Наступала эра видимых вблизи очами понятий. Очевидность стала мерилом правильности идей. Очевидность владык, озвученная к ним приближенными и вбитая в мозги остальному большинству.
И пошли через долгие времена караваны пустозвонов. И запели акыны с ишаков про красивые глаза, глубокие, как озера. Про высокие горы, про черное горе, посланное за непослушание владыкам и непонятным богам. Про золотое солнце, зеленые плодородные сады и нивы, в которые попадут лишь те, кто будет беспрекословно подчиняться. Запели про вечное счастье, но не теперь, а потом, когда-нибудь, счастье для всех, которое наступит, если
И золото стало мерилом жизни. А власть мерилом золота и знаний. И появились алхимики. И расплодились проходимцы. И стали чужие мысли выдавать за свои. А свои за мысли Бога.
Наступила новая эра. Эра акынизма.
Часть первая
История Преображенска
1
Пройдя через вокзал, построенный еще во времена, когда железнодорожное сообщение возглавлял Феликс Эдмундович, раз и навсегда наведший порядок в этом ведомстве, пассажиры московского поезда оказывались на привокзальной площади города Преображенска. Даже если бы они не захотели, то и тогда бы увидели огромный транспарант, по соцстаринке нарисованный жирными метровыми белыми буквами на красном ситце.
«ПИЗ НЕТ» загадочно отрицала, а может быть, утверждала надпись.
Кто такой или лучше сказать, что такое ПИЗ, в Преображен-ске знал каждый. У истоков его создания стоял другой незабвенный вождь Лаврентий Павлович.
Еще во время войны, когда партия сказала: «Надо!», а комсомол ответил: «Есть!» по его прямому указанию сюда пригнали тысячи четыре интеллигентов из обеих столиц, и те, которые не загнулись после года корчевки леса, строительства бараков и цехов, были определены для работы в шарашке и цехах созданного ими же завода ПЯ 64. Этот ПЯ был частью гигантской программы, которую потом назвали «Ядерным щитом Родины» и после разоблачения культа личности переименовали в Преображенский инструментальный завод, или сокращенно ПИЗ.
ПИЗ, как писали в прессе (конечно, не о нем, а вообще), выдавал на-гора сверх плана детали к атомным бомбам, а позже боеголовкам баллистических ракет. Вначале этими деталями были обыкновенные болты, только не железные, а из урана. Куда их вворачивали, никто не знал, а вот вытачивали на обыкновенных токарных станках. Стружку в конце смены взвешивали, прессовали на маленьком паровом прессе в конце цеха и под надзором трех гражданско-военных представителей вывозили с завода.
Куда эта стружка девалась, никто не знал. Не положено было.
Со временем на заводе стали делать и другие детали. А потом и целые узлы. Работали здесь хорошо, народ был сообразительный и мастеровой. Да и не удивительно. Большинство жителей составляли потомки реабилитированных интеллигентов, так сказать, первого призыва. После пятьдесят третьего года ехать им было некуда. Квартиры в столицах, откуда их забирали, давно заселили другие, а здесь какая-никакая хибара была у каждого. Да и завод периодически строил жилье и, как сказал классик, улучшал квартирный вопрос.
Так что интеллигентных рож в городе в конце пятидесятых годов, к неудовольствию местного райкомовского начальства, было многовато. Зато детей этого начальства учили бывшие профессора университетов, в поликлинике сначала младшим медперсоналом, а потом участковыми служили врачи-убийцы из «кремлевки». А зубным кабинетом руководил старичок, делавший коронки самому Иосифу Виссарионовичу.
Дети начальства от таких учителей, как правило, не умнели, уж очень много водки потребляли перед их зачатием местные управители, да и врожденный комплекс рефлексов больше располагал младших к фискальству, лености и хитрости, чем к трудолюбию, уму и порядочности. Однако дети самих бывших врагов, воспитанные на рассказах родителей и выученные ими не хуже чем в элитных столичных школах, вырастали на радость родителей.
Со временем рос и завод. Вместе с ним хорошел Преображенск. Те из молодежи, которые не хотели покидать ставший родным город, женились, примиряя родителей. Вырастали внуки, которые уже и вовсе не помнили истоков возникновения ПИЗа.
Даже афганская война пощадила город. Из сотен призывников абсолютно все вернулись живыми и невредимыми. Наверное, судьба щадила родителей. Наверное, всё, что они должны были испытать, произошло в начале их жизни в этом городе и перед этим. Жизнь становилась спокойной сытой и предсказуемой.
Но тут наступила перестройка.
2
Перестройка в Преображенске ознаменовалась двумя событиями. Во-первых, активистами общества «Знание» из булыжников и цемента был сооружен памятник жертвам репрессий, к которому родственники погибших приносили на Пасху цветы, а шестидесятники с гитарами пели на Первое мая песни.
Во-вторых, первый секретарь райкома ушел на пенсию, а на его место, как сообщала районная газета «Новый путь», единогласно при трех воздержавшихся и двух против, был избран новый секретарь. Правда, газета не сообщала, что он был племянником прежнего. Раньше, по дядюшкиному протеже новый возглавлял комсомол. Было ему тридцать семь лет. Окончил кое-как местный пединститут. Ничего порочащего, кроме любви к официанткам железнодорожного ресторана и комсомолкам райкома после обильных застолий по случаю революционных праздников, за ним не числилось, поэтому инструктор обкома, прибывший пособить племяннику, так и сказал на парткоме:
Виталий Ильич Лизов любит людей, и те отвечают ему взаимностью.
«Против» были директор ПИЗа Виктор Петрович Коротов, который метил на эту должность поставить своего приятеля секретаря парткома завода, и, естественно, сам секретарь заводского парткома, но их связей не хватило. В министерстве опасались делать любые телодвижения, не зная чего ждать от нового ЦК, а в обкоме первый секретарь дружил с дядюшкой Лизова.
Семена вражды были посеяны, но сама вражда разгорелась в полную силу после очередного политического события.
Начались выборы на Всесоюзную партийную конференцию, а затем и в народные депутаты СССР. Население, затаив дыхание и не отрываясь от местного телевидения, следило за процессами пробы сил. В районе снизилась преступность, так как серьезные правонарушители должны были оценивать политическую ситуацию. Того же они требовали от своих младших, скажем так, коллег.
Начальство чего-то говорило на собраниях, и хотя смысл речей был не ясен, но все отчетливее прояснялось, что свобода слова по мере приближения выборов к финалу превращалась в свободу выражений.
В открытой и подковёрной борьбе за делегатские мандаты победили Коротов и парторг. Сказался профессионализм производственников и солидные средства авангардного предприятия ВПК.
То, что происходило на открытых заседаниях конференции и съезда, видел по телевизору каждый интеллигент в стране, слушал, развесив уши, и обсуждал с друзьями, на работе, в семье, а чуть позже, когда начали шпынять КГБ, в общественном транспорте и на митингах. Однако мнение этих придурков мало интересовало людей серьезных и деловых, таких как Коротов и парторг Витов. Они боролись за мандаты не для того, чтобы поболтать с трибуны и показаться на экране перед всей страной, а с практическими, далеко идущими целями. Ключевым словами их цели стало информация и связи. Этим они, простите за каламбур, всецело и занимались.
Оценив обстановку, выявили наиболее перспективных и влиятельных людей из окружения лидеров нового ЦК и установили с ними, насколько это было возможно в эпоху борьбы с алкоголизмом, дружеские отношения.