Саша, что ты творишь? Тебе руку забинтовать надо, а то
Обрез тебе делаю. Просто Не взводи все курки сразу, в следующий раз, окей?
Я поняла уже, мне чуть отдачей руки не оторвало. Тебя перевязать надо!
Давай я до конца отпилю стволы, приклад, и тогда будешь меня уже лечить, хорошо?
Анна посмотрела на левую руку полицейского, что обхватывала стволы ружья, и на которой теперь не хватало двух пальцев. Кровь с неё текла по обеим стволам и каплями ударялась о деревянный пол. Через несколько секунд о него ударилась также отрезанная часть от ружья. Саша извлёк из стволов две пустые гильзы и направился в сторону умирающего мужчины, что также сидел и продолжал издавать ужасные хрипы. На его поясе виднелся кожаный патронташ с патронами двенадцатого калибра. Участковый наклонился к маньяку, расстегнул на том ремень, извлекая из него подсумок. Самого же маньяка, тот схватив за рваную дробью спецодежду в области груди, потянул на себя и бросил на пол. Сумасшедший стукнулся лицом об бетон и пытался что то нащупать под собой ладонью уцелевшей руки. Снарядив обрез ружья двумя охотничьими патронами, Александр протянул его Соловьёвой вместе кожаным патронташем, в котором было всего четыре патрона. Быстро вернувшись к верстаку снова, полицейский схватил с крышки того свой пистолет Макарова. Участковый резко развернулся и навёл «ПМ» в голову заражённой, маленькой девочке, которая продолжала сидеть связанная на стуле.
СТОЙ! Не надо! Я не хочу потом это вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Я понимаю, что это уже не ребёнок. Не надо Саш, пусть это будем не мы!
Хорошо Аня, тогда пусть это будем не мы!
Полицейский в последний раз посмотрел на лежащего, дёргающегося и хрипящего мужчину, отвернул от того свой взгляд и захлопнул металлическую дверь. В верхней ее части имелась металлическая щеколда, которую тот задвинул. Александр резко открыл дверь рядом с лестницей на второй этаж, ударив по ней туфлей правой ноги. Водя дулом пистолета в кромешной тьме, он нащупал выключатель на стене. Яркий свет осветил помещение ванной комнаты и Соловьёва увидела над рукомойником приоткрытый шкафчик. Внутри него виднелись упаковки с ватой, влажными салфетками, марлевыми повязками и бактерицидными пластырями. Саша держал под холодной струёй свою левую руку с ампутированными пальцами, не отрывая взгляд от воды, окрасившейся в алый цвет и уходящей в раковину. Пока не поднял глаза на свое отражение в зеркале. Его шевелюра, даже при аккуратно и коротко выбритых боках, была все равно взъерошена. Сама причёска по своему типу напоминала модную, молодёжную стрижку «полубокс», но только объём выше его ушей был уже запущен. Чёлка, которую тот зачёсывал на правую сторону, из за количества чёрных как тьма волос сейчас целым косяком свисала над правым виском. Лоб над тёмными и чётко выраженными бровями весь был измазан высохшей кровью. Не особо большого размера глаза, с ярко блестящими зелёными зрачками разграничивала стандартная переносица, что более подходит к европейскому типу мужского лица с приподнятым немного кончиком носа. Бледная кожа, с еле ощутимым румянцем на щеках, специфически и довольно симпатично подчеркивала такой типаж внешности при своеобразном и лисьем разрезе глаз. Ниже слегка выпирающих скул Токарева, что имели явно выраженные порезы и ссадины, выделялась еле видимая щетина. Полицейский перестал рассматривать свои тёмные синяки под глазами и устремил взгляд на прилично выгнутую металлическую пластину, что тот извлёк из нагрудного чехла бронежилета: «Я будто в каком то подвале несколько дней просидел, без еды и воды, жесть! Дробь не пробила броник, но вот несколько рёбер могла сломать. Не согнуться, не разогнуться теперь. Такая боль жуткая пониже сердца, как раз напротив места, где железку хорошо так перекосило».
