Летиция была определена к мисс Маунтджой, сестре ее отца, а Бетти к леди Лейси, тетке со стороны матери. Конечно, их отец хотел бы, чтобы дочери его были вместе, но могли возникнуть определенные трудности, поскольку ни одна из дам не смогла бы справиться с обеими девочками, поэтому их разделение было сочтено за меньшее зло.
Когда девочки подросли, их внешнее сходство стало еще более поразительным, в то время как характер разительно отличался. Летиция стала нелюдимой, вспыльчивой, с неприветливым взглядом, в то время как Бетти отличалась открытостью и жизнерадостностью.
Это отличие имело своей причиной их воспитание.
Леди Лейси, владевшая маленьким домиком в Северном Девоне, была доброй старой леди, обладавшей большими познаниями, добродушием и при этом решительным характером. Она принадлежала к высшему обществу, и приложила все старания к тому, чтобы Бетти получила хорошее образование, научилась изящным манерам и приобрела взгляды на жизнь, свойственные культурным независимым женщинам. Она не отдала ее в школу, но занималась с ней дома; причем под предлогом слабого зрения и невозможности самой читать по вечерам, она просила девушку почитать ей те книги, которые увеличивали ее знания и расширяли кругозор. Леди Лейси стоически переносила маленькие капризы, и под ее влиянием Бетти выросла честной, здравомыслящей и целеустремленной.
Другая воспитательница, мисс Маунтджой, была настоящей Киллджой, как метко прозвала ее Летиция. Выросшая под влиянием секты Клэпхема, она стала нетерпимой к взглядам, отличавшимся от ее собственных, отличалась узким кругом общения и обладала массой предрассудков.
Нынешнее поколение молодых людей имеет слабое представление о той системе воспитания, которая применялась по отношению к их родителям. Старая и нынешняя системы диаметрально противоположны, а потому нельзя не испытывать омерзения и отвращения, оглядываясь назад.
Для той, чрезвычайно ограниченной, школы, существовали только две категории мужчин и женщин: христиане и миряне, и те, кто ее приветствовал, усвоили себе ее прежнее название. Страшный Суд уже начался отделением овец от козлищ, а последователи секты считали себя святыми, которые будут судить мир в новом Иерусалиме Клэпхеме.
В этой школе были запрещены произведения таких великих мастеров английской литературы как Шекспир, Поуп, Скотт и Байрон; никакой плод фантазии не допускался к изучению, за исключением Апокалипсиса, и уж конечно же не имело смысла полемизировать с писаками, подобными Эллиоту и Каммингу.
Никаких развлечений, под которыми понимались даже оратории Генделя, не допускалось; они принадлежали миру. Их задача заключалась в миссионерской деятельности. Китайские родители заключали ноги своих дочерей в колодки, чтобы они оставались маленькими, английские последователи секты заключали в колодки умы своих детей. Венецианцы сажали преступников в железные клетки, прутья которых постепенно сжимались, лишая, в конце концов, заключенного жизни. Последователи секты заключали своих сыновей и дочерей в школы, лишавшие их силы и разума до самой смерти.
Диккенс изобразил их в карикатурном виде это миссис Джеллиби и мистер Чадбенд; но он представил их только внешне, оставив нетронутым их действия, калечащие молодые умы, отнимающие волю, лишающие жизненной энергии.
Но результат нисколько не оправдал ожиданий тех, кто возвел в абсолют эту систему воспитания молодых. Некоторые девушки, действительно, обладая слабым характером, становились жертвой такого воспитания, но почти все юноши, как и большинство девушек, вырвавшись на свободу, в корне меняли прежний образ жизни на, если можно так выразиться, более легкомысленный, или же, если у них сохранялись религиозные устремления, следуя замысловатыми путями через англиканскую церковь, оказывались в объятиях Рима.
Такова была система, воздействию которой подверглась резвушка Летиция и от которой не было спасения. Следствием было то, что она рвалась из этих цепей и часто обижалась на свою тетку.
Тетя Ханна! Мне хочется чего-нибудь почитать.
