Мора чутким ухом поймал паузу между вторым и третьим врагами, но не знал ещё, к чему она, просто запомнил.
Готов поспорить, ты толком и не знаешь, с кем говоришь? догадался князь, и Мора не без облегчения кивнул.
Грешен, не знаю. Дик, туп, неразвит.
Ничего, расскажут тебе, старик явно повеселел. Так ты хочешь остаться при мне?
Если есть место псаря или конюха. Ваша светлость видели, как я обращаюсь с собаками.
Надеюсь, у тебя и в самом деле нет лишая. Мой псарь, Франц Айсман, помер недавно. Повезло тебе, цыган. Ступай в дом через дорогу, к Готлибу, вон Булгаков тебя проводит.
Поручик взвился в своём кресле и выкрикнул на дурном немецком:
Ваша светлость, он колодник! Цыганва! Рваные ноздри! Такой псарь всех собак, всех лошадей у вас сведёт!
Люди всё отдавали мне сами, по-русски шепнул ему Мора. Зачем красть, если дают и так?
Старый князь расхохотался как демон.
Вот и следи, чтобы он никого не свёл. Тебе за то и платят. Проводи его к Готлибу.
Я вам не лакей! зарделся поручик.
Ты мой тюремщик, мой цербер, мой мучитель. А теперь отведи этого le criminel к Готлибу. А я постараюсь за это время от тебя не сбежать.
Мора вгляделся в профиль князя и понял наконец, какой формы гуттаперчевый нос будет заказывать.
Поручик и в самом деле проводил Мору до ворот. Далее показал изящной ручкой направление, куда идти, и опять завёл речь про привороты:
Так ты мне и не ответил, что нужно, чтобы приворожить девицу?
Платок или чулок искомой особы, ещё лучше волосы или кровь, отвечал Мора.
Вечером приду, погляжу, как ты устроился, многозначительно пообещал поручик.
Может, изволите выдать мне малую толику в счёт будущего жалованья? со сдержанной наглостью спросил Мора и услышал в ответ:
Вот вечером и получишь.
Псарь Готлиб встретил Мору почти так же, как трактирщик Шкварня сперва перекосился при виде завязанного носа, но тут в роли серебряного ефимка выступила немецкая речь. Сам Готлиб родом был из Кёнигсберга, но уехал ещё прежде Моры. Общих знакомых у них не нашлось, но и подёрнутые паутиной и пылью городские сплетни Готлиб слушал как новости.
Вскоре Мора узнал, что сегодня вместо псарни им предстоит кладбище псарей ангажировали нести гроб усопшего Айсмана. Немецкая Морина речь ввела Готлиба в заблуждение, он отчего-то решил, что Мора такой же лютеранин, как и прочие слуги старого князя. Мора же в бога вообще не верил.
Гроб несли шестеро два псаря, два егеря и два конюха. Мора побоялся сперва за свою спину, но в гордыне промолчал и потом не пожалел об этом спине ничего не сделалось, зато на лютеранском кладбище попались на глаза весьма примечательные персоны.
Первой персоной была супруга пастора, красавица с кожей ещё более тёмной, чем у самого Моры. Начистоту пасторша была черна как головёшка, но прелестью могла поспорить с Минервой на приснопамятном кёнигсбергском плафоне. Возле пасторши вился давешний поручик Булгаков, посылал красотке томные взгляды и трижды умудрился припасть к чёрной ручке и плевать, что похороны, горе, колокол звонит и всюду грязная земля.
Мора мгновенно догадался, кто же должен пасть жертвой его цыганского приворота.
Чуть позже Мора увидал и псарню и понял, насколько хуже жилось ему в бараке по сравнению с княжескими собаками. Впрочем, вечером явился поручик и, действительно, выдал Море кое-что в счёт жалования, частично восстановив справедливость. Идея приворота не оставляла Булгакова юный повеса принёс платок с вышитой латинской «С». Готлиб, по-русски понимавший так себе, посмотрел на обоих как на идиотов. Мора платок забрал, пообещал скорый результат только плати, но делать, конечно же, никакого приворота не стал.
Наутро Мора отпросился у Готлиба якобы за вещами, но на самом деле хотел при содействии трактирщика Шкварни передать весточку в Москву, Матрёне, и кое-что из своего жалованья для вспоможения арестантам.
