Вероятно, Дима занимался не одной лишь книжной торговлей. Какие-то еще мгновенные операции он проводил в подворотне, в беседке соседнего дома. Но это уже не касалось Леона.
Сложности? Дима протянул руку.
Рука Леона ушла в его руку, как в мягкую, не очень чистую подушку.
Да вот, Леон показал талоны.
Ну и?
Оба за четвертак. Я спешу, вздохнул Леон.
Не смею задерживать, ответил Дима. Разговор, таким образом, был закончен. Но и Леон и Дима знали, что это не так.
Леон пошел прочь из подворотни, рассчитывая, если Дима не окликнет раньше, остановиться через семь шагов, оскорбленно крикнуть: «Сколько? Ну!»
Дима окликнул на шестом шаге.
Они миновали подворотню, устроились во дворе в беседке.
Я бы элементарно толкнул и за тридцатник, сказал Леон, только нет времени. Девица ждет в «Кутузове» с пустым стаканом.
Лицо Димы пришло в движение, и Леон неуместно и грязно задумался: как, интересно, обстоят делишки с девицами у Димы?
Сам Бог послал меня тебе, порывшись в огромном, не иначе как изготовленном в прошлом веке народовольцами для переноски тогдашних несовершенных бомб, портфеле, Дима извлек бутылку «Калгановой горькой».
Леон подумал, что Дима заблуждается насчет Бога. Или не заблуждается. Просто пока еще не принято говорить: «Сам сатана послал меня тебе».
Конечно же, был соблазн немедленно обменять талоны на «Калгановую». По количеству спиртного и градусам эта бутылка значительно превосходила все, что (при самой удачной реализации талонов) Леон сможет заказать (если может) в грабительском «Кутузове». Но где пить? В «Кутузове» вряд ли. Не в подъезде же угощать Катю Хабло? Ладно бы французским шампанским или португальским портвейном, но не «Калгановой» же горькой! Леон почувствовал себя невольником чести.
Двадцать три, сказал он упавшим голосом, бери их за двадцать три, Дима, протянул ладонь, на которой, как бабочки с поникшими крыльями, лежали талоны.
Двадцать, вздохнул Дима, исключительно из уважения к тебе. Понимаю: разливать в баре под столом несолидно. Кто разливает под столом, не ходит в бар. Но мы живем в мире смещающихся понятий. Я бы мог толкнуть ночью «Калгановую» любому таксисту за полсотни. А талоны? Кому нужны ночью талоны?
Сраженный этой простой, как все гениальное, мыслью, Леон сам не заметил, как отдал талоны, взял два червонца. И только потом подумал, что предполагаемая высокая ночная цена на «Калгановую» у таксистов решительно никак не связана с навязанной Димой низкой дневной ценой на книжные талоны.
В сущности, наш спор о пяти рублях смешон, Дима уже относился к действительности как всякий, только что поимевший пусть небольшую, но выгоду, то есть иронично-пессимистично, как она, действительность, того и заслуживала. Гораздо смешнее, чем спор об унтере Грише, есть такая книга, я, правда, не читал. Пять рублей в нынешней жизни ничто!
То-то ты торговался, Леон посмотрел на часы. Как выбежал из бара, казалось, целую жизнь прожил, а минуло всего семь с половиной минут.
Пять рублей ничто, между тем загадочно продолжил Дима, два раза по пять опять же ничто, ничто плюс ничто равняется ничто, то есть червонцу, что одно и то же, весело подмигнул Леону. Даже не знаю: почему хочу тебя выручить? Ты мне не друг, не брат.
Не сват, Леон догадался, что в народовольческом портфеле есть еще что-то и за это «что-то» Дима хочет поиметь с него десятку.
СПИДа не боишься?
СПИДа? растерялся Леон.
Времена нынче, покачал головой Дима, а ты парень горячий.
Огонь, Леон зачарованно следил, как подушечная Димина рука тонет в портфеле.
Твой размерчик, расправил блюдо-ладонь Дима. Там лежали два красивых ярких пакетика, определенно иностранного производства. В каждом по паре, пояснил Дима, как Бог заповедал, каждой твари по паре. Гарантированный противоспидовый комплект. Грузины по стольнику отваливают, а я всего за червонец хочу спасти твою молодую душу.
Леон подумал, что только такого за червонец спасителя и мог послать ему Бог, имя которого Дима уже истрепал всуе.
