То самое.
Если дар не обманул, место то самое. Нужное. А этот мешается.
Надо будет побеседовать. Не с самим княжичем, с этим говорить бесполезно, но должен быть среди его челяди кто-то, поставленный следить. Вот пусть и следит. А то и вправду прибьют ненароком, нехорошо может получиться. Неудобно. Расследовать придется. А у него другое дело.
Машина замедлила ход.
Тоже интересно, старая, снаружи выглядит едва ли не развалиной. Кузов местами в пятнах ржавчины, кое-где краска слазила лохмотьями, а мотор работает ровно. И сам автомобиль мягко идет.
Не все тут просто.
Да.
Он поймал в зеркале обеспокоенный матушкин взгляд. И покачал головой. Странно, но и вправду отпускало. Такого с ним не случалось прежде, чтобы головная боль, накатившись, вдруг передумала и отползла. Бекшеев осторожно повел головой влево. Вправо. Прислушался.
Надо же
Что-то не так? Зима повернулась к нему.
Слегка укачало по пути, почти не соврал Бекшеев. И добавил: Я поговорю, чтобы этого клоуна убрали с острова. И да, компенсацию он доплатит.
Почему-то посмотрели с умилением, как будто он глупость ляпнул.
Может, и вправду глупость.
С паршивой овцы Бекшеев не договорил, поняв, что все звучит как оправдание. И уставился в окно. Это главная улица?
Точно. Рыбацкая. Есть еще Малая Рыбацкая. И Западная Рыбацкая.
А Восточная?
Собирались строить, но там всего один дом. Она помолчала и добавила: Мой. Улицы не вышло. Поэтому только номер.
А так бывает? Как же письма писать. Или посылки? удивилась матушка.
Да все одно в контору пришлют, а там все всех знают. Почтальон и донесет, если надо.
Действительно.
Здесь довольно чисто. Молчать было невыносимо, а говорить не о чем, и Бекшеев уставился в окно.
И отметил, что дверцы тоже не дребезжат. У того лакового такси, что отвезло их к пристани в Лазурном, дребезжали. А тут вот нет.
Улица и вправду чистая.
Широкая мостовая. Камни подогнаны плотно друг к другу, и машина идет мягко. Бордюр выкрашен белой краской. Тротуары неширокие, но кому здесь гулять. Разве что куда-то спешила солидная, в тяжелой шубе и цветастом платке, дама. За нею следовали две попроще.
Служанки? Дочери?
Женщины остались позади.
Дома невысокие, в один этаж. И раскинулись, словно норовя дотянуться друг до друга. Одни побольше, даже с колоннами имеются. И с балконами. Другие простого виду. Третьи вовсе серые некрасивые кубы, словно из камня наспех вытесанные.
Там вон градоправитель живет и доктор наш, но его никогда на месте нет.
Почему? Матушка даже обернулась, запоминая уютного вида особнячок.
Так работы много. Зима пожала плечами. Его вечно то туда, то сюда Он писал, стало быть, чтобы кого прислали в помощь.
И как?
Прислали. Двоих. Один спился в первый же год. Второй сбежал. Хотя наши его не обижали. Честно.
Это как-то
Тут мало кто приживается, только Она осеклась. Сами потом поймете. Зимой это особенно хорошо видно. Вон там дальше Севастьянов. У него тут рыболовная артель. И консервы делать сподобились. Еще Урусов. Китобойных два корабля держит, ну и прочий народец тоже. Ничего мужик, с характером. Уже завтра явится.
Зачем?
Знакомство сводить. Ну и кланяться. Лучше берите деньгами.
Брать что-либо Бекшеев не собирался. И хотел было сказать, но почему-то промолчал. И еще ощутил, как краснеют уши.
Колычев тоже придет. Ростовщик
Это запрещено.
У него патент, прогудел с заднего сиденья нынешний бывший главный полицмейстер. Он этот владелец частной банковской конторы. Как по мне, один хрен извините, госпожа.
Как по мне тоже, согласилась матушка охотно. Стало быть, общество у вас имеется?
А то всем обществам общество. Такого нигде больше нету.
Она все-таки улыбнулась, и на мгновение показалось, что тот внутренний свет никуда не исчез. Но погас он довольно быстро.
