Староста новгородский Гостомысл, пояснил Никите князь. Это он посоветовал старейшинам племен призвать из-за моря варяга руса Рюрика. Знаешь, вестимо.
Знаю.
Для чего в Царьград-то сбежал?
А куда еще отставному воину податься?
Разумно. Хотя тебя лично я не отставлял. Войско псковское распустил, да, но ты мог бы у меня Ладно. И как приняли?
С распростертыми объятиями. Никита раздвинул руки, показав широту приема. Теперь мы все для Царьграда безоглядные варяги русы, уточнил Никита. Они нас боятся, за это уважают. И ненавидят.
Так и впредь будет с нами, с русскими. Забурлила, закипела кровь славянская в купе с кровью викингов и степняков. Никому покоя и спуску не дадим. И не будет отныне у нас нигде друзей. Только меч наш, да храбрость станут нам верными друзьями. И не падет Русь Рюрикова, пока будет так.
Ярослав поднял кубок, явно предлагая выпить за Русь, Киевское княжество, которое теперь и стало олицетворением всей Руси, «великую победу» над печенегами.
Узнав, что Кот сбежал из Константинополя, испугавшись «заигрываний» императрицы Зои, рассмеялся.
От жен одни беды. Особенно, когда их вокруг тебя мало. А вот когда много, их не замечаешь и душа спокойна. Ты для чего так странно со мной встретился, меткость свою решил напомнить?
Ярослав сузил глаза, в них проблеснули укор и, как показалось Коту, зависть сам князь, как известно, меткостью не отличался. А вот рубил мечом отменно.
Что ты, великий князь, иначе меня просто не подпустили бы к тебе. Кто я такой? Одет, аки калик перехожий, из смердов.
Да, одежонка на тебе знатная. Неужто твой поп не мог найти тебе что-то получше? А раз ты служил у императоров, наверняка дорогой наряд имел.
Имел, согласился Никита, да все гостям проворным за дорогу отдал. Только вот лук и колчан уберег, великий князь.
Ярослав поморщился:
Не называй меня «великим князем». Ты всё ж, какой ни какой, а тоже Рюрикович. До сих пор не пойму, как троюродная сестра брата моего Всеволода, которую я и в глаза никогда не видел, сумела сойтись с форингом шведского короля, отчего народился ты. Как он вообще попал в Волынь и для чего. Но этого мы уже не узнаем никогда, тяжело вздохнул Ярослав. -Брат Всеволод рано ушел в Вальгаллу или в рай, неважно. Но в записях своих велел привечать тебя как Рюриковича. Дальний ты мне, но все ж таки племянник. Надеюсь, не собираешься претендовать на Киев? Ха-ха.
Ярослав рассмеялся так, что зеленое «римское» вино из его кубка выплеснулось на стол. Изрядно захмелевший, но не потерявший ясность ума, он вытер винную лужу рукавом бархатного камзола.
Так что же тебя привело ко мне, Никита Всеволодович? Извини, не знаю, как величали твоего шведского родича, брат не указал, только прозвище гот, так что уж будь Всеволодовичем. Сразу предостерегу: не спрашивай, за что и для чего я посадил в темницу брата моего Судислава. И тебя бы надо
В глазах Ярослава появилась «боевая» злость и жесткость, но почти сразу пропала.
Изольда и дети княжеские не на тебе. Поганые виноваты в их смерти, но они получили от меня!
Князь показал сжатый кулак в сторону входной двери.
Так вот. Судислав сидит в подвале за дело. На то моя воля. Ежели пришел просить его освободить, не пощажу.
Нет, великий Ярослав Владимирович. Я по поводу сестры твоей Предславы, которая томится в неволе у польского короля Болеслава Храброго.
Не знаю, томится ли, ухмыльнулся князь. -Говорят, Болеслав ее жемчугами да драгоценными каменьями обкладывает. Живет она припеваючи, чуть ли ни в хрустальном дворце на Ледницком острове. А тебе-то что за дело до Предславы?
Это ж дети сестры ее Изольды и она сама погибли по моей вине.
По вине печенегов, твердо, словно забивая гвоздь, сказал Ярослав. -Вернее, злобного Локи или дьявола, представшего в виде черного ворона и подтолкнувшего твою руку, правильно говорит твой поп.
