Ливень и не думал прекращаться. По улице мимо задумчивого Фаренгейта с характерным лязгом стальных колес неторопливо проехал старый трамвай, в окнах которого были видны размытые силуэты пассажиров, чьи тени как-то театрально ложились на мокрый асфальт.
Пока по улицам ходят трамваи все мы еще живы, повторил услышанные однажды слова герой, осознав, что с ними было трудно не согласиться.
Ступая сквозь стену холодных капель дождя, Фрэнк в промокшей шляпе из вереницы воспоминаний возвратился к настоящему только тогда, когда вдали показался шпиль залитой кружевом мерцающих огней Эйфелевой башни. Горожане были осведомлены, что огни на башне время от времени зажигались сами собой, точно неведомая сила решила великодушно украсить гроб умершей цивилизации.
Фаренгейт в длинном пальто вышел к утопающей в красной листве осенних деревьев округлой площади, над которой величественно и монументально возвышалась громада Триумфальной арки. Белый мрамор грандиозного строения был накрыт огромным полотнищем цвета флага старой Франции, увековечив память или скорее закат этого государства. Вокруг площади всюду растянулись веранды уютных кафе и небольших ресторанов, где подавали блюда из довоенного меню, посетители уже поспешили скрыться от дождя под крышами помещений, оставив после себя только стулья и столы с промокшими тканями белоснежных скатертей, бессмысленно горели лампы, между которыми перемещались фигуры официантов в опрятных одеждах.
Молчаливый Фаренгейт, стоя спиной к своду укрытой потемневшим трехцветным полотнищем Триумфальной арки неподвижно, вслушивался в монотонную мелодию дождя. Капли стучали по лужам на брусчатке, где уже давно не ездили машины. Застывший посреди площади герой без явной причины пустыми глазами всматривался в широкие окна шумных заведений, раз за разом наталкиваясь на улыбки на лицах посетителей. Фрэнк нашел себя тоскливым, но сразу поспешил себя в этом упрекнуть:
Мне казалось, я уже позабыл, что такое тоска по ушедшим навсегда временам, счастью, запечатленному в этих годах, словно все это для меня разом вовсе перестало существовать.
Мужчина усмехнулся собственным мыслям и зашел в ближайшее заведение в угловом доме, название которого он, как обычно, не запомнил. Немногословного героя встретили сдержанные интерьеры полные гостей в вечерних нарядах, убранства показались ему сравнительно приятными, и Фаренгейт с проседью в темных волосах оставил верхнюю одежду в гардеробе, после устроился за столиком в мрачном углу. Казалось, словно он сам не знал, почему предпочитал оставаться на некотором удалении от празднества, оплаченного деньгами посетителей, будто бы находил в этом добровольном отшельничестве особенное удовольствие, или попросту уже и не мог жить иначе.
Не более чем холостяцкая привычка, одернул себя иронично Фрэнк, мысленно переживая обстоятельства минувшего дня. Неужели безумная езда настолько удовлетворяет жажду скорейшего самоубийства?
Фрэнк уже хотел возразить себе, но был прерван подошедшим к его столику в мрачном углу официантом, которым на этот раз оказался юноша, по сути, мальчишка.
Чего наш дорогой гость пожелает заказать? начал не сразу учтивый официант, что почти наверняка имел паспорт верноподданного: уж слишком его манеры отличали его от современников.
Преисполненный тоскливой задумчивости гость в простой рубашке еще несколько мгновений не мог выговорить ни слова, лишь раздавшееся в зале пение смогло вернуть ему ясность ума.
Может, порекомендовать вам что-нибудь? осторожно предложил после непродолжительной паузы юноша.
Не откажусь.
Мальчишка одним движением своих тонких рук изящно убрал меню за спину, словно просьба посетителя не могла терпеть наличия этой формальности, а должна быть удовлетворена чистым сердцем и лучным предпочтением официанта, тот произнес еще несколько слов.
Воображения Фаренгейта хватило только чтобы заказать стейк и бутылку довоенного вина, рекомендованного бесхитростным мальчишкой. От обыкновенности своего выбора герой даже поймал себя на мысли, что растворенные в розовом сахаре вещества могли запросто вызвать у него привыкание, заставляя его снова и снова возвращаться к этому эльфийскому напитку. Этим вечером все было несколько иначе.
Официант в форменном наряде удалился, оставив Фрэнка наедине со своими мыслями в мрачном углу, откуда открывался вид на маленькую сцену в центре помещения, куда были устремлены взгляды других посетителей. Фрэнк только сейчас смог расслышать прекрасный голос певицы, сопровождаемый незамысловатой мелодией. Одинокий герой сразу узнал ухоженные светлые волосы, неповторимую полуулыбку и стан встреченной по возвращении в город незнакомки. Она была одета в роскошное вечернее платье, а ее немолодой компаньон, пианист, которому шел уже пятый десяток во фрак.
Было трудно ее не признать.
Простой гитарный мотив, издаваемый последним членом трио прямоходящим котом с белоснежной шерстью, зазвучал уже после того, как к столику Фрэнка возвратился другой официант с заказом. Блюз и блеск софитов нисколько не помещал размышлениям задумчивого героя в дальнем углу. Фаренгейт запивал тающее на языке мясо сладковатой смесью, что, в действительности, очень сильно напоминала вино из довоенных запасов, хотя оно и было разбавлено.
Утонувшие во мраке посетители за столиком впереди что-то оживленно обсуждали. Сидевший вместе с юной спутницей, волосы которой были собраны тонкой заколкой с драгоценными камнями, мужчина осмелился отпустить нелестный комментарий в адрес пушистого музыканта:
Очень недурно музицирует, учитывая, что еще совсем недавно он был способен разве что пугать мышей и нежиться в постели в ожидании возвращения хозяина.
Ты, как и всегда, недобр к обслуге, дорогой, коротко ответила девушка, ее безучастный вид выдавал в ней полное равнодушие ко всему вокруг, а в особенности к словам мужчины, тот снова неодобрительно замолчал.
В следующее мгновенье Фаренгейт разглядел тонкую полоску сигаретного дыма, тянущегося от столика с уставшими гостями в костюмах одного цвета, и мысленно усмехнулся, ведь полагал, что в зале было строго запрещено курить.
Герой с должным наслаждением расправился с ужином в тарелке перед собой, поймав себя на мысли, что его в таком невзрачном наряде могли сюда вовсе не пустить. Мятый галстук все также лежал в кармане.
Все, что осталось от меня прежнего, безучастно произнес Фрэнк.
Поздние вечера, когда собственные размышления по странной причине становились предельно откровенными, будто бы именно в эти часы перед человеком приоткрывалась тайное знание, Фаренгейт проводил в подобных заведениях, ведь по большему счету спешить ему было некуда. В скромной квартирке на чердачном этаже можно было запросто умереть от тоски, не найдя себе достойного занятия, а компания Эрика за эти годы уже порядком наскучила, равно как и беседы с Олафом в «Вавилоне». Хотя иногда Фрэнк подумывал навестить уже престарелого профессора Рене Локампфа, однако в конечном итоге все равно предпочел топить внутреннюю пустоту в одном из шумных заведений. Фрэнк знал, что снова не запомнит названия, но это допущение его нисколько не волновало.
Разве во всем Париже пусть и после конца света недоставало мест, куда отовсюду стекались заблудшие души одиночек? проронил безмолвный герой, с безмерным трепетом прислушиваясь к словам, доносящимся до него со сцены.