Иван Рубин
От Валентина до Валентина
14-го февраля праздника не чувствовалось. День был скучный и серый. С низкого неба косо летела колючая крупа, собиралась в закутках тротуаров, образуя подвижные снежные языки.
Девушка в красном пальто торопливо миновала двери вокзального зала с турникетами и, мельком глянув на табло с расписанием электричек, быстро зашагала к отправлявшемуся поезду. Через плечо алую ткань пересекал тонкий черный ремешок сумочки, на ногах блестели высокие черные сапоги на среднем каблуке. Голову от снега прикрывала вязаная черная шапка, прикрытая сверху широким капюшоном. В руке девушка держала розовую коробочку с тортом.
Электричка издала прощальный звук «псс-с-с-сссс!». Девушка метнулась к первой открытой двери и заскочила внутрь вагона. Редкие пассажиры последнего вагона с интересом разглядывали яркую девушку, оценивая и ее саму, и ее не совсем обычный в городской серости наряд. Она, не задерживаясь, прошла через тамбур в следующий вагон. Там уже не воняло туалетом, вагон отапливался, и некоторые пассажиры даже сняли шапки. Народу было заметно больше, но свободные места еще оставались.
Девушка прошла в дальний конец вагона и села к окну, пристроив тортик на коленях. Поезд дернул и за заледенелым стеклом медленно поехали назад соседние электрички и обшарпанные вокзальные постройки. Девушка выдохнула и, усевшись удобнее, наконец расслабилась. Ехать было около сорока минут.
Мариночка! с дивана на другой стороне вагона поднялась симпатичная невысокая женщина лет тридцати. Я тебя не сразу увидела. Сидела спиной и узнала, только когда ты прошла мимо. Рассказывай, как дела, что нового на работе? Есть ли подвижки с личным? Не виделись почти с позапрошлых выходных! женщина пересела на свободное место возле «Мариночки».
Женечка, привет, дорогая! Все нормально. Работаю. Новые фасоны разрабатываю. Если дело пойдет, к осени, может, опять в заграницу отправят.
Мариша, ты, я смотрю все хорошеешь, по загранкам начала кататься. Скоро родной деревней брезговать начнешь.
Что ты, Женя, как брезговать? Я только-только подниматься стала. Вот заработаю, может маме дом отремонтирую или новый построю. Москва, конечно, затягивает, но лучше нашей Зарубы я пока ничего не нашла.
Ухажер к себе не зовет?
Некуда к нему. Ты же знаешь, он у бабки живет, а там условия совсем никуда. Но он хорошо зарабатывает. Обещает скоро скопить и отстроить нормальный дом.
Завязался разговор о жизни, о планах, о ценах и зарплатах.
Марина молодая, симпатичная, кареглазая брюнетка двадцати пяти лет. «Москвичка» из большой подмосковной деревни Зарубино. Господь одарил её красивым лицом и привлекательной фигурой с заметной грудью и широкими бедрами. Пять лет назад она закончила учебу в техникуме и теперь трудилась конструктором-модельером на швейной фабрике. Свое выделяющееся из общей серой массы пальто Марина раскроила и сшила после работы на фабричных станках и машинках. Владелец фабрики не возражал, чтобы работницы пользовались оборудованием. Он придерживался концепции: «коллектив семья». Что-то японское.
Марина не была замужем. Может и была бы не против, но пока не складывалось. Пока училась в техникуме, были любови, встречи-разлуки, но прыщавых одногодков соблазнили и разобрали более нетерпеливые подруги. Да и было-то этих кандидатов в женихи всего два с половиной. Техникум женской направленности и в группе из двадцати человек учились только три мальчика. Короче говоря, во время учебы пасьянс не сошёлся. А уж на бабьей швейной фабрике из мужчин были только директор да главный технолог. Эти и по возрасту, и по социальному статусу женатых старпёров в мужья никак не годились.
Случались мальчики с дискотек. Эти телом пользоваться не брезговали, но даже от намеков на замужество бледнели и начинали заикаться.