И все же, я не снимаю с себя вины. И не успокоюсь, пока.Пока не совершу хотя бы одно благое дело, не спасу живую душу. Так я для себя решил.
Утомил ты меня, племянник. Пей лучше вино. Или ты в Царьграде вдоволь им налакомился. А скажи честно, почему от императрицы сбежал? Не сделал ли ты ей нежданного наследника, а?.. Вот было бы дело: Рюриковичи породнились с византийскими императорами. Славно!
Снова стены терема содрогнулись от хохота князя. В светлицу в испуге заглянули холопы.
Вина! крикнул им Ярослав. Да уток жаренных сюда! Даром что ли их Никита Всеволодович настрелял. Ха-ха. Так какое же благое дело ты задумал?
Пошли меня в Польшу, князь. Я освобожу Предславу Владимировну.
Зачем? Святополку Окаянному, братцу моему, предавшему меня и весь наш род, повинному в пленении Предславы, уже не отомстишь. У Одина теперь безобразит. Король Болеслав хорошо относится к сестре
Никита посмел перебить князя:
Порой золотая, вернее как ты говоришь, хрустальная клетка, бывает хуже смерти. А Болеслав должен знать, что ты великий, мудрый князь, победитель степняков, не желаешь мириться с лукавством этого чужеяда. И честь рода Рюриковичей тебе важнее всего.
Чужеяда, повторил Ярослав слово, означавшее презренного человека, паразита, живущего за счет воровства.
Холопы принесли вина, овсяного и ржаного хлеба, которого и так было много на трапезном столе, сказали, что утки жарятся и скоро будут поданы.
Князь махнул на них рукой:
Пошли прочь.
Когда прислуга удалилась, осушил кубок, хлопнул себя по коленям:
Добро, езжай в Польшу. Но с одним условием.
Каким?
Я поеду с тобой.
Никита, привыкший в Византии к вину, которое теперь его сильно не забирало, решил, что князь все же захмелел.
На кого же оставишь Киевское княжество? спросил он. -Снова наползут поганые, а то и братья твои неведомые объявятся.
Какие еще братья? хмельно вскинул голову Ярослав.
Кот задумался: отвечать не отвечать, обидится еще князь. С другой стороны, это ведь ни для кого не секрет, а он тоже Рюрикович и имеет право на откровение с князем.
У Святого Владимира в каждом городе было по сотне наложниц: и замужние, и девицы, сказал он. Глядишь, еще один братец объявится. Я вон тоже не пойми от кого, а Рюрикович. Да и сам Владимир Святославич от ключницы вышел.
Ярослав ударил по столу, миски с хлебом, рыбой, печеной курятиной подпрыгнули, часть упала на пол.
Я один и единственный законный правитель Рюриковой Руси. Глаголют, что я, мол, свою Русь, Киевскую создал, под себя. А нет никакой Киевской Руси! Я свято чту память великого Рюрика и есть только одна Русь его, Рюрикова! А мы, Рюриковичи все его последователи, и Киев для нас лишь желанная вотчина. Так уж вышло, после того, как воеводы Рюрика Аскольд и Дир прогнали из полянского Киева хазар.
Ярослав неожиданно обнял Никиту, поцеловал в лоб:
Не думай, что я пьян, а потому многоречив. Вино мои чресла расслабляет, ум укрепляет. Мудро говоришь, нельзя мне Киев оставлять. А ты бери людишек с пяток и езжай в Польшу. А там уж смотри сам, как тебе сподручней поступать.
Не надобно мне столько людишек, ответил Никита. Возьму с собой только одного человека, друга своего Данилу Сугроба.
Кто таков?
Моя правая рука в псковской дружине князя Судислава.
Ярослав сверкнул глазами при упоминании томившегося в его темнице брата.
Ладно, кивнул князь. Дам вам лучших коней, тебе своего, «тимурского» подарю, добротного, дорогого снаряжения, денег на дорогу. Чтоб признавали ляхи в вас знатных, почетных людей. Спасай, ежели сможешь, Предславу. В Польше ведь и сестра Мстислава обретается. А где она, что с ней, неведомо.
Благодарю, Ярослав Владимирович. Никита приложил руку к сердцу. Только ни коней, ни дорогого снаряжения мне не понадобится. Не твоим посланником я в Польшу отправлюсь. А тихим, незаметным странником.