Солнце ещё толком не взошло, брезжило за садом. Мора вышел на улицу, под мелкий дождик. Морось носилась в воздухе, трость вязла в грязи.
Перед домом князя стоял с потерянным видом юноша в немецкой одежде, тянул тощую шею, косился на солдат и ни на что не решался. Мора вспомнил себя не так давно, приблизился и спросил по-немецки, по внезапному вдохновению:
Потерялся, любезный?
Я ищу дом господина фон Биринга, отвечал юноша.
Лицо его, мелкое и круглое, как перепелиное яичко, было уже всё в каплях дождя.
Тут целый выводок этих фон Бирингов, но тебе, наверное, нужен старый князь?
О да!
Поздравляю. Видишь солдат на крыльце? Они не пустят тебя. Ещё и проверят, что у тебя в котомке, нет ли тайного письма от заговорщиков.
Юноша поблёк лицом и едва не сел в грязь. Потом зайцем припустил по улице.
Мора догнал его и крепко взял под руку.
Отвечай, пока цел! Что ты хотел? Передать письмо? Или на словах что?
Ты лихой человек? проблеял юноша.
Заори он сейчас «караул» и Мора отпустил бы его, но бедняга совсем пал духом и даже трясся.
Было, да сплыло. Сейчас я слуга в этом доме, не шпион, не цербер Мора волей-неволей влёк жертву туда, куда направлялся и сам к трактиру Шкварни. Или ты хотел просить о чём-то князя?
Мне говорили, что князь ваш живет свободно, ходит куда захочет
Он и ходит. С поручиком.
Что в гости ездит и охотится
Тоже с поручиком. Или с гвардейцем.
Но мне говорили Выходит, меня обманули Юноша в отчаянии закатил глаза, и Мора покрепче придержал его не дай бог повалится в обморок. Но граф так просил меня, а когда он просит, отказать невозможно
Где живёт твой граф, в столице? взвился Мора.
Слово «граф» подействовало на него опьяняюще.
В Соликамске
«Третий в Соликамске» и пауза, глубокая, как могила, перед словом «третий».
Мора как на крыльях внёс жертву в заведение Шкварни, не разжимая когтей, потребовал освободить для них укромный угол, вдвинул, как вещь, в этот угол своего спутника, уселся рядом и выпалил:
Рассказывай. Иначе живым не уйдёшь. Кто ты, что тебе нужно от князя?
Я Юлиус Шмит, признался юноша.
Прекрасно! Просто блестяще! И что Юле Шмиту нужно от его бывшей светлости? Милостей? Или места?
Ничего Наш граф, когда узнал, куда я еду, просил передать одну записку. Он даже позволил прочитать, чтобы я знал, что это не заговор.
И ты читал?
Обязательно! Я всё равно был против, но вы не знаете нашего графа! Если он просит, ну, никак невозможно отказать
У тебя, значит, граф, а у меня князь, недурной бестиарий И что же в записке?
Толком не помню, что-то о прощении. О том, что каждый наказан по-своему, и вроде как про мир на краю могилы.
Отдавай записку, и можешь быть свободен. Я сам передам её, я кое-что должен князю, вот и сочтёмся. И расскажи, что у тебя там за граф имя-то было у него?
Он не граф более, все мы просто зовём его так.
Так и князь наш не князь.
Граф Лёвольд, тоже ссыльный, но ему сидится похуже, чем вашему. Ему и вовсе нельзя гулять, только в церковь и обратно, под надзором поручика. Моя сестра замужем за тем поручиком. Если бы не она, меня и граф бы не уговорил.
Амур у ней с графом? попробовал угадать Мора.
Что вы, граф старый! Юля Шмит впервые улыбнулся. Он милейший человек, очень вежливый и любезный, но Полинька ему во внучки годится. У него и борода седая
И плешь, наверное, предположил Мора.
Нет, плеши нет, улыбаясь, отвечал горе-посланник. У графа длинные чёрные волосы. И дивные глаза.
У нашего князя тоже дивные глаза. Разок посмотрит и можно уносить, усмехнулся Мора. Давай записку и беги. Куда бежишь-то?
На переправу. Я в Москву еду. А вы точно не шпион?
Много ты видал шпионов с рваными ноздрями? Давай, на переправу опоздаешь.
Юноша вытянул из котомки потрёпанное письмо, тщательно запечатанное. Мора взглянул на печать и верно, графский герб и убрал письмо за пазуху.
Беги, несчастный