Честно говоря, меня не волнует моя «популярность». И я не ханжа в том, что касается веществ, изменяющих сознание. Мои друзья из школьного комитета по борьбе с климатическим кризисом всегда навеселе после наших еженедельных встреч, и я их не осуждаю. Я понимаю. Кто бы не захотел немного снять стресс после двухчасовых разговоров о тающих ледяных шапках, опасных тепловых волнах, нехватке продовольствия и бесконечных засухах?
Я почти уверена, что мамы из Мидоубрука, сидя в своих домах с кондиционерами или разъезжая на огромных внедорожниках, не слишком задумываются о потеплении на нашей планете, но они, несомненно, разбираются в том, как должен выглядеть подросток. Они смотрят на мои темные обрезанные шорты, белые, как зубная паста, ноги, облаченные в «мартинсы», на отсутствие макияжа, длинные волосы, собранные в конский хвост, и верят, что с их драгоценными чадами такого не случится.
Полагаю, подобные мысли помогают им лучше спать по ночам.
Мой папа подзывает меня к себе. Могу предугадать, что он скажет, еще до того, как он это произносит.
«Летти, окликнет он своим глубоким отцовским тоном, ты что-нибудь ела?»
Я подхожу прямо к нему.
Летти, говорит он. Ты что-нибудь ела?
Бинго.
Я не голодна.
Три слова. Половина моей дневной нормы.
Ну а как насчет вегетарианского бургера? не сдается он, зная, что к мясу я не притронусь. Хотя ему это не нравится. Считает, что мне не хватает белка. Чушь. Я повторяла ему бесчисленное множество раз, что растительный белок не менее полезен, но он не прислушивается к фактам, когда принимает решение.
Не надо, спасибо, отвечаю я.
День еще только начинается, а уже сказано шесть слов. Черт возьми. Все следующие пойдут в счет завтрашних.
Яичное многоборье? спрашивает папа.
Он указывает на себя, затем на меня, будто я не знаю, что он хочет, чтобы мы были в одной команде.
Мне требуется невероятное усилие, вся воля, которую я могу собрать, чтобы не поморщиться. Я не могу разбить сердце своему отцу, но яичное многоборье? О боже, нет! С восьми до тринадцати лет мы объединялись с ним и оставались непобедимыми. Мы как Том Брэди и Роб Гронковски[3] во вселенной яичного многоборья. Где-то в подвале есть коробка с нелепыми пластиковыми трофеями, которые мой дядя Кен покупает каждый год, чтобы раздавать в качестве наград за победу в различных играх, включая бросание яиц. Однако к большому разочарованию моего отца, я ушла из соревнований после того, как пережила то, что стала называть своим пробуждением, то есть когда я осознала, насколько глупы эти соревнования. Год за годом папа доблестно пытается заставить меня вернуться. Он думает, что еще один трофей сблизит нас.
Благослови Бог его доброе сердце.
Не то чтобы я не пыталась наладить отношения со своим отцом. Я старалась, правда. Я не из тех подростков, которые думают, что их родители глупы и ничего не могут предложить. Мой папа безумно умный. Он отличный парень, и да, я люблю его. Но он не хочет говорить о вещах, которые важны для меня: о нашей нагревающейся планете, проблеме иммиграции, контроле над оружием, гендерных проблемах список можно продолжать бесконечно.
В данный момент нам грозит столкновения другого рода. Колледж это надвигающийся кризис, и стоимость моего образования стала его любимой темой для разговора. Он считает, что платить огромную сумму за степень бакалавра пустая трата денег. Я же думаю, что мне не нужно идти в UMass[4]. Калифорния взывает ко мне! Самый прогрессивный штат страны, где я могла бы работать над проблемой климатического кризиса с передовой. Если мой отец не заплатит за обучение в USC[5], я возьму кредит. Он, конечно, скажет мне, что я не понимаю, как работают проценты. Станет пугать долгами. Удачи в приобретении машины или дома, заявит он.
Плевать. Если я все-таки куплю машину, это будет экологичный фургон, в котором я смогу жить. Никаких особняков, извергающих углекислый газ, для меня не существует.
