Пойдем в гостиную, Пауль. Добрый самаритянин выполнил свою миссию, проговорила Элизабет. И что вы все так забегали? Фрейлейн Шмальцлер обо всем позаботится. Да и мама вернется с минуты на минуту.
И действительно, появился камердинер, за ним пришли Эльза, Мария Йордан и повариха.
Это должно было случиться, пробормотала повариха. Бедняга. Только бы она ничего с собой не сделала!
Между тем Августа пришла в себя, моргнула и, в замешательстве оглядываясь по сторонам, попыталась сесть.
Что случилось? Почему я на полу?
Спокойно, сказала повариха. Вот, выпей воды. Не подавись
Так-то лучше, выдохнул Пауль. Ну и нагнала ты страху, Августа!
Понемногу стали расходиться. Роберт помог Августе встать на ноги, Йордан собрала с пола свежевыглаженные салфетки, разбросанные теперь по полу, повариха уже спешила в кухню и причитала по поводу свиного жаркого. Господа вернулись в красную гостиную, оставив прислуге дальнейшие хлопоты вокруг Августы.
В этом весь наш Поль, смеялась Китти. Стоит ему вернуться на виллу, как девушки штабелями валятся у его ног.
Она повисла у брата на шее и нежно расцеловала, он смеялся и не противился. Элизабет такое приветствие в присутствии гостя показалось слегка чрезмерным, но такова уж была Китти. Альфонс смущенно посмотрел на свои начищенные лакированные сапоги очевидно, он хотел быть на месте Пауля. Наконец тот мягко отодвинул Китти в сторону, обнял Элизабет и протянул руку Бройеру:
Долго не виделись, дружище. Не собираешься ко мне в Мюнхен?
Простой дружеский тон Пауля помог Бройеру справиться с волнением. Да, он хотел поехать в Мюнхен еще в октябре, но дела в банке, к сожалению, не позволили.
Ты, наверное, уже младший управляющий? поинтересовался Пауль с легкой завистью. Пара годков и возглавишь банк?
Пауль пригласил всех сесть. Теперь беседа велась легко и непринужденно, Альфонс даже пару раз удачно пошутил.
Ты, верно, плохо знаешь моего старика, усмехнулся он. Чтобы он кому-то доверил руководство? Думаю, даже сидя в окружении ангелов надеюсь, еще не скоро, он каждое утро лично будет изучать курс акций.
Теперь и Элизабет развеселилась. Когда этот Бройер вел себя как нормальный человек, а не как влюбленный осел, он был вполне забавным.
Если и дальше будут стоять морозы, можно покататься на коньках, предложил Пауль, который не упускал случая попробовать себя в любом виде спорта.
Китти отозвалась с готовностью, Альфонс отреагировал сдержанно, Элизабет пожала плечами. Коньки она не любила.
Я, скорее, за санки вчетвером! предложил Бройер.
Чудесно! воскликнула Китти и захлопала в ладоши.
Прогулка по утреннему снегу, пробормотал Пауль. А, кстати, не хочешь купить у меня седло? Я присматриваю себе новое и хотел бы продать мое старое. Ты знаешь, оно изготовлено на заказ, но для твоей кобылы, думаю, подойдет.
Твое седло? Конечно. Почему нет. Альфонс неплохо держался в седле, навыком верховой езды он более или менее владел.
Здорово! воодушевился Пауль. Оно мне дорого, я бы не стал его предлагать кому попало только хорошим друзьям.
Альфонс покраснел, до этого он не считал себя близким другом Пауля да и не стремился: легкомысленные забавы молодых людей из компании младшего Мельцера были не для него. Но теперь, находясь во власти чар Катарины, он почел за честь оказаться среди «хороших друзей» ее брата:
Спасибо!
У меня есть отличная идея!
Пауль был в ударе, глаза восторженно горели, и Элизабет стало любопытно, что за этим стоит.
Давайте не будем тянуть и прямо завтра выедем прогуляться по чудесному морозцу. Дамы на санках, а мы вдвоем верхом. Заодно и седло опробуешь
Ни Китти, ни Элизабет не были в восторге от этой идеи, поскольку у обеих были другие планы. Да и Альфонс медлил, он не любил спонтанных решений. С другой стороны, так он видел для себя шанс несколько часов провести рядом с возлюбленной.
Утром я занят в банке, произнес он, размышляя. Но после обеда, думаю, мог бы освободиться.
