Единственным украшением было большое распятие, висевшее на задней стене.
Все с жаром пели и молились. Затем Американец произнес проповедь, в которой он горячо нападал на дьявола, отца всех грехов. Он призывал к покаянию и закончил речь страстной молитвой.
Затем он спросил, не желает ли кто-нибудь «повидать свою душу».
Вперёд выступил его слуга, Скуро, здоровенный детина с огромной рыжей головой, и начал каяться:
Я был раньше черен, как дьявол в аду, а теперь, по милости Спасителя, сделался чистым. Прежде я был полон вином, а теперь я наполнился Святым Духом
Немного разочарованный, Фрэнк Браун ушел с собрания, когда «охотники на дьявола», как они назывались, запели в четвертый раз великопостную молитву.
* * *
Тереза стояла на коленях в исповедальне и, опустив голову на руки, закрыв крепко глаза, говорила без пауз, беззвучным голосом. Не прерывая, терпеливо слушал её старый священник, сидевший в кресле.
Тереза умолкла. Медленно подняв голову, она посмотрела на священника беспомощно и глубоко-вопросительно.
Минуты бежали, а старик ничего ещё не сказал своему духовному чаду и не знал, что он должен сказать: конечно, девушка согрешила; но так ли велик её грех?
Её губы опять зашевелились и тихо, так, что он скорее угадал, чем услышал её, она спросила его:
Ваше преподобие, правда ли, что его прислал рок?
Старик молчал.
Девушка поднялась с колен и подошла к нему совсем близко.
Что же мне делать? спросила она.
Я не знаю, прошептал священник.
Тереза бросилась к его ногам, зарылась головой в его рясу и разрыдалась. Старик чувствовал, как её слезы промочили насквозь его платье; он хотел помочь её горю, но не мог и только тихонько гладил её по голове.
Вдруг девушка встала и схватила его руку. Она задыхалась.
Ваше преподобие, скажите, это правда?.. Его послала судьба?
И в её глазах светилось горячее желание и бесконечная надежда услышать: да. Он ясно чувствовал это. Он знал, что все её существо наполнено прекрасным образом чужестранца пылкого, мечтательного, бросающего вызов небесам.
Но, сделав над собой усилие, он ответил, не глядя:
Не знаю.
Она разрыдалась. Бесконечное сострадание к ней заговорило в его душе; он поднял её голову и ласково спросил:
Разве ты так сильно любишь его?
Да, батюшка, больше жизни.
Он тихо поцеловал её в лоб.
Тогда иди, дитя моё. Прими свой жребий. Это Божий промысел.
Она посмотрела на него с благодарностью; у неё не было сил сказать хоть слово. Потом, схватив его руки, она покрыла их слезами и поцелуями.
Глава 4. Исцеление
Фрэнк Браун поздно сошел вниз: он работал всю ночь до рассвета. Тереза молча стояла за завтраком подле него и ждала его взгляда. Но он почти не видел её. Он не заметил ни её отсутствия, ни возвращения. В следующие дни она тоже не отходила от него во время еды, но заговорить с ним не решалась; она только прислуживала ему, немая, как рабыня.
Однажды она тихо сказала ему:
Дон Винченцо просил передать вам привет.
Благодарю.
Он взглянул на девушку и заметил, что она была хороша.
Ты видела священника?
Да, четыре дня тому назад я была в городе.
Ты исповедовалась?
Она кивнула головой.
Фрэнк Браун болтал с Терезой, но не прикасался больше к ней. Он был ласков и добр с нею, как с хорошеньким ребенком, присутствие которого терпят. Иногда, когда он брал лютню, он звал её к себе: она должна была спокойно сидеть и слушать.
Когда он отправлялся кататься по озеру, то давал ей весла, и она гребла. А он молча сидел против неё и о чем-нибудь думал или мечтал.
Он приучил её бегать рядом с ним во время прогулок, терпеливо, внимательно, как хорошо выдрессированная собака. Фрэнк высказывал ей свои мысли, спрашивал её совета и сам за неё отвечал: так ему легче было уяснять себе самому свои мысли.
Терпеливо, серьезно, целыми часами слушала его Тереза. Она мало понимала из того, что он говорил, но все ей казалось великим и прекрасным, а сознание, что её господин разговаривал с нею, делало её бесконечно счастливой.