Может быть, в следующем году, говорю я папе, бросая ему косточку. Я вижу боль в его глазах. Поскольку слова «прости» нет в моем лексиконе, я приношу ему свои извинения мысленно.
Коротко обнимаю его, что с лихвой компенсирует мой отказ. Я также надеюсь, что мое объятие демонстрирует, что я не держу на него зла, несмотря на то, что он наказал меня на половину лета. Если бы я была своим ребенком, я бы поступила так же.
Я отваживаюсь уйти в поисках уединения, делая все возможное, чтобы избежать зрительного контакта. Эта вечеринка и так не была особо веселой, но поскольку теперь благодаря школьной камере слежения обо мне говорит весь город, мне нужно укрытие.
К сожалению, я не могу искать убежища в своей спальне, а это именно то место, где мне хотелось бы находиться. Мне как бы не хватает аргументов в переговорах из-за того, что я, несомненно, виновна в довольно серьезном проступке.
Подходя к задней части дома Томпсонов, который стоит рядом с нашим, ощущаю в воздухе аромат жарящихся бургеров. Я подумываю о том, чтобы окунуть ноги в соседский бассейн, но мне снова не везет, поскольку я натыкаюсь на своего двоюродного брата Дилана Эдера. Увидев меня, он вздрагивает, вскакивает с шезлонга, как испуганный кот, открывая фигуру Райли Томпсон, которая была скрыта под ним.
Дилан выпрямляется. Я с сожалением опускаю глаза. Я вижу то, что вижу, и он знает, что я это вижу. Мы оба краснеем, прежде чем он прыгает в бассейн, ведя себя так, будто с самого начала собирался это сделать.
Эй, как дела, Летти? беспечно произносит Дилан, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и небрежно. Он опирается локтями о край бассейна, приподнимая торс так, что вода каскадом стекает по его мускулистой груди. Он усердно занимается в спортзале с тех пор, как его брат Логан на первом курсе колледжа стал чемпионом мира по лакроссу. Дилан, возможно, и не такой звездный игрок, как Логан, но его смуглого и задумчивого образа вкупе с его спортивным мастерством достаточно, чтобы заслужить расположение, бесспорно, самой красивой девушки в нашей школе Райли Томпсон, которая, так уж случилось, является человеком, которому я больше всего хочу дать по морде.
Райли поднимается с шезлонга, как Венера из своей раковины-раскладушки. На ней белый раздельный купальник, который смотрелся бы вполовину меньше на моем более широком торсе. Не поймите меня неправильно, я не зациклена на своем теле. Мне нравится, как я выгляжу, но одновременно я осознаю, что Райли совершенно великолепна, и у меня никогда не будет такой фигуры, как у нее, независимо от того, сколько часов я провожу в тренажерном зале (недостаточно) или от скольких пончиков с медовой глазурью я отказываюсь (возможно, недостаточно).
Привет, Летти, щебечет Райли, наклоняя голову вправо, как будто у нее внезапно лопнуло сухожилие на шее. Что нового?
Я могла бы рассказать о нехватке продовольствия или неравенстве доходов, но вместо этого сухо бросаю:
Ничего.
А потом мы с любопытством смотрим друг на друга, пытаясь решить, что делать дальше. Ответом, по-видимому, является молчание.
Я могла схлестнуться с Райли, дать ей понять, что знаю это она меня сдала, но к чему это приведет? Ведь именно Дилан сообщил мне, что Райли опознала меня на фотографиях с камеры наблюдения, которые полиция Мидоубрука разместила в социальных сетях. Полиция хотела схватить школьного вандала, а Райли хотела поиграть в героя. Приятно осознавать, что преданность семье важнее минета.
Увидимся позже, бросаю я обоим.
Пока, Летти, произносит Райли, махнув рукой.
Мы с Диланом на мгновение встречаемся взглядами. Я вижу, его беспокоит, что я стану ругаться с Райли и испорчу им свидание. Хоть я и жажду отомстить ей, я не буду делать это за счет своего кузена.