Ты уже можешь и вставать, говорила мне Лиля, помогая мне подняться с постели на ноги. Всё будет хорошо, скоро ты и бегать начнёшь. Ты же крепкий, я это сразу поняла. Никто из братьев верить мне не хотел. Даже мой отец и тот, сняв тебя там, в горах, поначалу, хотел оставить. Шансов не было. Ему наш врач сказал, что до анклава ты точно не дотянешь, скончаешься в пути. Хорошо, что папа не привык так поступать. Он рассудил, что, если ты умрёшь в дороге, значит, так бог рассудил, а он грех на душу не возьмёт. Хотя тоже в тебя не верил.
Неважнецкий у вас врач. Мне приходилось разных лепил повидать, ваш не из лучших.
Что ты! брови Лили удивлённо приподнялись. Виталик хирург волей божьей. Он тебя вытащил с того света. Оперировал семь часов без отдыха, собирал тебя по частям, старался. Обязательно, не забудь, скажи ему спасибо.
Дыша, как запальный конь, повиснув на хрупких плечах Лили, я обходил кругом мою койку, пыхтел и понимал, что она права, а я нет. Тот самый бородач, что вкалывал в меня ежедневно по сто граммов, а вначале и больше, разных медикаментов, спас мне жизнь и, на моё счастье, оказался искусным полевым хирургом. Да, но вот только это не его заслуга, что я дышу. Без внимания Лили и её заботы, я бы, несмотря на все старания мастера хирургических дел Виталика, не выжил. Брык и под землю спать беспробудным сном.
Как скажешь. Не думай, я ему благодарен, а больше тебе. Лиля, ты моя спасительница. Мой ангел.
После моих слов Лиля зарделась. Ей было приятно, и она стеснялась того, что ей приятно. У неё так соблазнительно краснели щёчки при этом, что мне захотелось её поцеловать.
Ну что ты Я как тебя увидела, так сразу поняла, поверила
Во что?
Да так, ничего, Лиля опять смутилась. Ну что за чудо? Она лучшая девушка на земле.
Сделав два круга вокруг кровати, я с помощью Лили улёгся обратно. Устал: какой же я паралитик немощный, а хотел ещё её поцеловать. И как ей не противно ко мне прикасаться? Что она во мне нашла? Нет, ну нашла ведь, разглядела в полутрупе нечто такое, что сделало её моей седелкой. И не говорите мне, что это просто от доброго сердца. От этого, конечно, тоже, но что-то было ещё. Большое и недоступное большинству людей. До встречи с Лилей я думал, что и для меня недоступное.
Стоило мне немного отдышаться, как меня пришёл проведать Мирон Григорьевич глава анклава.
Дочка, обратился он к Лиле с самого порога, оставь мужчин наедине, нам поговорить надо.
Хорошо, папа, скромно опустив глаза, Лиля покинула комнату.
Мирон Григорьевич, пододвинув стул к изголовью кровати, степенно уселся. Здоровый такой мужик, на медведя похож. До бровей зарос коричневым, с серебряными нитями благородной проседи волосом, всегда суровый, со сведёнными к переносице толстыми гусеницами бровями на широком, как лопата, загорелом лице потомственного пахаря. Приёмный отец Лилии и глава, а по совместительству и духовный пастырь всех братьев и сестёр анклава, внушал уважение всем тем, кто с ним имел дело. Иначе и быть не могло. В прошлом боевой полковник, в составе объединённого отряда спецназа прошедший через горнило нескольких локальных войн и нашедший в конце времён собственного бога, выведшего его самого и людей, ему поверивших, из кромешной тьмы к свету. Мне он напоминал такого основательного кержака старообрядца, которого невозможно согнуть и нельзя подчинить. Мирона Григорьевича можно было только уничтожить, но его дух остался бы невредим и в пламени огня инквизиции я уверен. Таких, как он, убить нельзя. Тело умрёт, идея останется, будет стучаться в сердца людей, пока добро не победит, или сама вселенная не свернётся обратно в точку.
