Его величайшее судьбоносное приключение произошло чуть раньше, когда ему было восемь. Отец сыграл в нем главную роль, как далекий героический участник. Розалинды, вопреки обыкновению, дома не было. Впервые далекие пертурбации международной политики вторглись в его маленький мир. Он ничего в них не понимал. Только в средней школе он узнает, что разногласия между греческими богами имели серьезные последствия для земной жизни людей.
По всему Ближнему Востоку арабский национализм становился крепнувшей политической силой, его непосредственными противниками были колониальные и бывшие колониальные европейские державы. Новое еврейское Государство Израиль, возникшее на землях, которые палестинцы считали своими, тоже был для него как кость в горле. Когда в конце июля египетский президент Насер национализировал принадлежавший англичанам Суэцкий канал, он стал героем арабских националистов. Считалось, что антибританские настроения мощно вспыхнут и в соседней Ливии. И когда Британия и Франция в союзе с Израилем напали на Египет, чтобы восстановить контроль над каналом, в Триполи прошли пронасеровские демонстрации. Манифестанты также выступили под лозунгами против короля Идриса, стоявшего на страже интересов европейцев и американцев. И тогда Лондон и Вашингтон решили вывезти все семьи англичан и американцев в безопасное место, а затем эвакуировать из страны.
Но что мог знать об этом Роланд? Только то, что рассказывал ему отец что арабы очень злые люди. И у него не было времени спрашивать почему. Всем детям и их матерям было предписано немедленно отправиться в ближайший военный гарнизон в целях безопасности. Совершенно случайно, когда разразился Суэцкий кризис, Розалинда находилась в Англии, где навещала Сьюзен. У нее в семье как раз начались «неприятности», о которых Роланд ничего не знал. Как не знал, кто пришел в их белую виллу и упаковал в сумку его вещи, пока он был в школе. Конечно, не капитан, который в это время руководил эвакуацией семей военнослужащих и был очень занят.
Автобус, на котором он приехал из своей начальной школы, располагавшейся в казармах Азизии, в тот день не остановился у переулка, бежавшего мимо гранатовых деревьев к их белой вилле. Он проехал еще лишнюю милю до Гурджи. Там рядом с караулкой были оборудованы обложенные мешками с песком пулеметные гнезда, а на шоссе стояли легкие танки. Вооруженные солдаты махали и отдавали честь въезжавшему в военный гарнизон автобусу.
Огромные палатки на двадцать человек все были одинаковые, но предполагалось, что дети офицеров размещались в них отдельно от детей младших чинов. Жены совместно занялись обустройством общей кухни, обеденного зала и прачечной-душевой. На следующей неделе не произошло ничего серьезного. Вооруженные до зубов злые арабы не атаковали базу, чтобы покромсать британских детей и их матерей. Гарнизон был небольшой, никому не разрешалось покидать его территорию, и Роланд был на седьмом небе от счастья. Он с двумя друзьями исходил военный городок вдоль и поперек. Они узнали, как пахнет моторное масло, лужицы которого поблескивали на горячем сухом песке. Они обследовали ремонтные мастерские, заводили беседы с командирами танковых экипажей, гоняли мяч на гигантском пустыре размером с настоящее футбольное поле. Они вскарабкивались на разборные дощатые башни, чтобы добраться до пулеметных расчетов на самой верхотуре. В гарнизоне то ли дисциплина разладилась, то ли улетучились опасения перед возможным нападением арабов. Во всяком случае, дневальные офицеры и солдаты все сплошь молодые парни обходились с мальчишками вполне дружелюбно. Один лейтенант покатал Роланда по гарнизону на своем мощном мотоцикле. Иногда Роланд сам бродил по военному городку, радуясь возможности побыть в одиночестве. Офицерские жены, занимавшиеся приготовлением еды, купанием в большой жестяной ванне восемнадцати детей одного за другим, после чего укладывали их спать, были веселые и умелые. Роланду доставался избыток ласки, потому что его мама сейчас находилась далеко. Но в материнском внимании он как раз и не сильно нуждался.
Все жалобы и потребности адресовались капитану Бейнсу и его подчиненным. Иногда он появлялся у семейных палаток, чтобы решить ту или иную проблему, с неизменным револьвером в кобуре. Времени на разговоры с сыном у него не было. И это его вполне устраивало. Роланд был еще слишком мал, чтобы анализировать охватившую его в те несколько дней эйфорию. Нарушение повседневной рутины, восторг от осознания опасности, смешанный с преувеличенным ощущением безопасности, бесконечные часы безнадзорных игр с приятелями, ну и, наконец, отсутствие многих привычных ситуаций: ему не надо было щуриться, глядя на классную доску в школе Азизии, он был освобожден от тревожной опеки мамы и ее печали, как и от железного авторитета отца. Капитан больше на бриолинил сыну волосы по утрам до школы и не проводил ровный прямой пробор кончиком своей расчески. Мама больше не ахала по поводу свежих царапин на его ботинках. А самое главное, он был освобожден от всех семейных неурядиц, о которых никогда не говорили вслух и которые имели над ним власть такую же всепроникающую и таинственную, как гравитация.
Семьи покинули лагерь поздно ночью и отправились на военно-воздушную базу «Идрис» под плотной охраной вооруженного эскорта, включавшего бронетранспортеры. Роланд был горд тем, что его отец всеми командует, расхаживая со своим всегдашним револьвером в кобуре, отдавая распоряжения солдатам и сопровождая матерей с детьми до трапа двухмоторного самолета, вылетавшего в Лондон. У него даже не возникло возможности с ним попрощаться.
Эта ситуация, с привкусом нереальной свободы, продолжалась восемь дней. Потом она помогала ему выдержать жизнь в пансионе, и под ее воздействием уже в двадцатилетнем возрасте сформировался его беспокойный характер, возникли сумбурные амбиции и усилилось неприятие постоянной работы. Но это же стало для него помехой чем бы он ни занимался, его преследовала мысль, что где-то есть куда больше свободы, некая вольная жизнь, которая ему пока недоступна и которая останется недосягаемой, стоит ему связать себя неразрывными обязательствами. Поэтому он упустил немало шансов и обрек себя на длительные периоды томительной скуки. Он все ждал, что стена жизни вдруг раздвинется словно театральный занавес, оттуда протянется рука и поможет ему войти во вновь обретенный рай. И тогда он достигнет своей цели, и его восторженное отношение к дружбе и общению и упоение неожиданным наконец-то будет укрощено и получит благополучный исход. Поскольку ему не удалось понять или сформулировать свои ожидания, покуда они не увяли в более поздний период жизни, он оставался беззащитен перед их соблазнами. Он не знал, чего он в реальной жизни ждал. Что же до нереальной жизни, то он мечтал снова пережить те восемь дней, проведенные им на территории ремонтных мастерских Корпуса королевских инженеров-электриков и механиков в лагере Гурджи осенью 1956 года.
Вернувшись в Англию, Роланд и Розалинда полгода прожили в доме местного строителя в Эше, родной деревне Розалинды. Роланд ходил в ту же самую местную школу, что и его мама в начале 20-х годов, и где также учились Генри и Сьюзен. На Пасху следующего года Розалинда с Роландом вернулись в Ливию, но на этот раз они обосновались в поселке с новенькими виллами на морском побережье. Возможно, расставание пошло его родителям на пользу, потому что их жизнь стала куда веселее: мама уже не была такой нервной, а капитан радовался маленьким приключениям с сыном.