Смотрю направительные документы Скорой: предварительный диагноз острый аппендицит. Разрешаю пациенту присесть, после чего он сразу же перестаёт стонать.
Расскажите, с чего всё началось, спрашиваю его после того, как он отдышался и может разговаривать.
С вечера побаливал живот, а утром внезапно появилась резкая боль, словно ножом ударили, бросило в холодный пот, после этого живот всё время болит, особенно сильно, если ложусь.
Вот интересно, где фельдшер усмотрела в этом аппендицит? думаю я, расписываясь в приёмном листе. Типичная клиника прободной язвы. Все симптомы, как говорят в таких случаях, на поверхности.
Обзорный снимок живота подтвердил моё предположение свободный газ и свободная жидкость в брюшной полости не оставляли нам другого выбора, пациента надо было срочно подавать в операционную.
К счастью, дефект луковицы двенадцатиперстной кишки оказался относительно небольшим, перитонит невыраженным хирург ушил отверстие, мы промыли брюшную полость, поставили дренажи и, удовлетворённые сделанным, пошли обедать.
Тем временем за окном стемнело. Я забрался в кресло с учебником по хирургии. Увидев операцию глазами, сразу же старался про неё прочитать какие ещё возможны варианты в этом случае, а если бы была пенетрация язвы в поджелудочную железу, какую тактику нам бы пришлось выбирать.
Снова позвонили из приёмного ножевое ранение в руку, «нетяжёлое», как его охарактеризовала медсестра.
Ну ты сегодня матёрый диагност, иди опять разбирайся, снова доверяет мне осмотр в приёмном отделении дежурный хирург.
Это настолько серьёзный кредит доверия, что я даже не замечаю, как оказываюсь в хирургической смотровой.
На кушетке сидит молодой человек, я смотрю в сопроводительные документы ему всего девятнадцать лет. На два года младше меня, но явно из другой социальной группы короткая стрижка, сбитые кулаки, неприветливый взгляд из-под тяжёлого лба.
Обращаю внимание на перебинтованное левое плечо.
Что случилось?
Вызов во двор жилого дома с телефона-автомата, получил колото-резаную рану плеча во время драки с неизвестными, докладывает фельдшер.
Надеваю перчатки, начинаю осторожно разматывать бинт. Последний умеренно пропитан кровью, значит, рана должна быть неглубокой.
Как зовут? начинаю разговор с пострадавшим.
Андрей, нехотя отвечает юноша. Я ощущаю запах алкоголя.
Кто же тебя так?
Неизвестные пристали на улице, просили денег, я не дал, так они сразу за ножи, как-то слишком заученно протараторил Андрей.
Как себя чувствуешь?
Голова кружится.
Давление сто десять на шестьдесят, разворачивается на пороге кабинета не успевшая уйти фельдшер. Кровопотеря сто.
В этот момент я слышу, как в приёмное кого-то быстро завозят на носилках. В приоткрытую дверь видно, как сбоку от носилок идёт врач, поднявший высоко над головой капельницу. Через несколько секунд в кабинет заглядывает Дмитрий Николаевич.
Ну что тут у тебя, всё в порядке?
Кажется, задеты только мягкие ткани, но я как раз осматриваю, отвечаю я своему куратору.
Закон парных случаев, будь он неладен, ещё одно ножевое, тяжёлый, говорит он. Возьму его в кабинете невролога, ты описывай и клади во вторую хирургию, вечером в перевязочной зашьём. Только рентген сделай.
Я киваю и завершаю осмотр. Сестра относит историю на рентген, я промываю рану перекисью, как вдруг мой халат окрашивается красным из глубины бьёт пульсирующая струя крови.
Я пытаюсь зажать струю пальцем, и через какое-то время мне это удаётся. Но Андрей оседает по стенке, теряя сознание. Я не в силах его удержать, но продолжить пережимать артерию жизненно важно, поэтому перепрыгиваю кушетку и опускаюсь вслед за ним.
Позовите кого-нибудь, кричу я медсестре, но она и без этого уже выбежала за помощью. Через минуту в кабинете появился запыхавшийся травматолог.
