Пока Сумеречные охотники и маг размышляли над этими словами, в комнате воцарилась тишина; громкий скрип заставил всех чуть ли не подскочить на месте. Звук доносился со стороны двери. В следующее мгновение в комнату вошел Малкольм Фейд и несколько раз топнул по каменному полу, чтобы стряхнуть снег с сапог. Он был без шляпы, и белые хлопья таяли на белых прядях. Джеймсу показалось, что со дня их последней встречи маг похудел; у него был какой-то странный взгляд: горящий, пристальный, но устремленный не на присутствующих, а куда-то вдаль. Только через несколько секунд чародей осознал, что в его доме полно гостей. Разглядев, кто перед ним, он застыл как вкопанный.
Я подумал, что неплохо бы заглянуть на огонек, Малкольм, легкомысленно произнес Магнус.
У Малкольма было такое лицо, словно сейчас ему больше всего на свете хотелось оказаться, например, в Рио-де-Жанейро или каком-нибудь другом далеком городе. Вместо этого он вздохнул и воспользовался универсальным средством, к которому прибегает англичанин в любой трудной ситуации.
Может быть, чаю? предложил он.
Был поздний час, и Анна Лайтвуд чувствовала усталость. Увы, по всем признакам, до окончания вечера, который она устроила у себя в квартире, было еще далеко. Почти все ее друзья из числа Сумеречных охотников уехали из Лондона по разным вздорным причинам, и она воспользовалась этой возможностью, чтобы пригласить к себе существ Нижнего Мира, с которыми ей хотелось познакомиться поближе. Клод Келлингтон, концертмейстер Адского Алькова, сочинил новое произведение и хотел представить его узкому кругу избранных прежде, чем исполнять перед аудиторией. По его словам, квартира Анны была для этого самым подходящим местом.
В новом произведении было много песен, но, к несчастью, вокал не являлся сильной стороной Клода. Более того, Анна сначала не поняла, что на самом деле это был целый цикл песен, точнее, адаптация эпической поэмы, также сочиненной Келлингтоном. Представление продолжалось уже три с лишним часа, и гости Анны, несмотря на благосклонное отношение к артисту, успели соскучиться и напиться. Сам же исполнитель, чьими обычными слушателями являлись скучающие нетрезвые посетители Адского Алькова, этого даже не заметил; также Анна отметила, что он, по-видимому, никогда не слышал слова «антракт».
А теперь какая-то парочка, вампир и оборотень, чьих имен Анна не помнила, предавались страсти на ее диване по крайней мере, наметился позитивный сдвиг в отношениях между представителями Нижнего Мира, подумала она. В углу у горки с фарфором кто-то нюхал табак. Даже чучело змеи по имени Перси выглядело обессилевшим. Время от времени Анна украдкой вытаскивала карманные часы, чтобы узнать, который час, но не могла придумать, как закончить представление, не обидев Клода. Каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дыхание, она поднималась со стула, намереваясь заговорить, но он, не обращая на нее внимания, с удвоенной энергией продолжал петь и аккомпанировать себе на пианино.
Гиацинта, фэйри с бледно-голубой кожей, состоявшая в свите Гипатии Векс, тоже была здесь и весь вечер бросала в сторону Анны многозначительные взгляды. Когда-то они встречались, но у Анны не было ни малейшего желания повторять безумства прошлого. Да, при обычных обстоятельствах пение Келлингтона заставило бы ее уже через час броситься в объятия Гиацинты. Но сегодня она старательно избегала встречаться глазами с девушкой-фэйри. Вид ее напоминал Анне о последних словах Ариадны, сказанных перед расставанием. «Именно из-за меня ты стала такой, как сейчас. Недоступной, холодной и твердой, словно алмаз».
Последние несколько дней эти слова возникали у нее в памяти всякий раз, когда она думала о романтических приключениях. Все, что когда-то интересовало ее, шуршание нижних юбок, падающих на пол, шелест распущенных волос, похожий на любовный шепот, утратило для нее всякую привлекательность. Если, конечно, речь не шла о волосах Ариадны. О юбках Ариадны.