Тут уже недолго. Медведь махнул вправо. Поворачивай на Малую. Дом, конечно, может, для вашей светлости маловат. Он из этих отчужденных в собственность. Выморочное имущество. Градоправитель пытался продать, да кому оно надо
Домик неплохой. Тут Гольская жила. Некогда ее семья на шахтах-то и разбогатела, да только сыновья не вернулись. Муж еще раньше отошел. Она и жила-то одна, не хотела ни родню видеть, ни приживалок. Потом-то уже родственники явились, конечно, да духовную грамоту она честь по чести выправила. И не у нас. Зима явно говорила об этой незнакомой женщине, чтобы уйти от других разговоров, от вопросов, которые Бекшеев мог бы задать, не зная еще, что он давно научился не спрашивать лишнего. Свара тогда была изрядная. Судом грозились. Но градоправитель у нас в общем, сами поймете.
Дом был тяжелым. Пожалуй, именно эта тяжесть, некрасивость его и бросилась в глаза. Ни колонн, ни портиков, ни воздушных балконов. Ровные какие-то рубленые линии, словно архитектору до боли было жаль тратить камень на всякую ерунду. Он шел прямо, потом вдруг загибаясь буквой «Г», выставляя к дороге гладкую, лишенную окон стену пристройки.
Каменные столбы обозначали ворота. А вот ограды не было. Колеса машины зашуршали по подъездной дороге, что протянулась от улицы к парадному входу. И снова широкие рубленые ступени, причем явно несимметричные, слева они дальше уходят, скрываясь в каких-то растрепанных кустах. Справа ступени упирались в стену.
Ключ я взял, Османов вытащил из кармана связку, вроде этот от дверей.
И снова.
Каменный дуб? Здесь? Темная древесина того насыщенного оттенка, который говорит, что дерево было повалено взрослым. А потому топор его не возьмет.
И ключ вошел в замок.
А дверь отворилась беззвучно. Сила? Выходит, что питающие кристаллы заменили? Почти мило.
Османов пошарил по стене, и вспыхнул свет.
Строили его давненько уже. Сперва вроде как чтоб и дом, и чтоб спрятаться можно было. А то ж Дальний ведь. Он оглядывался с немалым интересом. И многие сюда захаживали, особенно когда шахты заработали. Да. А там уже и достраивали. И перестраивали. В последний раз аккурат перед войной. Так что и вода, и свет, и все-то прочее будет.
Воздух чистый.
И нет того характерного запаха, который бывает у домов старых и одиноких.
Пол паркет? Из темного дуба? Такой не в каждом столичном особняке увидишь. Странно, что не разобрали на нужды города.
Он хорошо сохранился. Матушка провела пальцами по стене изнутри дом был облицован мрамором.
А то Были тут желающие, но дело такое Османов поглядел на коллегу и вздохнул тяжко-тяжко. Вы призраков не боитесь?
Призраков? Матушка шла, разглядывая картины, что висели на стенах.
И вновь ни пыли, ни паутины.
Убирались?
Или артефакты? Они существовали, конечно, но были весьма дороги. Слуг держать выходило куда дешевле. Да и почему их не забрали? Не знали? Не поняли?
Родственнички пытались вывезти кое-что, Османов оперся на колонну, но один вон на лестнице шею свернул. Другой уснул и не проснулся. Нет, все-то чисто. Мы смотрели. Пошел слух о призраке потом еще был случай, когда нашли одного рыбачка в саду-то. Мертвым.
Чудесное место, сказала матушка. Может, здесь гостиница имеется?
Имеется. Но вам она не по вкусу будет, Зима подошла к лестнице, что брала начало меж двух крылатых фигур, там рыбаки ночуют, когда сезон. Или еще какой люд попроще. А дело не в призраке. Страж.
Бекшеев обернулся.
Полагаете?
Знаю, ее ноздри дрогнули, а глаза окрасились желтизной, запах уж больно характерный. Я такой прежде встречала.
Но здесь
Дом и вправду старый. Страж, думаю, тоже. Может, даже из тех, которые с домом и делали. И на пол посмотрела.
Бекшеев тоже посмотрел. Нет. Глупость. Страшные детские сказки, что кто-то так просто может взять и закопать человека под камнем, чтобы «стояло на века». Это суеверия.
Изжитые.
Забытые.
И главное, что магии в этом чудовищном действии нет ни на грош. А страж это магия. Бекшеев даже головой потряс, забывши про боль. А она взяла и напомнила, плеснув огнем на затылок.