Та-а-к! протянул я, набычившись. А нельзя разве всё обстряпать было, пока расследование инцидента шло?
Георгий Иванович развёл руками.
Аспиранту изменила девушка, и он поколотил товарища, наставившего ему рога, что там обстряпывать было? Этот ревнивец подал заявление о переходе в структуру, которой, по мнению нашего общего знакомого, подобного рода специалисты совершенно ни к чему, когда дело уже спустили в студсовет. Формальные основания затребовать материалы обратно отсутствуют, а высасывать их из пальца мы не станем. Чревато ненужным обострением отношений с Так скажем, с коллегами. Тут инициатива должна исходить с вашей стороны. И дам тебе один совет: даже не пытайся переквалифицировать телесные повреждения пострадавшего из лёгких в средние. Пакет документов изменению не подлежит, только лишь дополнению. Не подходящее нынче время для подтасовок.
Ну здорово! буркнул я.
Городец рассмеялся.
А кому сейчас легко? Он закурил, выдул к потолку струю сизого дыма и сказал: Основания для пересмотра дела должны быть железобетонными. Чтобы комар носу не подточил.
Да уж понятно, вздохнул я, снимая с вешалки пальто. Но Вихря вы всё же предупредите. Во избежание.
Он в курсе дела. И Бражник тоже.
Владимир Михайлович Бражник вскоре после утверждения в должности директора Бюро пошёл на повышение и возглавил объединённую Службу охраны РИИФС. Ну а Евгения Вихря вернули из Зимска на прежнее место руководить оперчастью, которую наравне с управлением физической защиты включили в состав новой структуры.
К слову, несмотря на объявленное неполное служебное соответствие, добровольно подавать в отставку Вяз не пожелал, избавиться от него помогла именно эта реорганизация. Должность сократили, ничего равноценного не предложили, вот и пришлось моему бывшему начальнику переводиться в Пограничный корпус. Почему именно туда, а не в СЭЗ понятия не имею.
По рукам тебя бить не станут, приободрил меня Городец и вновь ухмыльнулся в рыжеватые от табачного дыма усы. Разве что для виду.
Ну это как водится, хмыкнул я, попрощался с куратором и отправился в студсовет.
Перед нашим корпусом шёл митинг, выступал какой-то незнакомый мне усатый гражданин.
Без модернизации трансконтинентальной магистрали нечего и думать ни о какой индустриализации! вещал он присутствующим. Мы очистили ряды от саботажников и вражеских агентов и теперь как никогда нуждаемся в приходе молодых специалистов!
Тут же велась запись в студенческие бригады как понял, работа на железной дороге не только шла в зачёт производственной практики, но и оплачивалась в зависимости от объёма выполненных работ. С учётом того, что оператор легко мог заменить пару-тройку тракторов или десяток разнорабочих, набегать за смену даже с учётом пониженных тарифных ставок должно было весьма и весьма немало. Хороший стимул для тех, кто ставит во главу угла деньги.
Я поднялся в кабинет и застал Касатона Стройновича за опустошением ящиков его письменного стола. Ирина Лебеда наблюдала за этими манипуляциями с непонятным выражением лица.
Это вы чего тут? спросил я с порога. Мы никак переезжаем? Новый кабинет дают?
Дождёшься от них! фыркнула Ира.
Касатон покачал головой.
Нет, не переезжаем. Я в горком перехожу, молодёжную секцию там возглавлю.
Я аж присвистнул от изумления.
Ну ничего себе! А вместо тебя кто будет?
Поставят кого-нибудь. Пока Сева заключения подписывать станет, сказал Стройнович и развёл руками. Извини, Петя, тебя с собой забрать не получилось. Запретили направление оголять. После перевыборов в сентябре к этому вопросу пообещали вернуться.
Я вздохнул и пробурчал, расстёгивая пальто:
До сентября ещё дожить надо!
Ира поглядела сочувственно.
Совсем-совсем один, Петенька, остаёшься!
А тебя, значит, Касатон с собой в горком берёт? возмутился я.
