Из продольного разреза в конечности, что отдалённо напоминала человеческую ладонь, наружу показалось червеобразное существо, змеиное тело которого состояло из закрученных извилин человеческого мозга. Головная часть, если так её можно было назвать в данной ситуации, представляла целый набор из двух человеческих глаз и органов гортани, что начиналась от глотки и выводила вниз к трахее. И вокруг этого организма, что по длине был не меньше метра, развевались десятки тонких тканей. Аналогию их ритму движения можно провести, если много ленточек привязать к сетчатой крышке включённого вентилятора. И эти гремучие отростки имели с обеих сторон маленькие, острые костяные отломки, что по видимому играли роль клыков. Огромная рука мутированной твари опустилась вниз до самого пола. А то, что вылезло из неё, выгнулось как самая настоящая кобра и приготовилось к удару. Который и произошёл после первой очереди, выпущенной по шипящей гортани. Вся эта перечисленная органическая масса хлестко ударила в сторону Токарева, что успел только укрыться ручным пулемётом. Удар попал в рожок «РПК», разломав тот на пополам и остановился о металлическую пластину бронежилета. Патроны калибра 5,45 со звоном разлетелись в разные стороны, а сам Александр отлетел спиной в дверь. С громким и диким криком: «Да когда ты уже сдохнешь?», участковый со злобы швырнул отстёгнутый кусок от магазина в сторону.
Быстро своей левой рукой нащупал подсумок, находящийся на портупее: «Сука!». Он уронил рожок в спешке. Снова достав второй и пытаясь снарядить его в пулемёт, тот увидел, как Анна показалась в дверном проёме аварийного выхода. Медсестра нажимала на спусковой крючок «АКСУ», с криком и зажмуривая глаза от выстрелов. Три пули из целого десятка угодили в червеобразное существо, что тут же судорожно заметалось. Оно до конца и с кровавыми брызгами вырвалось из огромной кисти руки зараженного и проползло ему под ногами. А не пропорциональное, уродливое туловище резко остановилось, через секунду рухнуло назначь и никаких признаков жизни больше не подавало. Саша рванул в сторону лестничной площадки при этом выкрикнув: «С открытыми глазами стрелять лучше, поверь!». Он ещё раз обернулся и осмотрел коридор хирургического отделения через прицельную планку пулемёта, как уже где то внизу раздался крик Соловьёвой: «Аааа». За которым послышался всего один выстрел из автомата. Токарев и внимания не обратил на то, что она неслась сломя голову впереди него. Полицейский тут же спустился на площадку первого этажа, где увидел Аню, сидящую на коленях рядом с лежащей женщиной в белом медицинском халате. Соловьева сжимала ей рану на животе руками, но кровь стремительно просачивалась из под ладоней на пол, делая под телом врача алую лужу все больше и больше.
Саш, я просто испугалась. Она под проёмом лестничным была, в кромешной темноте, выбежала на меня с ножницами в руках. Я стрельнула!
Аня, успокойся! Чем мне помочь? Женщина кровь теряет и очень быстро. АНЯ! ГОВОРИ СО МНОЙ!
Токарев бросил взгляд на огромные, металлические ножницы, которые блестели от падающего тускло оранжевого света лампы, висящей над дверным проёмом. А затем он посмотрел в глаза Соловьёвой, поднявшей голову и также встретившейся своим взглядом с ним.
Уже ничем мы не сможем помочь, Саш. Что я натворила?
Женщина в медицинском халате в конвульсиях дёргала обеими ногами, тихо и протяжно стонала. Кровь уже было поздно останавливать, ведь почти большинство её просочилось наружу сквозь сжатые пальцы ладоней медсестры. Врач посмотрела на Анну и судорожным, дрожащим голосом стала ей рассказывать: «Это мне за девочек из отделения моего. Те бешеные сволочи набросились на мужчину, который у нас лежал. Тот от онкологии умирал, так они его живьём разодрали. Он умер, но, как же тогда в себя пришёл? КАК? С него кожа слазить стала, рука вся вздулась, стала огромной, уже не человеческой даже. Это я закрыла все пожарные выходы. А девочек медсестёр молодых, двоих оставила за закрытой дверью. Я первая выбежала из отделения, так как из живых оставались мы втроём. Они так плакали, рыдали, умоляли чтобы я их впустила. А потом так громко кричали, когда эта тварь их разрывала. Одна даже звала маму после жутких и громких ударов. Я прислонила голову к двери и услышала её последнее слово она с трудом шептала «мама».
Доктор была уже в агонии, и казалось, что она смотрела не на Аню, а куда то ещё, хотя и разговаривала с ней.
