Сын Петя в возрасте четырёх лет выпал по недогляду из окна и разбился насмерть, ударившись головой о край бревна. Ещё один сын, Георгий, умер в четырнадцать лет. Выбежал в мороз на улицу раздетый и застудился. Воспаление лёгких пытались лечить в домашних условиях. В город, в больницу, повезли лишь через неделю. Было уже поздно, врачи оказались бессильны.
Теперь с Александром остался младший брат Егор. Летом ему исполнится четырнадцать лет. Он тоже являлся нахлебником, поскольку был инвалидом. На спине Егора вырос горб.
Александр распряг коня, отвёл его в дощатый сарай, выделенный старостой для постоя.
Жить он собирался у одинокой бабки Агафьи, полуразвалившаяся изба которой стояла на краю посёлка. Бабка была из кержаков, жила обособленно и очень часто молилась.
Маленькая комнатка с одинокой иконой в углу вполне устраивала Александра. Он успел осмотреть будущее жилище ещё в первый свой приезд. Бабка не проявила особой радости к нему, провела в комнатку и безмолвно удалилась.
Основную часть бригады удалось собрать без особого труда за один день. Это были местные мужики, живущие за счёт случайных заработков и приусадебного участка. Почти все из них люди семейные, серьёзные, покладистые. Они заверили Александра, что до следующего его приезда бригада будет укомплектована полностью.
Едва Александр успел затворить дверь сарая, как где-то внизу, за Шайтан-скалой, послышался утробный звук. Он пронёсся далеко по реке и, не успело угаснуть его эхо, как звук повторился вновь, уже с большей силой. А потом затрещало по всей реке, будто от берега отвалился многотонный кусок скалы и, грохоча, медленно покатился по руслу, продавливая и круша метровый слой льда.
«Ледоход начался, сразу догадался Александр. Завтра мужики наверняка выйдут на берег с саками».
Он и сам был не прочь почерпать этим простым орудием лова ошалевшую от избытка кислорода рыбу.
В этом деле главное иметь шест подлиннее, да силёнки побольше. Бывает, в сетку набьётся сразу с полведра мелочи, а тащить её к берегу между льдинами не так-то просто. Черпак становится тяжёлым, неуправляемым, его тянет на дно и сносит быстрым течением. Тут нужна особая сноровка. Неожиданно вынырнувшая из воды льдина может зацепить черпак и в одну секунду вырвать из рук шест.
Идти на ночлег было ещё рано, Александр направился посмотреть на ледоход. Вернее, на первый этап ледолом, когда неподвижное мерзлое русло оживает на глазах.
Лёд трещит и рвётся на части. Трещины бегут по нему, словно молнии по небу мгновенно, непредсказуемо, и сопровождаются сильным грохотом. Потом, когда лед расколется на части, начинается движение.
Шалое течение подхватывает огромные льдины, разворачивает их, ломает на более мелкие части, подымает высоко вверх. Они на мгновение скалятся синим изломом, переливаясь в лучах засыпающего солнца, и скрываются под водой.
Ледоход начинается спустя несколько часов, уже глубокой ночью. За это время неведомый портной успевает раскроить огромные льдины на множество мелких. Им становится тесно в русле реки, они начинают бесноваться.
Утром реку уже не узнать. Будто напуганная гулом крошащихся льдин, она ускоряет свой бег. В порыве пугливого бегства рушит, выворачивает, ломает всё на своём пути. На изгибах русла льдины не поспевают за течением. Они нагромождаются друг на друга, скрежещут и грозно наползают на берег. Ледяные глыбы пропарывают, будто плугом, прибрежный галечник и мёрзлую землю и замирают в нескольких метрах от кромки воды.
Весь процесс ледохода знаком был Александру до мелочей. Больше часа он стоял на вершине угрюмой Шайтан-скалы, наблюдал, как просыпалась от полугодовой спячки Чусовая. Стоял и размышлял.
В этот момент ему казалось, что река, вздрагивая и шевеля ледяным панцирем, проверяет всю силу и мощь, обретённую за зиму.