Иногда, среди ночи, он приходил в её комнату, будил, садился на кровать и начинал рассказывать. Она, по обыкновению, тихо, серьезно слушала его. Иногда он оставался у неё, смеясь, обнимал и ласкал её, а она закрывала глаза и вся дрожала от счастья.
Однажды, уже вечером, к нему постучались.
В комнату ввалился служивший при гостинице Анджело и доложил, что Мариано Венье очень просит барина пойти навестить его жену, которая больна, при смерти.
Но я не врач! заявил Фрэнк. Однако Анджело не двигался с места. Фрэнку пришлось ещё раз повторить, что он ничего не понимает в медицине; тогда слуга вышел, но тотчас вслед за ним в комнату вошли хозяин и Тереза.
Венье стоит внизу и не хочет уходить. Пойдите же к его жене, доктор! сказал Раймонди.
Но я ничем не могу ей помочь. Я не врач, ответил Фрэнк.
Хозяин почесал затылок и плюнул.
Вам ведь никто не поверит: все думают, что раз вы доктор, вы должны уметь лечить.
Было видно, что он и сам думает так же.
Наконец, Раймонди прибег к последнему доводу.
Там теперь Американец; он хочет молится о её здравии; вы можете сделать для неё столько же, сколько и он.
Но у Фрэнка не было желания состязаться с Американцем.
Тут подошла к нему Тереза.
Пойдите к бедняжке, попросила она, быть может, вы всё-таки ей чем-нибудь поможете.
Он рассмеялся.
Право, дитя, я ничего не умею.
Тереза серьезно, большими глазами, посмотрела на него, взяла за руку и проговорила:
Пожалуйста, пойди к бедняжке. Ты все можешь
Он вздохнул, пожал плечами, достал опиум, хинин и пирамидон из дорожной аптечки и отправился к больной
Спальня, в которой лежала Матильда Венье, была полна народу. Воздух в ней был сперт донельзя.
Откройте окно! приказал Фрэнк Браун. Но больная поднялась на кровати и громко закричала.
Нет! Пусть окно будет закрыто! Пьетро Носклер приказал, чтобы его закрыли.
Фрэнк Браун обернулся. Рядом с ним стоял Американец. Он был весь в черном; в длинном сюртуке, застёгнутом до самой шеи, как у миссионеров. Безбородое лицо, маленькие, слегка косые, глубоко сидящие глазки, низкий, выдающийся вперёд череп, отсутствующий подбородок, приплюснутый нос, широко оттопыренные уши с приросшими мочками свидетельствовали о вырождении; шея была изрезана золотушными рубцами; движения торопливы, как у эпилептиков.
«Ему мне было бы легче поставить диагноз, чем больной», подумал Фрэнк Браун.
Дайте ваш пульс, попросил он больную.
Но женщина спрятала руку под одеяло и взглянула на Фрэнка почти с ненавистью.
Тогда вмешался Американец.
Дай руку, сестра! сказал он больной, и та послушно протянула её Фрэнку.
Пульс больной свидетельствовал о сильной лихорадке. Её язык и весь рот были сильно обложены. Она хрипела и кашляла.
Не подлежало никакому сомнению, что она была серьезно больна. Но Фрэнк не знал, что нужно делать.
Как долго она не спала? спросил он неуверенно.
Уже три ночи, ответил Американец.
«Ей не может повредить ни в коем случае, если она как следует выспится, подумал Фрэнк Браун. Я дам ей немного опиума».
Принесите воды! попросил он, я дам ей лекарства.
Но больная закричала и замахала руками.
Он отравит меня!
Она запела священный стих, и присутствующие вторили ей.
Её муж сделал знак Фрэнку Брауну, и они вышли в соседнюю комнату. Венье подал здесь Фрэнку графин воды.
Пришли сюда мистера Питера, приказал он.
Что вам угодно, доктор? спросил, войдя в комнату, Американец.
Вот стоит лекарство. Я уйду сейчас, и ты дашь его больной. Ты останешься всю ночь здесь?
Да, ответил Пьетро Носклер, мы будем бодрствовать и молиться.
Прекрасно, продолжал Фрэнк Браун. Один стакан ты дашь ей сейчас же. Она охотнее примет лекарство из твоих рук. Я надеюсь, что оно несколько успокоит её, и она скоро уснет. Если же больная снова проснется, ты дашь ей другой стакан!