Ну, товарищ Бергман, если этот мир и так вышел из Основного Потока, то ничего особенного учинять нам и в самом деле не требуется, подумал я. Тихо пришли, тихо сделали свои дела а потом глядь, а что-то в лесу сдохло, и ветра не было. А вот панов польских летчиков за генералом Милевским отпустить надо, и как можно скорее. В первую очередь, для того, чтобы этот деятель со своей стороны организовал особый режим охраны, а то на наш исходящий паром посреди зимы портал в самом ближайшем времени толпами полезут всяческие любопытствующие туристы. Угораздило нас учинить свою манифестацию не на поляне посреди глухой пущи, а рядом с крупным городом
Ну, кто же тогда знал пожала плечами Бригитта Бергман, на чем наш мысленный обмен мнениями был закончен.
Панове офицеры, сказал я вслух, обращаясь к польским вертолетчикам, я не вижу смысла спорить с маленькими людьми о том, что случиться может, а чего нет. Самое главное то есть переход в другой мир и расположившуюся тут мою армию вы видели собственными глазами. Могу вас заверить, что тут только часть моих сил, причем не самая большая, а с главной моей боевой единицей встречаться нежелательно даже американским империалистам, ибо все будет в прах и пепел, как после ядерной войны. Но это я говорю вам не с целью напугать, а для общего понимания, ибо не имею ничего против вашей Народной Польши. Но имейте в виду, что тот круг в небе это тоже граница, и не только с сопредельным государством, но и с сопредельным миром, и будет очень нехорошо, если через несколько дней в Белосток вашего мира поглазеть на дивное диво толпами начнут наезжать разного рода любопытствующие со всей Польши, в том числе и шпионы всех мастей. Там у вас такое может начаться, что западногерманский осенний пивной фестиваль покажется образцом благопристойности и порядка.
Да, пан Серегин, согласился капитан Козловский, такое развитие событий будет совсем нехорошо. Но что тут можем сделать мы, как вы правильно сказали, маленькие люди? И даже начальник нашего пограничного отдела полковник Василевич недостаточно компетентен для решения такого вопроса.
Да, сказал я, чтобы решить этот вопрос, полковник Василевич должен обратиться с рапортом даже не к своему непосредственному начальнику генералу бригады Чеславу Стопиньскому, а к курирующему спецслужбы заместителю министра внутренних дел генералу бригады Мирославу Милевскому. Раз уж эти Врата между мирами возникли, пусть даже и без нашего желания, то необходимо налаживать какие-никакие официальные отношения, хотя бы по линии пограничных и прочих специальных служб.
Це добже, кивнул старший из польских офицеров, но что нам делать, если полковник Василевич не поверит нашему устному рапорту?
Тогда разрешаю вам сделать для начальника вашего отдела один вывозной полет по кругу над местным Белостоком, после чего вы должны сразу вернуться обратно на свою территорию. Думаю, что увиденного с высоты птичьего полета будет достаточно для того, чтобы пан полковник воспринял ваш рапорт со всей возможной серьезностью.
О, да, пан Серегин, согласился капитан Козловский, такой вид убедит кого угодно
В таком случае, пан капитан, последний вопрос, и вы можете садиться в вертолет и отправляться на свою сторону, сказал я. Какой год, месяц и число идут у вас там, в вашем мире?
Второе января тысяча девятьсот семьдесят шестого года, ответил мне собеседник. А что, это имеет какое-нибудь значение?
Только чисто информационное, пожал я плечами. Никаких великих событий или ужасных катастроф у вас в ближайшее время не ожидается.
Пан капитан может видеть будущее? с легкой ехидцей спросил поручик Михалик.
Вместо меня неожиданно ответила Бригитта Бергман:
Пан Серегин ваше будущее просто знает, потому что происходит родом из две тысячи шестнадцатого года. Да и мне про вашу Польшу тоже кое-что известно, хотя я покинула родное время на четверть века раньше. Но об этом мы тоже будем разговаривать только с паном Милевским и ни с кем другим, а вам такие знания просто не по чину. И еще передайте своим начальникам, что пан Серегин будет очень недоволен, если пана Милевского к нам доставит другой экипаж. Он таких вещей не любит.
Да, подтвердил я, я такого не люблю. И еще: полковник Бригитта Бергман служит у меня начальником службы безопасности, так что по специальным вопросам пан Милевский будет общаться именно с ней, а по вопросам общей политики со мной. На этом, я думаю, наш разговор пора закруглять, а то как бы вдогон вам начальство не послало еще один вертолет.
Да, это вполне реальная опасность, согласился пан Козловский, но прежде, чем мы расстанемся, хотелось бы спросить: пан Милевский должен прибыть к вам один или ему можно взять с собой сопровождающих?
Пан Милевский может взять с собой трех-четырех офицеров в невысоких чинах, ответил я, но не для участия в нашей беседе, которая будет чисто конфиденциальной, а исключительно для того, чтобы они прошли по местному Белостоку и провели опрос местных жителей по своему выбору. Должно же ваше начальство убедиться, что рассказанная нами история чистая и истинная правда.
Паны польские офицеры козырнули двумя пальцами и вышли, переполненные впечатлениями. Едва за ними закрылась дверь, товарищ Сталин перевел взгляд с Бригитты Бергман на меня и спросил:
А теперь, товарищи, будьте добры пояснить, почему вы так упорно требовали, чтобы на встречу с вами прибыл именно товарищ Милевский?
Бригадный генерал Мирослав Милевский это мой контакт из прошлой жизни, пояснила Бригитта Бергман. Этот человек был хорошо известен в рядах нашего министерства государственной безопасности, так как в польском министерстве внутренних дел именно он отвечал за разведывательную и контрразведывательную деятельность, а также за связи с восточногерманскими и советскими спецслужбами. А еще в руководстве польской компартии в противовес «гибким» товарищам, склонным к оппортунизму и капитулянтству перед буржуазными идеями, товарищ Милевский считается сторонником развития реального социализма, сторонником фракции «партийного бетона», чуть ли не ортодоксальным сталинистом. Если мы сможем склонить этого человека к сотрудничеству, то перед нами откроется возможность выхода как на советские, так и на восточногерманские спецслужбы
Восточногерманская «штази», где имела честь служить товарищ Бергман, добавил я, в ее время считалась одной из лучших разведывательных и контрразведывательных служб стран социализма. Но это и понятно: враг у них был не где-то далеко, а прямо через забор, и отступать тоже было некуда, что и подтвердилось в девяностом году, когда меченый придурок Горбачев сдал восточногерманское социалистическое государство на бойню за миллиард марок «компенсации». Впрочем, чуть позже он сдаст американцам и все остальные соцстраны, а потом и то государство, которым ему довелось управлять, после чего в Москве случится контрреволюционный переворот, распад Советского Союза и повсеместная реставрация капитализма.
Что-то я не понимаю вас, товарищ Серегин, сказал Сталин. В книгах, которые вы мне дали, о контрреволюционном перевороте не написано ничего.
Я вздохнул и пояснил:
Книги у нас из библиотеки советского танкового полка, загремевшего в тартарары из осени восемьдесят девятого года, зато о случившемся в августе девяносто первого года контрреволюционном перевороте, распаде Советского Союза и реставрации капитализма мне и бойцам моей первоначальной спецгруппы известно в силу нашего происхождения из две тысячи шестнадцатого года. Как выразился наш тогдашний политический лидер, «это была величайшая геополитическая катастрофа двадцатого века».