Как здоровье?
Вашими молитвами, в тон ему ответил я.
Ко мне глава анклава «Журавль» стал регулярно приходить после того, как я начал осмысленно воспринимать мир. Он вёл со мной беседы за жизнь, даже когда я не мог ему отвечать, он объяснял, рассказывал, аккуратно вводя меня в курс дел изменившегося до не узнавания во время моего вынужденного отсутствия мира. То, что я узнал, оптимизма не вселяло. Всё началось примерно за неделю до того, как я пустил себе пулю в висок. Я ничего об этом не знал, потому что всю эту злосчастную неделю блуждал в горах в поисках места моего прощания с жизнью. Получалось так, что, когда я упал с обрыва, мир людей уже начал соскальзывать в запредельное безумие непостижимого ужаса.
Мои старые знакомые крысы оборотни, строители Веррата Рейха, всё же применили своё безбожное климатическое оружие. По земле прошёл отравленный спорами геномодифицированной амёбной ликогалы ливень. Изрядно, в одночасье, поредевшее от пандемии скоротечно протекающего рака вида «нома», человечество вынужденно уступило пальму первенства доминирующего на планете вида.
Человека сбросили с пьедестала, но за осиротевший трон разгорелась третья мировая война между крысами оборотнями и моими бывшими хозяевами рептилоидами. По неизвестным причинам природа на применение с той и другой стороны невиданных доселе систем новейшего вооружения, созданного нечеловеческим разумом, отреагировала по-своему некой аллергической реакцией. То там, то здесь возникали места местного воспаления реальности, в которых неизвестно из каких дьявольских вселенных появлялись настоящие монстры, которым было совершенно безразлично, кого убивать и кого пожирать будь то люди или представители конкурирующих с ними рас. Зараза расползалась. Оставшиеся в живых после пандемии водяного рака, фантастически заразной амёбной онкологии, люди сбивались в стаи, группы, общины. Самые сильные группы создавали анклавы подземные крепости и там держали оборону. Веррата и рептилоиды продолжали вести войну друг против друга, а людей и та, и другая сторона периодически использовала, как временных союзников (пушечное мясо) в битвах. Но и на рептилоидов и крыс вели охоту пришельцы из темноты.
Егор, продолжая вчерашний разговор, скажу, что у нас осталась последняя надежда. Дела людей плохи. В наступившей эре хауса расовых войн нам не выжить, к какой бы стороне мы не прислонились. Ни ящеры, ни крысы нам не союзники. Для нас есть единственный выход консолидироваться и драться за себя, а не за кого-то.
Повстанцы?
Да, я тебе о них рассказывал. Под Москвой, в области, действуют повстанческая армия. Насколько я знаю они единственные, кто оказывает активное сопротивление звероморфам. Вчера на общем собрании актива мы приняли решение идти на соединение с повстанцами.
Правильно, конечно. Вот только далековато идти придётся. Почти полторы тысячи километров.
По пути будем агитировать другие анклавы, думаю желающих присоединиться к нам наберётся предостаточно. Так что расстояние в полторы тысячи километров нам в помощь. В анклаве останутся лишь женщины, дети, больные и небольшое охранение. Все остальные, способные носить оружие, пойдут на соединение с повстанцами.
Ну, а как вы их, ну этих самых повстанцев, искать собираетесь? Московская область не маленькая по площади.
Воооот, Мирон Григорьевич поднял руку с указующим перстом, нацеленным в потолок. Почему я вчера и собирал анклав на общий совет. К нам на связь вышли представители повстанцев. Оказывается, их разведывательные и агитационные группы действуют по разным направлениям. Руководство армии специально высылает эти группы для вербовки новых бойцов. Командир группы, вышедший с нами на связь по рации, Эдуард Леонов, первым предложил идею совместного похода на Москву, в процессе которого мы совместно с ними будем вербовать добровольцев на дело борьбы с игом звероморфов.