Вот оно падение генералов! И в последнем госперевороте двадцатого века, как, впрочем, и в первом, генералы Аргентины явятся проводниками интересов не своей страны и не своего народа, на деньги которого существуют.
Что же касается прочих слов определения данного режима, то попытаемся разобраться в их смыслах. Корпоративизм это политическая, экономическая и социальная доктрина. Возникла в Европе в середине девятнадцатого века и делала ставку на создание корпораций по типу производственных объединений (гильдий) доиндустриальных обществ с утопической надеждой на взаимно благожелательное сосуществование хозяев и наёмных работников для достижения единой цели получения продукта. Модель, слабо доказавшая «семейственность» на фоне эксплуатации в мелких производствах, совершенно несоответстовала эпохе крупных и тем более транснациональных компаний, где никакая «семейственность» просто не могла иметь места. Предполагаемая «социальная гармония» на фоне гармонии производственной была абсолютно утопичной. Утопия устранения социальных конфликтов за счёт «производственного единства» берёт своё начало в доктрине католической церкви, поддержавшей права трудящихся создавать профессиональные союзы в гармонии с работодателями и правительством. И получила наибольший расцвет в период между Первой и Второй мировыми войнами, когда к католическому корпоративизму присоединился так называемый «авторитарный корпоративизм», то есть умильно-мирное существование нации под опекой национального «патрона». Образцом такого режима был фашистский режим Муссолини в Италии. Авторитарный корпоративизм применялся в Португалии, Австрии, Германии, Испании (диктатура Франко). Путём применения незамысловатых методов принуждения наёмных работников к «дружбе» с работодателями в рамках искусственно созданной по профессиональному признаку корпорации капитал пытался устранить нарастающие по мере укрупнения производства социальные конфликты. «Корпоративное государство» характеризовалось подавлением профсоюзной свободы и вмешательством военных в значительную часть экономических и социальных вопросов, причём далеко не в пользу трудящихся, интересы которых такое государство якобы представляло. После Второй мировой войны корпоративизм был полностью дискредитирован, поскольку его ассоциировали с побеждённым германским фашизмом. Фашизм как явление возникает всегда в период экономических трудностей государства, когда людям, особенно молодёжи, практически перекрыты все пути самореализации в обществе, что порождает и низкую самооценку, и неориентированный протест. Хитрость властей заключается в том, чтобы протест этот сориентировать, создав иллюзию национального единства за счёт противостояния избранному врагу. В качестве врага может быть избран и народ соседнего государства, особенно если на него планируется напасть с целью грабежа, и та часть собственных граждан, которая не согласна со слепым подчинением власти. За счёт унижения врага, разрыва всех ментальных связей с ним власть поднимает самооценку людей, её поддерживающих, заставляя их забыть, что они являются просто орудием, когда бесталанная власть не в состоянии найти рациональных экономических решений кризисной ситуации. Объявляя своих сторонников «лучшими» по критериям, например, Урибуру, или любым другим удобным власти критериям, власть, в силу мнимого превосходства, даёт этим людям неподсудность и права на практически любые выгодные власти действия, даже объявленные всем предыдущим развитием человечества как варварские или не соответствующие нормальной психике. Решение любых экономических проблем государства при фашизме является чисто и тупо силовым. Вот почему подобные методы управления так привлекательны для военных. Но населению фашистских стран не стоит заблуждаться насчёт лояльности правительств в свой адрес, даже если агрессия фашистов направлена вовне. Крупный капитал жаждет подчинения независимо от места происхождения или проживания человека. Фашизму, как инструменту подавления, всегда нужен враг. Мобилизуя население на защиту интересов крупного капитала, фашизм выдаёт их за интересы национальные. Вот почему фашистские лидеры, как правило, хорошие ораторы. Им нужно убедить людей в вещах далеко не очевидных.
Прекрасными ораторами всегда были и лидеры притивоположного фашизму коммунистического движения, выдвигающего на первый план именно равенство прав всех людей Земли. Утопическая идея о том, что, предоставив права неимущим, общество придёт к естественной гармонии, которую не нужно будет отстаивать принуждением, берёт начало с идей масонов и уже разбилась об историческую реальность.
Интересным в случае Аргентины является тот факт, что именно Доминго Перон, не будучи коммунистом, явился основным противником для аргентинского фашизма. Именно благодаря подъёму на знамя своего движения интересов прежде всего трудящихся, их профсоюзов и объединений, он вызвал столь яростное сопротивление своим методам управления государством. Что ещё раз указывает именно на экономическую подоплёку всех переворотов и на истинные корни фашизма как цепного пса крупного капитала.
В теории неокорпоративисты хотели, чтобы существовала некая палата представителей как профсоюзов, так и предпринимателей. На практике же сотни приверженцев радикальной партии были арестованы, малейший проступок карался заключением, забастовки были приравнены к тяжким преступлениям. Урибуру установил жёсткую систему приоритетов госрасходов, чтобы не объявлять дефолт по внешним долгам. Более того, он должен был противостоять постоянным задержкам зарплат госслужащим, в которые втянулось правительство. Для этого были назначены новые налоги на торговые сделки, доходы и топливо, выросли также тарифы на госуслуги. Все социальные работы были заморожены, за исключением строительства элеваторов, которое препятствовало вывозу зерна за рубеж и снижению цен на него. Урибуру стремился заменить Конституцию и демократическую систему такой, в которой политический курс определялся бы не индивидуальным голосованием, а мнением корпораций, в частности корпораций работодателей и профессиональных ассоциаций, среди которых профсоюзы были бы второстепенным действующим лицом и, кроме того, должны были быть подвергнуты идеологической чистке. В речах диктатора постоянно упоминалась необходимость восстановления порядка иерархий. Однако, в отличие от европейских фашистов, аргентинские правые считали ключом к своей системе армию, а не военизированные организации. Это уменьшило риск расправ над мирным населением во имя политической власти.
В марте 1931 года Урибуру принял одного из тех самых «лучших», на которых ориентировался, а именно Эдуарда Виндзорского, принца Уэльского и наследника британского престола, с которым посетил военную базу Кампо де Мажо в провинции Буэнос Айрес, Национальный ипподром и морской курорт Мар дель Плата. Всё это в честь открытия Британской выставки искусств и промышленности на территории традиционной сельскохозяйственной выставки в Палермо. «Лучшие» никогда не приезжают просто так: Аргентина заключила с Британией договор, который гарантировал экспорт мяса в обмен на значительные экономические уступки Аргентины. Среди этих уступок выделяется передача всех средств публичного транспорта Буэнос Айреса совместному предприятию под названием Транспортная Корпорация города Буэнос Айрес.