Ну-ка приспусти чуть-чуть палец, только аккуратно, присев рядом со мной, говорит он. Пальцы соскальзывают, и струя бьёт практически в потолок.
Держи, зажимай! Ясно. Ранение плечевой артерии. Давайте жгут, поворачивается он к медсестре. А потом скажите дежурному администратору, чтобы вызывал сосудистую бригаду из Склифа.
Я помогаю доктору наложить и затянуть жгут, он шариковой ручкой прямо на коже пишет время наложения, нашатырь приводит Андрея в чувство, и мы кладём его на кушетку.
Я завершаю оформление бумаг.
Неси историю и будем подавать в операционную. Ангиохирурги скоро будут здесь.
Я иду к рентгеновскому кабинету забрать историю болезни, рентген мы так и не сделали и теперь точно не будем тратить на это время.
С удивлением вижу, что внутрь вложены два снимка грудной клетки и брюшной полости.
Стучусь в железную дверь.
Простите, тут чьи-то снимки в истории Никифорова. Мы ему рентген не делали.
Доктор презрительно смотрит на меня поверх очков.
Точно не делали? Только что мы Никифорова смотрели.
Это невозможно. Никифоров не покидал кабинет хирурга.
А вы вообще кто? начинает раздражаться дежурный рентгенолог.
Я стажёр. В смысле студент.
Вот идите, студент, и научитесь знать фамилии собственных пациентов.
Озадаченный, я выхожу за дверь. Придётся оставить чужие снимки на столе и подавать пациента в операционную, кому надо, тот рано или поздно обнаружит их в кабинете хирурга.
Мы перекладываем раненого на каталку и выезжаем в коридор. Проходя мимо рентгена, внезапно слышу разговор на повышенных тонах. Дмитрий Николаевич, который занимается вторым ножевым ранением, почти кричит на вжавшегося в кресло рентгенолога.
Где снимки моего больного? У него экстренная ситуация, необходимо быстро принимать решение.
Так не делали, не делали вашему, оправдывается потерявший былую самоуверенность специалист.
Как не делали, вы что, не помните, десять минут назад на носилках закатывали?
Минуточку, говорю я медсестре, бегом возвращаюсь в кабинет, хватаю снимки и сравниваю их с историей болезни.
На чёрной плёнке рентгеновского снимка написано: Никифоров С. П.
На истории болезни моего пациента: Никифоров Андрей Сергеевич.
Дмитрий Николаевич, у вашего ножевого какая версия событий?
Неизвестные ворвались в квартиру, напали на него. Да какая разница, ты снимки его не видел.
А какой адрес?
Да Молодёжная какая-то улица, причём здесь это?
Вот, я протягиваю ему снимки. Это отец и сын.
Зайдя в оперблок, я увидел их, голых, бледных, лежащих в соседних операционных, в нескольких метрах друг от друга по такому дурацкому, не заслуживающему понимания поводу. Вскоре приехала сосудистая бригада, и я пошёл смотреть на операцию. Линейное ранение плечевой артерии, скорее всего, не затронуло внутреннюю оболочку сосуда интиму. А когда я осматривал рану и попросил поднять руку, интима надорвалась окончательно. Ангиохирург велел ввести гепарин, наложил обвивной шов, запустил кровоток, и рука была спасена.
Отца грузного мужчину сорока пяти лет, моя бригада оперировала в соседней операционной. Ему повезло намного меньше несколько ранений толстой и тонкой кишки, повреждённая селезёнка, полтора литра крови в брюшной полости, развивающийся геморрагический шок на фоне застарелого цирроза печени. Операцию он перенёс, но в реанимации оставался нестабильным, доктора лишь пожимали плечами: как пойдёт.
Мы вышли из операционной около девяти вечера.
Как же такое возможно, поножовщина между отцом и сыном, задумался я вслух, пока в микроволновке разогревались бутерброды с сыром.
Это хирургия, задумчиво ответил доктор Михаил. А в хирургии бывает всё.
Малец-то поправится, а вот папаша, похоже, тяжёлый. Если он не вытянет, сынок присядет на десяток лет строгача. Ещё одна собственноручно испорченная судьба, Дмитрий Николаевич лишь отстранённо пожал плечами.