Брайс рассказал мне еще несколько историй о похищениях инопланетянами. Затем он предложил мне ЛСД, и я поняла пора уходить.
Во время двухчасовой поездки домой я чувствовала себя очень глупо, потому что всегда считала себя разумным человеком, но я не казалась себе разумной, когда приехала домой, поставила машину в гараже и разрыдалась, склонившись над рулем.
В конце концов я выпрямилась, нашла салфетку в сумочке, высморкалась, а затем вышла и побрела к лифту.
Через некоторое время я зашла домой и теперь снова стояла у окна и в оцепенении смотрела на еще один парусник, отплывавший от пристани в открытое море. Меня вдруг замутило, и мне пришлось присесть и дождаться, пока тошнота не пройдет.
Мне кажется, у меня депрессия, сказала я маме, когда она позвонила.
Конечно. Ты только что потеряла мужа. Тебе нужно пережить горе. Нужно с кем-то поговорить об этом.
Может быть, ответила я, разогревая на плите банку куриного супа с лапшой и гадая, что подумал бы Дин об этом предложении. Посоветовал бы он мне это? Полагаю, ты хочешь сказать «я же тебе говорила»?
Ты имеешь в виду того чокнутого конспиролога? Да, именно это я и хочу сказать, но не буду. Мне кажется, ты и сама уже поняла все, что должна была понять.
Что мне не следует лезть глубже в эту кроличью нору? сухо сказала я.
Именно.
Я ненадолго задумалась об этом, а потом тяжело вздохнула.
Но я отчаянно нуждаюсь в объяснении. Я не могу вечно жить в неведении, задаваясь вопросом, что случилось с Дином, так и не дойдя до какого-то финала.
Я впервые употребила это слово, но встреча с Брайсом была для меня как ушат ледяной воды.
Я знаю, что это больно, сказала мама. Но в конце концов тебе придется принять, что Дина больше нет. Прости, милая.
Все мое тело напряглось.
Я не хочу ничего принимать, пока не увижу отчет Национального совета по безопасности на транспорте о расследовании аварии. Я не знаю, сколько времени это займет, но мне нужно знать их официальное заключение. И я собираюсь самостоятельно изучить эту тему и выяснить, что происходит с пропавшими самолетами на Багамах.
Я бы предпочла, чтобы ты этого не делала, сказала мама.
Почему? По крайней мере, это даст мне возможность сосредоточиться и чем-то занять себя.
Ты всегда можешь вернуться домой в Нью-Йорк и какое-то время пожить со мной, предложила она. Начать с чистого листа.
Именно этого мы с Дином хотели, когда четыре года назад переехали из Нью-Йорка в Майами. Начать с чистого листа. Какое-то время у нас неплохо получалось. По крайней мере, пока он не согласился заменить другого пилота, у которого хватило наглости заразиться кишечной палочкой и пропустить запланированный рейс.
Мне нужно идти, сказала я, глядя на суп в кастрюле. Положив трубку, я наклонилась, вдохнула запах бекона в бульоне и вновь почувствовала тошноту. Я долго и растерянно моргала, не веря самой себе.
Могло ли так быть? Возможно ли это?
Набрав в грудь побольше воздуха, я оставила половник на столе и пошла в спальню за адресной книгой в ящике стола. Я лихорадочно листала страницы в поисках нужного номера. И наконец нашла. Я поспешила обратно на кухню и позвонила врачу. Она знала о моей ситуации и согласилась принять меня в течение часа.
Я всегда представляла, что день, когда я узнаю, что беременна, будет очень счастливым. Дин поднимет меня на руки, закружит по комнате и скажет, как он счастлив. Остаток дня мы проведем, обзванивая друзей и родных, чтобы сообщить им радостную новость. А потом уютно устроимся в кровати, только вдвоем, и насладимся радостью того, что создали что-то вместе. Ребенка. Прекрасного малыша, который будет расти во мне. Мы обсудим имена для мальчика и для девочки и перспективу покупки собственного дома не всю ведь жизнь нам жить в квартире, которую нам бесплатно предоставила мама.