Хватай, пока я не передумал! Такие штуки раскрепощают, тысяча и одна ночь!
С одной стороны, Леону было лестно, что Дима (хоть Леон и понимал, что это не так) считает его парнем, который не просто так сидит с девушкой в баре. С другой понимал, что вряд ли ему понадобятся иностранные, должно быть, в самом деле надежно предохраняющие от СПИДа изделия. Какой-то тут был перебор. Двадцать два. Катя Хабло совершенно не производила впечатление злостной носительницы вируса СПИДа. Если, конечно, ее не заразили в роддоме или в больнице. Но тогда бы она вряд ли дожила до пятнадцати лет. Не отделаться было от ощущения, что святое дело благодарение вырождается в мерзопакостный фарс.
Спасибо, Дима, с трудом, как шлагбаум на переезде, отвел Леон тяжелую протянутую руку. В случае чего воспользуюсь советскими. Они дешевле.
На каждом переезде есть щит, мистически продолжил железнодорожную тему Дима, «Выиграешь минуту потеряешь жизнь». Но бегут. Так и тут. Червонец дороже жизни. Отчего человек так равнодушен к собственной жизни?
Леон решил оставить Диму в беседке размышлять над вечным этим вопросом, но тот с неожиданным проворством выхватил из портфеля какой-то тюбик, добавил к лежащим на ладони пакетикам.
Выручать так выручать, вздохнул Дима, по дружбе так по дружбе. Это подарок. Давай червонец и забирай! Пока я не передумал!
Это что? Леон, как дикарь к бусам, потянулся к разноцветному тюбику с надписью, которую можно было перевести на русский как «Препарат X».
Стимулирующая паста, ухмыльнулся Дима, вводишь девчонке и
Вводишь? удивился Леон. Каким образом?
Там написано, Дима поднес ладонь к глазам-биноклям, выказал себя изрядно сведущим в (английском?) языке. Паста X наносится тонким слоем на презерватив либо вводится непосредственно во влагалище. И девчонка превращается в зверя, добавил от себя.
Ты пробовал? покосился на Диму Леон.
Понимаешь, какая штука, доверительно склонился Дима, никак не могу подобрать.
Леон в ужасе отшатнулся, не желая слушать, чего именно не может Дима подобрать. Как загипнотизированный, протянул руку. Яркие пакетики и тюбик с Диминой ладони-подноса пересыпались на ладонь Леона. Леон подумал, что его снобизм нехорош. Ведь сам спросил у Димы. Но так уж устроен человек. Согрешит в мыслях (или не в мыслях) и в кусты.
Теперь Леон мог внимательно рассмотреть выполненные в стиле комиксов рисунки на пакетиках. Один как надевать изделие на язык озадачил и смутил Леона.
А ты думал, усмехнулся Дима. Язык тоже орудие пролетариата!
Не спутать бы, пробормотал Леон, когда буду наносить тонким слоем пасту.
Брезгливость в интимных отношениях, Дима выказал себя внимательным читателем «Азбуки секса» неведомого Дж.-Г. Пирса, не что иное, как бескультурье! Эти современные девчонки, снова полез в бездонный похабный (лучше бы, как народоволец, носил в нем бомбу!) портфель, у меня тут
Леон быстро сунул Диме червонец и, не дожидаясь, пока он извлечет из портфеля очередную диковинку, покинул беседку.
Отворяя тяжелую дверь «Кутузова», Леон подумал, что денег у него сейчас на рубль меньше. Воистину, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Чего не скажешь о двери. Но обстоятельство, что денег на рубль меньше (а не то, что дважды нельзя войти в мифическую древнегреческую реку), не сильно огорчило Леона. Почему-то он был уверен, что приобретенные вещи совершенно свободно, как доллар с маркой, конвертируются со спиртными напитками.
Бар был по-прежнему пуст.
Рыжая барменша разговаривала в подсобке по телефону. «Да? услышал Леон сквозь приоткрытую дверь недовольный ее голос. В гробу я это видела!»
То, что невидимый абонент сообщал барменше не самые приятные новости, ставило под сомнение дальнейшее и без того на птичьих правах нахождение в баре Кати и Леона. Людям свойственно срывать зло на других. Как правило, зависимых от них. Вряд ли бармены вообще и рыжая толстогубая барменша в частности являлись тут исключением.