Чтобы как-то исправить ситуацию, пошла в Яффо глядеть на тель-авивских художников, возле театра оркестр играл музыку, которую я узнала, но не вспомнила, а с балкона клоун что-то кричал с чудовищным русским акцентом, наверное, в этом и состояло веселье. На выставке понравилась одна картина, для меня это много. Потом осмотрелась вокруг, сразу же почувствовала себя одинокой всё люди какие-то со стаканами, не знаю никого. И тут вдруг из толпы проступило знакомое лицо, примерно, как в оптических иллюзиях с непонятными пятнами, к которым если приглядываешься, можно увидеть голую бабу. И вот я пригляделась и увидела Сашеньку. А потом вдруг Анну, Сашу, Машу, Эллу, Мишу, Дину и ещё полдюжины знакомых, то есть вдруг вся толпа оказалась своя, как во сне чёрт, а я не одета (не то чтобы голая, но кое-как, я же шла на выставку, откуда бы там люди). Не знала только борзую собаку, и то неизвестно, может, во френдах.
На обратном пути шли с Аннушкой по бульвару, и я вдруг увидела огромные рыжие апельсины на деревьях:
Экая странность, говорю я, внимательный ботаник. Откуда плоды, когда цитрусовые ещё толком не зацвели?
Да ещё на фикусах, поддержала она.
Но это всё-таки очень большая радость, когда привыкаешь в детстве к картинкам с лубочными алыми яблоками или солнечными апельсинами в пышной листве, и всю жизнь тебе не хватает этого образа среди невыразительных садов реальности, а потом хоба, кто-то позаботился.
По дороге встретились с Аниным мужем и ребёнком, и я познала удовольствие, когда кто-нибудь озвучивает твои нехитрые мысли. Ну там «ой, киса! аааа, таракан! какашка большая!» так-то всё время сдерживаешь себя, а вот с младенцем можно об этом подробно поговорить. Разом поняла ликование комментаторов, которые мне пишут под колонками «это же мои мысли!» казалось бы, отчего ты радуешься, человек, что идеи твои не уникальны? а смотри-ка, приятно.
Дома меня привычно опозорили коты. Из моих записей очевидно, что Моничка нелюдима, а Веничка душа-паренёк, и люди ждут соответствующего поведения. Вместо этого к ним с порога кидается Моника и кричит, тычась волосатым лицом, как здесь её не любят и притесняют, и, может быть, ты заберёшь меня, добрая женщина. Веня же говорит: ой всё, и растворяется под кроватью, пока гостей не станет. От этого на меня смотрят с подозрением и начинают думать, что я и в остальных своих историях так же вру. А на самом деле в остальных я вру не так, а по-настоящему, про кошек же только и пишу чистую правду, она просто выглядит неубедительно, с ней это всегда.
Потом ребёнок выразил желание «победить таракана», и гости ушли в ночь на поиски, а я дождалась сообщения, что муж мой отправился на небеса, не опоздавши на самолёт, и уснула. Просыпалась только на звуки в лотке, по привычке. Кот с месяц назад многое пережил: случился у него обычный приступ гастрита, но нашего врача не было под рукой, мы пошли к новому, и не успели оглянуться, как у кота уже наркоз, пальпация, эпиляция, анализ крови, рентген и только потом необходимый набор уколов, таблеток и капельница. Видимо, среди этих процедур была какая-то очень особенная, потому что после неё Веничка в одночасье научился гадить ровно в лоток. Гастрит тоже притих, так что всё к лучшему, и мне теперь не нужно контролировать чужую дефекацию, это большое облегчение.
А встала я уже днём и первым делом умылась кислотой. Это случайно вышло, у меня три одинаковых пузырька, в одном сыворотка, а в другом кислый вечерний тоник, который с утра нельзя, потому что солнце, но я перепутала. Потом вкусила что-то там из холодильника своего и ушла провожать хамсин. За порогом увидела кошачью женщину с выражением ужаса на косоглазом лице, а потом пыльную машину с таким количеством штрафов под дворниками, что дешевле будет её продать. На пляже Бен-Гурион[19] подставлял пятки заходящему солнцу, в воздухе плыла золотая пыль, на яхте пританцовывала графически выверенная кошка, и Тель-Авив любил меня, а я его.