Широкоплечий, стройного телосложения при своём почти метр восемьдесят росте, участковый продолжал стоять перед зеркалом и умываться холодной водой. Бронежилет, что был одет на нём поверх куртки полевой полицейской формы, опрятно сидел по всей ширине туловища, не выпирая ни спереди, ни по бокам. Как обычно бывает у сотрудников с переизбытком веса. Ниже одного из фальш погон с тремя вышитыми медными звездами, левая рука была забинтована прямо поверх длинного рукава формы. Анна очень аккуратно в этот момент времени пыталась нащупать хоть одну ампулу среди целого кармана стеклянных осколков, что находились в её медицинском костюме. При падении по лестнице вся анестезия по ходу разбилась. Но нет, девушка вытянула целых две. Набрав содержимое в шприц, медсестра сделала один укол полицейскому между отрезанных пальцев, а второй в левую дельтовидную мышцу. Перекись водорода зашипела и вместе с кровавыми пузырями стала стекать с фрагментов от двух оставшихся пальцев Александра.
Тут, по хорошему зашивать нужно, но нечем. Я сейчас крепко забинтую, чтобы кровь остановить. Хотя бы бинты есть!
Я их до сих пор чувствую.
Свои пальцы?
Да. И они болят. Жутко, причём.
Сейчас онемеет всё. Стяну крепко бинтом, будет снова больно, терпи!
Когда медсестра закончила, то Токарев поднял перед лицом свою забинтованную левую ладонь. Посмотрел на три уцелевших, торчащих пальца и произнёс: «М-да! С каждым часом всё интересней и интересней!». Следующим помещением за коридором шла кухня. Она была огромная, с действительно не обычным и красивым интерьером. На стенах имелись декоративные фартуки, на которых была изображена цветущая сакура, с широкими и раскидистыми ветвями. Светло розовые цветы японской вишни очень ярко бросались в глаза на фоне заснеженного ландшафта на заднем плане. Кухонные шкафы имели багровый оттенок и шикарно смотрелись с большим столом, что стоял посередине. На полу, выстеленном белоснежной плиткой, блестели металлические стулья. Такие чаще всего можно встретить в кафе или в баре рядом с самой барной стойкой. Зал выглядел ещё шикарней и был огромным по площади. Над головой у Саши и Ани светло фиолетовая подсветка освещала навесной потолок, то загораясь сильней, то начиная немного блекнуть. У строгого дивана лежал ковёр с расцветкой зебры. Деревянная фурнитура была в разнообразных, серых тонах, что очень неплохо сочетались с линолеумом. Саша сел на диван перед огромным, плазменным телевизором, что висел на стене. Токарев вытянул свои чёрные носки из туфель и поставил мокрые пятки на белоснежную подстилку в виде бутафорской шкуры белого медведя. Соловьёва же присела на кресло рядом с диваном. Звук у телевизора был выключен, но на экране полицейский увидел фильм «Вий»17.
Как раз тот самый момент, когда Хома Брут18 впервые входит в старую церковь. Аккуратно шагает в потёмках к гробу с паночкой, окружённому горящими свечами на блестящих подсвечниках. В это время откуда то с левой стороны перед его ногами выбегает целая стая кошек, которые пронзительно верещат. Только в этот раз участковый не услышал этих кошачьих ужасных криков, так как звук у телевизора по ходу был на отметке «0». Но, он так отчётливо помнит тот визг, что никогда бы и ни с чем его бы в жизни не спутал: «Блин! Как меня в детстве напугали эти сраные кошки! В фильме очень тихо разговаривали, и пришлось добавить громкости на пульте. Тут мало того, что они выскочили, так и визг на весь дом посреди ночи из телевизора раздался. Классный фильм!».
Я его видела, конечно, но когда ещё в первый класс школы пошла. Ничего в нём страшного такого не помню, а нет, девушка там в гробу мёртвая летает. Ну и всё!