился в Виленской семинарии; в 1853 г. окончил Главный Педагогический институт со званием старшего учителя гимназии и серебряной медалью. С 1853 по 1884 г. служил учителем словесности в С.-Петербургской Второй гимназии. Одновременно преподавал в Строительном училище Главного управления путей сообщения и публичных зданий.