Я забуду, говорила она себе. Я заставлю себя забыть. Она пыталась развеяться. Одной из таких попыток был сегодняшний концерт Келлингтона. Она организовала занятие по рисованию с натуры, предоставив Перси в качестве объекта, она посетила несколько на удивление неинтересных вечеров с танцами в домах разных вампиров, она до утра играла с Гипатией в криббедж. Она никогда не думала, что будет так сильно скучать по Мэтью. Наверняка он смог бы ее отвлечь.
Неожиданно в дверь постучали; Анна вздрогнула и очнулась. Для гостей было довольно поздно. Может быть, кто-то из соседей пришел пожаловаться на шум? Это было бы прекрасно.
Она пробралась мимо приунывших меломанов и распахнула дверь. На пороге стояла Ариадна Бриджсток, дрожавшая от холода.
Глаза у нее опухли, лицо было покрыто красными пятнами. Видимо, она плакала. У Анны упало сердце; слова, которые она собиралась сказать при встрече с Ариадной, вылетели у нее из головы. Ее охватил страх что случилось? Какая-то новая беда?
Извини, заговорила Ариадна. За то, что беспокою тебя не вовремя. Несмотря ни на что она высоко держала голову, смотрела гордо, с достоинством. Я знаю, что мне не следовало приходить сюда. Но мне некуда больше пойти.
Анна молча отошла в сторону, чтобы впустить ее в квартиру. Ариадна вошла. Она несла саквояж, и ее пальто было слишком тонким для такой холодной погоды. Перчаток на руках не было. Тревога Анны усиливалась. Что-то определенно стряслось.
Ариадна молчала, но Анна уже приняла решение.
Она быстро подошла к пианино, на котором Келлингтон как раз очень громко и энергично исполнял свое сочинение, напевая что-то насчет одинокого волка под луной, и закрыла крышку, чуть не прищемив ему пальцы. Музыка смолкла, и Клод обиженно надулся. Анна не обратила на это внимания.
Большое спасибо всем, кто пришел ко мне сегодня, громко произнесла она, но, увы, возникло неотложное дело, касающееся только нефилимов. К сожалению, я вынуждена попросить вас всех уйти.
Я только половину исполнил, запротестовал Келлингтон.
В таком случае мы соберемся здесь как-нибудь в другой раз, чтобы услышать вторую половину, лицемерно улыбнулась Анна, и через несколько минут ей удалось выпроводить дюжину гостей из квартиры. Некоторые ворчали, но большинство просто были озадачены. Когда за последним из них закрылась дверь, в квартире воцарилась странная, неприятная тишина, какая всегда бывает после окончания вечера. Осталась только Ариадна.
Через десять минут девушка с неловким видом примостилась на кушетке, поджав под себя ноги, а ее пальто сушилось у камина. Когда Анна заставила ее выпить чаю, она перестала дрожать, но ее лицо было по-прежнему мрачным, и она смотрела куда-то в пространство. Анна ждала, с показной небрежностью откинувшись на спинку дивана.
Отпивая маленькими глотками чай, Ариадна медленно оглядывала квартиру, оценивала ее. Анну это несколько удивило, но внезапно она вспомнила, что Ариадна никогда не бывала здесь до сегодняшнего вечера. Анна всегда назначала девушке свидания в других местах.
Ты, наверное, удивляешься, зачем я здесь, заговорила Ариадна.
«О, слава Ангелу, она собирается сама все рассказать», подумала Анна. Она всегда готова была принять у себя людей, нуждающихся в утешении: Евгению, рыдавшую об Огастесе Паунсби, Мэтью, который не мог назвать ей причину своей печали, Кристофера, который волновался, что из его научных экспериментов ничего не выйдет, Корделию, отчаянно влюбленную в Джеймса, но слишком гордую для того, чтобы это признать. Она знала, как говорить с теми, кто страдает от разбитого сердца; она понимала, что не следует ничего спрашивать, нужно просто подождать, пока собеседник заговорит первым.