Аня, нам нужно уходить. Времени и так нет. Оставь её!
Почему? Что ты
Не знаю, кто из них на самом деле потерял человечность. Та тварь с другой стороны дверей или она. Поднимайся, Ань, оставь её, пойдём, пожалуйста.
Да что с тобой чёрт подери такое? Я тебя начинаю бояться, ты уже с ума что ли сошёл?
Мама! знаешь, где я это уже слышал? Два года назад я приехал на вызов. Зашарпанная комната в общежитии для малоимущих, соседи позвонили в нашу дежурную часть и жаловались на громкие крики и шум из за стены. На кухне, за столом сидел отец семейства, лет сорока пяти, на вид уже давно спившийся. Сидел и что то пытался наколоть вилкой на почти пустой сковороде. Наш не очень дружеский и матерный разговор услышала его женушка. Та приоткрыла дверь соседней комнаты и вышла к нам в одной ночнушке, стоя с каким то виноватым, странным взглядом. Так как соседи жаловались на детские, пронзительные крики, то я спросил у папаши: «Где ребёнок?». На что, этот ублюдок ответил, что эта «маленькая тварь» где то прячется.
К чему сейчас эта твоя история? в бешенстве звонким голосом спросила у него Соловьёва, но тот также не шевелился, стоял над ней и, смотря в глаза, продолжал: «Я вошёл в следующую комнату, где никого не было. Но, сделав пару шагов, услышал детский голос из под кровати: «мама». Я достал оттуда девочку, которой было всего восемь лет. До неё нельзя было даже прикоснуться, она вся была в синяках и ожогах. На улице падал снег, такими прямо большими хлопьями на нас. Я шёл от подъезда, неся на руках ту девочку к машине скорой помощи. Фельдшер, открыв заднюю дверь скорой, и увидев травмы на теле ребёнка, заплакала. А знаешь, что я запомнил на всю свою жизнь? Её биение сердца. Я так отчётливо чувствовал эти удары, когда нёс девочку на руках к больничной машине. То маленькое сердечко перестало биться внутри неотложки13, когда до больницы оставалось всего несколько минут. Оно остановилось из за перенесённого, сильного для ребёнка болевого шока Всё А знаешь, что было в той квартире до моего приезда? Её конченная, пьяная мамаша закрылась в комнате, чтобы муж перестал её бедную гонять. И пила там спокойно себе водку сама. И та сука никак не реагировала на детский плач и крик своей дочери. Пока папаша бил ребёнка, а под конец вылил ей на голову целый черпак кипятка. Её родители это животные, и такое же точно лежит перед нашими ногами. Поэтому бери свой автомат, и давай мы уже будем выбираться из этого проклятого города на хрен!».
Анна встала с колен из большой, растёкшейся кровавой лужи, смотря на свои белоснежные балетки, измазанные красными разводами, и спросила у Токарева: «Что стало потом с теми родителями?».
Сгорели заживо. Причём до всяких судебных процессов. Когда мы утром приехали, то обнаружили их тела в ужасных, скрюченных позах, видно, они, когда уже поджаривались, пытались к дверному проёму выползти по полу. Но увы, не судьба. Особенно, когда в крови у обоих было по промилле алкоголя. Жалею, только, что не увидел своими глазами, как с них кожа слазит заживо от температуры!
В голове девушки был абсолютный хаос мыслей, а перед её глазами стояла до сих пор та картина, в которой она стреляет в живот той женщине, выбегающей из тёмного угла лестничного проёма с ножницами в руке. Но даже в этот момент её сильно стало настораживать то, что ей сказал полицейский. Это заставило Анну задуматься о том, что может быть его и не просто так закрыли в подсобном помещении, накачав снотворным. Или всё таки это обычные совпадения. Открыв последние двери этой больницы одним из ключей, что Соловьева нашла в кармане у мёртвого врача, они с Сашей выбежали на улицу, ощутив свежий, осенний, прохладный воздух. Фигуры полицейского и медсестры застыли на фоне парковочной площадки скорой помощи, где на асфальтированном покрытии с белой разметкой стояла только одна каталка. Аня бежала впереди, так как знала, где находится выход с территории больницы через металлический забор из толстых, стальных прутьев, что были высотой с человеческий рост. За приоткрытой железной калиткой находился тротуар. Огромное, прямоугольное, пяти этажное здание из белого кирпича отдалялось с каждым метром за их спинами. Ярко жёлтые и тёмно оранжевые листья падали с высоких клёнов, посаженных вдоль тротуара на полицейского и медсестру. Они же резко замерли на одном месте, крутили головами по сторонам и думали, что им теперь делать дальше.