Никогда ещё он не желал так чьей-то смерти. Не выигрыша, не победы, не доказательства, что он, Фесс, – лучший, а именно смерти врага, окончательной и бесповоротной. На миг некроманту показалось, что с его посоха сорвалась чёрная молния, верзила взвыл, но вой тотчас сменился отвратительным хрустом рвущейся плоти. Верзилу разорвало пополам, а посох Фесса, продолжая движение, столкнулся с подставленным мечом толстяка, легко переломил стальной клинок и, пробив нагрудник, застрял в теле.
Половинчик, заверещав, ринулся на некроманта сзади; посох чуть не вырвался из рук Фесса, ударив назад словно сам собой, нанизав невысоклика на острие, точно бабочку на иглу.
Все. Конец. За спиной Фесса мёртвые рыцари раскидывали последних сопротивлявшихся. Как и следовало ожидать, запасов храбрости солдатам Инквизиции хватило ненадолго – или это была не трусость, а понимание? Ведь справиться с зомби или с
Бесчисленные знамёна Тьмы затрепетали от гнева. Вихрь уже не подползал, нехотя повинуясь изощрённому заклинанию, он сам шёл в наступление, намереваясь поглотить дерзкую козявку, осмелившуюся приказывать чистой стихии Разрушения; заклятье рвалось, Фесс отчаянно попытался влить в него новые силы – и в тот же миг вихрь накрыл его.
Несколько секунд некромант ещё удерживался на ногах, тщетно пытаясь вернуть себе власть над вышедшим из повиновения диким зверем. Он вбирал в себя бушующую мощь, но, увы, не мог повернуть её против самой же стихии – он лишь высасывал силу из вихря, ослаблял её, безжалостно рассеивая и уничтожая льющееся на него богатство. Он ещё сумел направить удар против столпившихся
* * *
…Тряхнуло его так, что едва не вылетели зубы. Он упал на лапы ели, скатился по ним в успевший нападать снег, тяжело ударился о землю плечом и боком. Взвыл от боли, закусил губу, чтобы не кричать больше. С трудом приподнял подбородок, и…
Он был не на площади и вообще не в стольном Эгесте. Вокруг – сумрачный заснеженный ельник, такое впечатление, что уже середина зимы. В левой руке посох, а вот рунного меча на поясе не оказалось. Крепко запрятанные на теле эльфийские золотые уцелели, как и всё остальное, а вот меча не было.
Кряхтя, Фесс поднялся. Идти он мог едва-едва, слово древний старик, с трудом переставляя ноги. Хорошо ещё, снег оказался не столь глубок.
Где-то неподалёку послышался звон бубенчиков, и Фесс, судорожно сглотнув, пошёл прямо на этот звук, прозвучавший сейчас божественной симфонией небесных сфер.
…Прежде чем он одолел полсотни шагов, он трижды упал. Едва-едва выбрался на дорогу – звон бубенцов и впрямь означал близость тракта. Взглянул на милевой камень – три лиги до Эгеста. Всего три лиги…
А небо над городом уже очищалось. Сейчас должны хлынуть беженцы, те, кто пустился наутек при первых признаках угрозы, подумал Фесс. Он стоял, привалившись к камню спиной – сил двинуться не было. Некромант заскрипел зубами, вспомнив об оставшихся там друзьях, – однако и это не смогло помочь. Он шел, шатаясь, точно пьяный, не в силах даже нормально идти, а не то что сотворить какое-то там заклинание. Несколько раз он попытался. Ничего. Истощение, полное истощение. Его месть обошлась ему слишком дорого.
Кажется, он одновременно рычал от ярости и плакал, точно ребёнок. Опирался на посох, переносил на него тяжесть тела и подтягивал ноги, словно калека. Разум его словно помрачился, ему казалось, что он уже идёт многие часы, и вот-вот впереди должны появиться башни стольного города, однако, обернувшись, увидел позади чёрную пирамидку милевого камня. Он одолел не более пары сотен саженей.
Тогда он упал в снег.
…Очнулся он от холода, когда уже наступил вечер. Смеркалось. Тракт опустел. Если кто-то и миновал лежачего, то не остановился и не предложил помощи. Странно также, что никто не попытался его ограбить…
Впереди замаячили огни таверны, и он потянулся к ним, точно умирающий от жажды в пустыне человек тянется к воде. Ввалился через порог и тяжело упал на лавку.