«Вот и жизнь, как лёд на реке, не может двигаться вперёд без трещин, подумалось ему вдруг. Только на реке это природное явление происходит с неизменной закономерностью, а в жизни всё непредсказуемо и трагично. И ломается жизнь, как правило, в самый неподходящий момент.
Реке что? Сбросит ледяной панцирь, как змея кожу, побушует половодьем некоторое время, да и продолжит свой бег, как ни в чём небывало. А как быть мне, как дальше шагать по жизни? Одним огородом долго не прокормиться. Картошки и морковки недостаточно для жизни. Человеку требуется много других вещей, без которых в доме не обойтись. И на все приобретения нужны деньги».
Александр вспомнил счастливые дни, когда были живы отец с дедом. При них о деньгах особо не задумывались. Деньги в семье были всегда. Мужчины сплавляли руду, гоняли плоты с лесом, занимались извозом на лошадях. Эта работа хорошо оплачивалась приказчиками графа. Летом заготавливали сено, излишки продавали, на вырученные деньги закупали зерно и муку.
Жизнь была свободной и вольготной, текла тихо и размеренно. Всем домочадцам почему-то казалось, что так будет всегда. Ан нет же, хлестанула по рукам судьба окаянная! Стеганула острой плетью и одним взмахом обескровила их, сделала слабыми и беспомощными.
«Какой теперь прок от таких рук без рабочего имущества? думал Александр первое время, обескураженный случившимся. Разве что выставить перед собой ладонями вверх и ждать того, что положат в них из милости?»
«Ну, уж нет! Не быть такому никогда! воспротивился он пришедшей на ум постыдной мысли и пошёл по округе в поисках заработка. Вот построю эти бараки, а там, глядишь, и шитики вернут обратно, можно будет подрядиться на сплав. Сблатую мужиков в помощь, не устоят кержаки-скряги и соблазнятся на хороший заработок. Дело-то, ёксель-моксель, разом раскрутится и побежит ходко, что плот по большой воде».
Так думал Александр, вспоминая, как в конце зимы к ним в дом пришли комиссары и потребовали отдать шитики для нужд завода. От неожиданности он тогда стушевался и долго соображал: как можно отдать собственные лодки задаром? С чего вдруг? Шитики, с которыми связана вся семейная жизнь, и которые являются одним из источников денежного дохода? Как бы поступил батя, окажись он сейчас на его месте, что бы ответил нежданным комиссарам? Наверняка не согласился бы, как не согласился на постой колчаковцев в их доме в 1918 году.
Александр словно бы услышал подсказку отца и ответил отказом, чем вызвал недовольство представителей власти.
Один из них, щуплый, небольшого роста мужичок с серым, как свежая древесная зола, лицом и оттопыренными ушами, видимо, главный, раздражённо протараторил:
Не отдашь добровольно проведём экспроприацию, как у несознательного антибольшевистского элемента. Есть у нас такое право искоренять буржуйские замашки, лопоухий комиссар плотно сжал бескровные губы и заглотал их внутрь. Куцая бородёнка у него тотчас подпрыгнула вверх и остановилась, нацелившись острым клинышком, как дуло револьвера, в грудь Александра. А пока что я предлагаю тебе добровольно отдать шитики под расписку советской власти.
Александр впервые слышал слово «экспроприация», и не знал, что оно означает, однако, из солидности, уточнять не стал. До него дошёл смысл сказанного. Стало понятно: если продолжать артачиться можно лишиться двух шитиков навсегда.
А док'умент с печатью дадите? с солидностью спросил он.
Какой док'умент? поинтересовался «экспроприатор» с ухмылкой, быстро сообразив, что дело сделано. Две нужные для завода лодки, как две желанных синицы, уже находятся в его руках. Без шума и драки.
Как какой? насторожённо спросил Александр, отыскивая в памяти название документа. Он припомнил, что видел однажды у отца такую бумагу с печатью. Название всплыло тотчас.