Но Дина не было рядом. Он не разделил со мной этот особенный момент. Я была одна в кабинете врача, когда она с состраданием сообщила мне результат теста на беременность, словно это было что-то печальное. В каком-то смысле так оно и было. Может, она просто чувствовала мое настроение.
Мы обсудили сроки родов, витаминные добавки и утреннее недомогание. Затем она сложила руки перед собой.
Надеюсь, вы этому рады.
Я рада. Я кивнула. Мы всегда этого хотели.
Она смотрела на меня с сочувствием.
У вас есть кто-нибудь, с кем вы можете поговорить?
У меня есть мама, ответила я. И сестра. И друзья.
Нет, я имею в виду профессионала.
Психотерапевта?
Да. Они могут быть очень полезны.
Я опустила взгляд и покачала головой.
Мне так не кажется. Но я дам вам знать, если передумаю. А пока я просто пойду домой смотреть «Золотых девочек» и галлонами есть мороженое.
Она рассмеялась, но я не шутила. Думаю, она это понимала.
Глава 7. Мелани. Нью-Йорк, 1986
Это замечательно, ответил доктор Филдинг. Мне не терпится прочитать вашу работу.
И я хочу поскорее закончить ее. Кто знает, что из этого может получиться?
Он нажал кнопку вызова лифта.
Кстати, как продвигается работа? Будете ли вы готовы вовремя представить ее?
Думаю, да, ответила я. Я почти на полпути к черновой версии.
Отлично. Двери лифта открылись, и доктор Филдинг вошел внутрь. Обсудим это на следующей неделе.
Как только он ушел, я поспешила обратно в лабораторию, чтобы собрать вещи, потому что меньше чем через час у меня был сеанс с доктором Робинсоном. Я ходила к нему уже шесть недель и не могла отрицать, что ждала наших еженедельных сеансов с таким нетерпением, какого никогда раньше не чувствовала. Часто, работая в лаборатории, я прокручивала в памяти наши предыдущие разговоры и думала о том, что еще хочу с ним обсудить, например открытия, которые я сделала в ходе своих экспериментов, или необычные происшествия с пилотами незадолго до их исчезновения. Все это было ему очень интересно.
Мне нравилось говорить и о личном: о вкусной еде, которую я приготовила, о хорошей книге, которую я прочитала, и, конечно, о моих отношениях с мамой. Я была центром внимания, и это опьяняло, ведь меня слушали. Я невольно задумалась: так ли это бывает, когда встречаешь свою идеальную пару? Что бы я ни говорила даже если что-то банальное, он слушал и расспрашивал с явным интересом и казался чрезвычайно увлеченным. Часы, проведенные с доктором Робинсоном, стали самыми волнующими часами всей моей взрослой жизни.
Собрав вещи, я пошла в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок и накраситься. Косметику пудру, тушь и блеск для губ я купила сегодня утром в «Волгринс». Это было странно, потому что я никогда не красилась.
Однако, накрасившись, я посмотрела на себя в зеркало, и то, что я увидела, мне совсем не понравилось. Ощутив, как подкатила волна тошноты, я схватила салфетку и быстро вытерла ею лицо. Затем запихнула косметику обратно в сумку и поспешила к двери.
Мне хотелось бы обсудить кое-что, что только что произошло, сказала я доктору Робинсону, сев на диван в его кабинете. Он сидел напротив меня в большом кресле, сложив руки и с блокнотом на коленях.
Это было смелая и дерзкая просьба. Всю дорогу в метро я размышляла, стоит ли вообще поднимать эту тему, и придумала несколько разных способов рассказать об этом. Я спорила с самой собой, надо ли заводить разговор, который может иметь для меня неприятные последствия. Но доктор Робинсон стал моим самым близким доверенным лицом и доказал мне, что этот кабинет безопасное место, где я могу говорить что угодно, не опасаясь осуждения. Я воспринимала его как близкого человека, я доверяла ему, и мне казалось неправильным скрывать от него эту ситуацию. В конце концов, он был моим психотерапевтом. Его роль в моей жизни заключалась в том, чтобы помочь мне лучше осознать себя и научиться не подавлять свои чувства. Чтобы по-настоящему понимать себя.