Спустя время, после возражений и презрительных отказов, ей было разрешено прочитать Мильтона.
Мне очень понравился Комус, сказала она по прочтении.
Комус! ахнула мисс Маунтджой.
И еще L'Allegro и Il Penseroso, они очень неплохи.
Девочка моя. Эти произведения были написаны бессмертным поэтом до того, как у него открылись глаза.
Но я думала, тетя, что после того, как ослеп, он продиктовал только Потерянный Рай.
Я имею в виду глаза души, суровым тоном пояснила старая леди.
Мне бы хотелось прочитать что-нибудь историческое.
Прочти Dairyman's Daughter.
Уже прочитала. Ненавижу.
Боюсь, Летиция, что вы исполнены горькой желчи и опутаны узами неправды.
К несчастью, сестры очень редко виделись друг с другом. Это случалось, когда леди Лейси и Бетти наведывались в город, но даже тогда мисс Маунтджой прилагала все усилия, чтобы сестры общались как можно меньше.
В один из таких приездов в Лондон, леди Лейси позвонила и осведомилась, не может ли она взять Летицию с собой в театр. Мисс Маунтджой пришла в ужас, ответила резким отказом, а заодно выразила свое мнение относительно лицедейства на сцене и тех, кто смотрит подобные действа, в сильных и чрезвычайно нелестных выражениях. Пока она опекает Летицию, она ни в коем случае не позволит ее душе подвергнуться угрозе, исходящей из такого богопротивного места. Леди Лейси оказалась в некотором смущении и высказала большое сожаление по данному поводу.
Бедная Летиция, услышав об этом предложении, обрадовалась, но, узнав о решительном отказе, разразилась слезами и пришла в неописуемую ярость. Он побежала в свою комнату, схватила Clayton's Sermons и, разорвав в клочья, разбросала по полу, после чего принялась топтать ногами обрывки страниц.
Летиция, сказала мисс Маунтджой, обнаружив содеянное, вы дитя гнева.
Почему я не могу пойти туда, где есть что-то, что мне очень хочется увидеть? Почему вы не позволяете мне слушать прекрасную музыку? Почему я должна всегда пребывать в скорби?
Потому что эти вещи от мира, они мирские.
Если Господь ненавидит все прекрасное, то зачем он создал павлина, колибри и райских птиц, вместо того чтобы наполнить мир домашней птицей?
Вы думаете о мирском. Вам никогда не попасть на небеса.
Какое счастье меня ждет если святые не занимаются ничем, кроме миссионерских встреч, на которых поучают друг друга. Чем еще они занимаются, кроме молитвы?
Они поклоняются Господу.
Я не понимаю, что это значит. Все, что я видела, это молитвенные собрания. В церкви Салема священник смотрит на Него, обращается к Нему, жестикулирует, льстит, заискивает и, в самом деле, молится. Если это все, то на небесах должно быть ужасно скучно.
Мисс Маунтджой пришла в ярость, но сдержалась.
Вы злая девочка, сказала она.
Тетя, продолжала Летиция, намеренно продолжая в том же тоне, я хочу, чтобы вы отпустили меня хотя бы один раз в католический храм, чтобы посмотреть, как там служат Господу.
Скорее я увижу тебя мертвой у своих ног! в ярости воскликнула леди, встала и вышла, прямая, как кочерга.
Так росла несчастная девушка в поместье тетки, сопротивляясь воспитанию, как могла.
А затем произошло страшное. Она заболела скарлатиной, давшей осложнения, и жизнь ее оказалась в опасности. Мисс Маунтджой не стала скрывать от девушки, что состояние ее безнадежно и дни ее сочтены.
Но Летиция даже подумать не могла умереть молодой.
Ох, тетя! Я ведь не умру! Я не могу умереть! Я ничего не знаю о блеске и суете жизни. Я хочу узнать их, что это, как это. Спаси меня, пусть врач даст что-нибудь, чтобы я поправилась. Я хочу блеска и суеты! Много блеска и много суеты! Я не хочу умирать!