Год назад на ВДНХ Марина случайно познакомилась с домодедовским жителем Игорем. Игорь был высок, усат, неплохо развит физически. Любил ту же музыку, что и Марина. С ним можно было обсудить новинки рока и попсы. Игорь работал автослесарем и на свою зарплату одевался модно и молодёжно, с лёгкостью тратился на дискотеки и концерты, при этом производил впечатление адекватного, устойчивого во взглядах человека.
Игорь говорил о женитьбе как о необходимости для любого нормального мужчины. Заявлял о планах на двоих или даже троих детей. Был готов в ЗАГС в любое время, вот только просил отсрочки на накопление достаточной суммы, чтобы можно было приступить к постройке дома для будущей большой семьи.
Пока же Игорь жил в доме своей бабки. Это была маленькая избушка из бруса в частном секторе Домодедова. Жить молодому человеку в ней было можно, но приводить туда молодую жену и растить детей на печном отоплении, с душем в виде тазика и чайника, а также с замечательным сортиром в дальнем углу участка было как-то не очень по-современному.
Игорь был нежен с Мариной, но в то же время не проявлял робости и неуверенности. Марина чувствовала в нем настоящего мужчину, берущего свою женщину как лев добычу решительно и бескомпромиссно. Марине нравилась эта ласковая мужественность и заявляемая готовность стать опорой для их будущей семьи.
За слегка оттаявшими окнами вагона замелькали серые стены домодедовских предприятий. Поезд замедлил ход, приближаясь к станции.
Давай, Женечка, я здесь выхожу. У нас с Игорем сегодня праздник первого поцелуя, правда, он об этом наверняка не помнит. Будем совмещать личный и общенародный праздники. Завтра к обеду буду дома, если не против, заходи поболтаем, Марина подхватила свой тортик и направилась к выходу в тамбур.
Пока-пока, милая, прощебетала Женя, помахав ручкой, будешь дома, зови на новости.
Марина вышла. Быстро протолкнувшись через турникет, побежала на остановку автобуса. Удача сегодня сопутствовала автобус дождался её и тут же тронулся.
Зимний Домодедово скучный город. Снежная каша на тротуарах и дорогах, серые кирпичные дома вдоль центральной улицы, бесконечные грязные стройки, скрывающиеся за неопрятными заборами и бескрайние домики, домишки, избушки, спрятанные в массивах «частного сектора» позади пятиэтажек и строек.
Строительный бум в начале «нулевых» у частников еще не наступил. Большие двухэтажные дома-коттеджи высились редкими айсбергами среди моря неопрятного и дешёвого жилого мусора.
Автобус остановился и открыл двери. Из пропахшего бензином и резиной нутра Марина и несколько попутчиков вышли в сумерки и метель. Каждый направился в свою сторону. Марина свернула в проулок и скоро ее алое пальто растворилось в летящем снеге.
В окнах утопавшего в сугробах домика Игоревой бабушки света не было. Игорь, наверно, или отсутствовал, или спал после смены. Марину он ждать не мог, так как они договорились встретиться только завтра, а сегодняшний вечерний сюрприз был чисто Марининой идеей.
Марина потянула дверь. Оказалось не заперто. Она прошла в темный коридор и, не разуваясь, направилась в комнату. В сонной тишине дома из комнаты отчетливо доносились ритмичные скрипы раскладного дивана, сопровождаемые тяжелым сопением и негромкими стонами.
Марина опешила. Ей показалось, что она по ошибке в темноте зашла не в тот дом и даже в первый момент инстинктивно отпрянула назад, словно стремясь незаметно уйти. Но секундный морок прошел и она решительно, как в крещенскую ледяную купель, шагнула в комнату.
Над диваном белели белые женские разведенные колени, между которыми суетливо подпрыгивала чуть более темная Игорева задница. С появлением Марины движения и звуки прекратились. Голос Игоря прохрипел: «Кто там?»