Часа в два? поймал его на слове Пауль. Жду тебя на конюшне.
15
В кухне витал едкий запах нашатыря, лимона, уксуса и чего-то металлического. Длинный стол, накрытый газетами, был заставлен флакончиками с чистящим средством и мельцеровским серебром. Пузатые кофейники и сливочники, изящные ажурные фруктовницы и хлебницы, тарелки, солонки, сахарницы, куча серебряных подносов и канделябров из имения Мейдорнов. В преддверии Рождества все эти прекрасные сосуды нужно было начистить до блеска; кроме перечисленного, были также столовые приборы и сервировочные ложки, ножи для жареного мяса и ножницы для птицы, украшенные тонкой чеканкой, несуразная, но довольно изящная вещица, которой, однако, никто никогда не пользовался.
Кроме Марии Йордан и Августы в кухне никого не было. Они сели спиной к большой плите, в которой еще тлел огонь, так было теплее. На плите стояли эмалированный голубой кофейник и чайник, вечерами хозяйка часто требовала чай.
Куда подевались все остальные? ворчала Йордан. Нам одним все оттирать? Мне каждый раз плохо от этой вони.
Августа скривила лицо и стала энергично натирать сахарницу мягкой шерстяной тряпкой. Раньше она не была восприимчива к запахам, но сейчас ее воротило даже от запаха теплого молока.
Все этот отвратительный нашатырный спирт, сказала она, шмыгая носом. Белая штуковина из Англии намного лучше.
Но и дороже. Госпожа выделила всего три бутылочки, придется обходиться.
Фрейлейн Шмальцлер велела экономно смачивать тряпку чистящей жидкостью и тереть до тех пор, пока есть эффект. И только после этого смачивать повторно.
Где Брунненмайер? Спит, что ли? гнула свое Мария Йордан.
В кладовке, составляет списки покупок.
О, господи! Священнодейство перед Рождеством.
Мария Йордан поднесла к свету маленькую солонку. Та аж сверкала. Надо сказать, что во время чистки на посуде проступали все имеющиеся изъяны.
Посмотри, Августа, тут кто-то нацарапал вилкой. И здесь. И на дне.
Иногда гости вели себя весьма бесцеремонно, а ведь уважаемые господа. Августа рассказывала, как однажды какой-то фон Виттенштайн повертел в руках хлебный мякиш да и выбросил его за спину. А еще было один русский дипломат так же поступил со своим стаканом. Якобы из-за того, что в стакане оказалась вода, а не шнапс. Еще одна дама из высшего общества Йордан не хотела называть имени, потому что та часто бывала на вилле, развлекалась тем, что во время раздачи горячего супа тростью подставляла прислуге подножки.
Настоящая ведьма. Я бы на месте Роберта вылила ей половничек супа за шиворот, сказала Мария Йордан. А кстати, где Роберт? Он должен полировать серебро.
Августа хихикнула и глотнула кофе с молоком.
Он в каретном сарае. Молодежь планирует завтра конно-санную прогулку, а для этого нужно все привести в порядок.
Вот беда. Год, как ничего не трогали. Полозья наверняка заржавели.
Августа кивнула и добавила, что и седла нужно смазать жиром. Они там втроем старый садовник Блиферт, его внук Густав и Роберт.
В промерзшем сарае небось не сладко. Йордан взяла следующую солонку. Такой мелочевки у Мельцеров было двадцать четыре штуки, к ним прилагались крошечные ложечки для соли в виде миниатюрных суповых половничков. Во время застолий слева от каждого куверта стояла такая солонка, и каждый мог досолить еду по своему вкусу, не отвлекая прислугу.
Бедные родственники пожалуют в первый день Рождества, заметила Августа, у которой вокруг носа проступила заметная бледность. Как обычно, всем скопом. Вот будет госпоже радость.
Мария Йордан вздохнула. Прислуга не жаловала братьев и сестер господина Мельцера, их приглашали на праздничный обед из христианской любви и по старой семейной традиции. Они не скрывали свою зависть, при этом ужасно вели себя за столом, не умели пить вино, командовали прислугой, будто у себя дома. Гостей, которых приглашали на второй день День святого Стефана, напротив, принимали охотно. Родственники госпожи происходили из благородного дома, знали, как обращаться с персоналом, никому из них не пришло бы в голову просить камеристку истопить в комнате печь.