Замуж! улыбнулась в ответ Ирина. Он меня замуж берёт!
Известие это таким уж неожиданным не стало, но я всё равно округлил глаза.
Ого! Поздравляю! Касатон тебя вдвойне!
Спасибо, Петя!
А ты с какого числа уходишь? уточнил я после традиционного похлопывания друг друга по спине. Тут бы хвосты закрыть, чтобы к Севе лишний раз документы на подпись не таскать.
Сегодня последний день, разочаровал меня Стройнович и подмигнул. Но пока суд да дело, завтра-послезавтра смогу тебе заключения подписывать.
Спасибо, ты настоящий друг!
Не дуйся! попросил Касатон и вернулся к разбору вещей. Всё ж отработано давно!
Я только головой покачал. Всё, да не всё.
Вот же озадачил Альберт Павлович, так озадачил!
Но делиться своими печалями со старшим товарищем я, конечно же, не стал, вместо этого отпер шкаф и вытащил из него стопку поступивших за новогодние праздники протоколов. Взял лежавшие сверху листы, сцепленные канцелярской скрепкой, и не удержался от тяжкого вздоха. Память не подвела, случай и в самом деле оказался однозначней некуда: драка на почве личных неприязненных отношений, сломанный нос, подозрение на сотрясение головного мозга и ни малейшего намёка на использование сверхспособностей. Банальная потасовка. Ещё и характеристику драчуну в ректорате дали положительней не бывает, ну просто чистый ангел, а не человек.
Сложилось даже впечатление, будто на первоначальном этапе поступила команда это дело замять, очень уж всё было гладенько. Ну и как с этим прикажете работать?
Впрочем, одну зацепку я всё же углядел. Обвиняемый в нанесении побоев аспирант работал младшим научным сотрудником на кафедре пиковых нагрузок, а её бессменный руководитель профессор Чекан до сих пор находился под домашним арестом. Тут было о чём подумать.
Ирина! окликнул я нашего делопроизводителя. Пройдись по всем секциям, поспрашивай о Вахтанге Рогозе, аспиранте. Если он ни с кем не сотрудничал, подготовь справку, что товарищ в жизни студенческого самоуправления участия не принимал.
Касатон Стройнович озадаченно хмыкнул.
Мы так теперь работаем, да?
Кот из дома, мыши в пляс! отшутился я и отправился на поиски Якова Беляка.
Заместитель председателя студсовета отыскался в своём кабинете, на вопрос о Вахтанге Рогозе он недоумённо нахмурился.
Зачем тебе?
Я поднял руку и пошелестел листами.
Протокол на него пришёл.
Побои? догадался Яков, который и сам был выходцем с кафедры пиковых нагрузок. Вахтанг большой умница и настоящий учёный, но в личной жизни сущий неандерталец. Единоличник и страшный ревнивец. Как влюбится в кого, так и начинает кулаки распускать. Один эпизод даже на товарищеском суде разбирали. Но профессор его ценил, всё перевоспитать пытался, дело так ничем и не кончилось.
О как! прищёлкнул я пальцами. Спасибо за информацию!
Товарищеский суд, значит? Очень интересно!
Вернувшись в кабинет, я сунул протокол в портфель и начал одеваться.
Ты уже всё? удивился Касатон. Отработал на сегодня?
Если бы! вздохнул я. Пойду с коллегами касательно этого типа пообщаюсь.
А чего ты так в него вцепился-то?
Сигнал поступил, отделался я полуправдой и выскользнул из кабинета, поспешив предупредить сим немудрёным образом неудобные расспросы.
На улице порыв стылого ветра швырнул в лицо колючую снежную крупку, я пониже опустил кепку, поднял воротник пальто и отправился на кафедру пиковых нагрузок. Переговорил с активистами ячейки Февральского союза молодёжи, но секретаря на месте не застал, его сказали искать в лабораторном корпусе.
Я последовал этому совету, навёл справки на вахте и вскоре заглянул в кабинет, где хмурился у исписанной длинными формулами доски молодой человек в белом халате.