Вернулась, подмела двор и день закончился, началось девятнадцатое, и люди в домах зажгли субботние свечи. А если вы ждали какой-нибудь драматической кульминации, то её нет, я же сказала лытдыбр.
Прогулка в шабат
1
В девять утра пятницы выскользнула из дома, оставив на подушке записку «ушла купаться
не ищи
Через час снова была дома, разморённая морем и раздавленная утренним жаром до состояния пятничного персика с рынка Кармель такие в конце дня отдают за «килё шекель», а перед самым шабатом оставляют в ящиках на земле для эритрейских нелегалов и русских бомжей. Купальник слез, как сардельная шкурка, в трусах песок, и не факт, что морской. Бесшумно забралась в постель и похитила записку не было ничего. Помню только: от пенного морского барашка отрывается клочок, оборачивается белой бабочкой, ловит ветер и летит к берегу, к золотому Тель-Авиву. Одно это и останется от целого утра а может, и от всей жизни, пока не знаю.
2
Образцовый выход из дома, образцовый. Всё дело в том, что у меня сделался прыщик. Он привёл за собой тяжёлый ББ-крем, делающий из человеческого лица идеальную фарфоровую маску. Маска в свою очередь повлекла из глубин стола метеориты герлен, чтобы сиять в честь прихода субботы. Сияние потребовало чёрных одежд шёлкового платья в бельевом стиле и небрежно завязанного wrap dress поверх. И, как вы понимаете, с этим всем без каблуков нельзя. И вот выхожу я в этом всём и понимаю, что а) иду я, вообще говоря, на дикий ближневосточный рынок за вербеной и халой; б) по времени уже почти шабат; и в) я падаю. Ну, поскользнулась, бывает, повалялась, пошла на рынок, в пыли вся.
Не жила нарядной, нечего и начинать.
3
Тель-Авив, как любое дитя этой земли, нежен, нахален и жизнерадостен. Иногда я даже слегка теряюсь.
Бомж повадился спать во дворе на нашей единственной скамейке, жильцы с ним деликатно воюют регулярно прикручивают специальную перекладину посреди сиденья, чтобы нельзя было лечь. Бомж так же регулярно эту штуку отламывает и выбрасывает. Вечером в шабат опять явился, обнаружил свежеустановленную помеху и устроил шумную сцену, страшно возмущался и грозил позвонить в полицию. Уже не возьмусь предположить, есть ли что-нибудь такое, чего израильтянин не посмеет потребовать у мира, сомневаясь в своём праве. Разве что насчёт парковки в Тель-Авиве все уже смирились.
В ночном Неве-Цедеке нас обгоняет восхитительный родстер, останавливается на дорогущей улице у дорогущего дома местный юноша привёз «на кофе» высокую англоязычную блондинку. От умиления рассыпаюсь на воздушные шарики:
Вот же умничка, всё правильно сделал когда такая тачка и дом, сам боженька заповедал самую белобрысую и длинную иностранку, какая найдётся в баре.
Идём дальше, через два десятка шагов пряничная улица внезапно обрастает облезлыми халупами (в Тель-Авиве это нормально, земля-то в любом случае золотая), и я начинаю уважать мальчика ещё больше:
Слушай, какой разумный юноша, с правильной стороны девицу подвозил.
А прикинь, вылезает она утром от него и проходит дальше на двадцать метров мать твою, где я и что это было?
4
Рай наступает вместе с шабатом, когда Тель-Авив тих и пуст. Тёплые сумерки на чистых улицах превращают город в съёмочный павильон, под каждым фонарём идеальная композиция: мягкий свет, цветущий куст, скамейка, новый месяц колыбелькой. Иногда в картинку вписан человек, который весь одиночество. Девчонка, подсвеченная телефоном, смотрит на экран и не улыбается. Или я со своим планшетом. Или юноша, который не спешит. Ещё несколько часов назад все едва успевали к закрытию рынка, к началу субботы, к столу. А сейчас на улицах только те, кто уже везде опоздал к свечам, к семье, к собственной жизни.