Тут Вероника поняла, что Гарик засунул ей в рот свой мерзкий член. Тот уже стремительно рос в размерах, словно надуваемый воздушный шарик.
Такого поворота событий она никак не ожидала.
Вероника инстинктивно дёрнулась назад, хотела выплюнуть изо рта мерзкое чужеродное содержимое, сплюнуть, возмутиться, оттолкнуть и послать Гарика матом, но тот уже схватил её за волосы и, не давая ей отвести назад голову, стал двигать ею взад-вперёд, больно и сильно увлекая за схваченные пряди.
Соси, сучка, соси! орал он.
Член его рос во рту у Вероники с угрожающей скоростью.
Так с ней никто никогда не поступал. Вероника была вся вне себя от негодования, досады, отвращения, мерзости своего униженного положения, злости и обиды. Однако она не могла сопротивляться той сильной боли, с которой Гарик таскал взад-вперёд за локоны волос её голову, и послушно двигала ею вперёд-назад.
Соси! Соси! Соси! кричал Гарик с каким-то непонятным ей остервенелым восторгом.
Она ощутила вдруг себя поездной потаскухой, которая готова отсосать у кого угодно.
Темноту купе резанул свет из коридора. Дверь распахнулась настежь. На пороге купе стоял Саид со своими подопечными.
Из-за бёдер Гарика, ходивших вперёд-назад перед её лицом, Веронике были видны только силуэты теней на полу купе, падавшие от стоявших в проёме двери людей.
Ви эту дэвущку нэ видэли?! послышался голос Саида.
Соси, сучка, соси! не обращая на то внимания, кричал в это время Гарик, испытывая приближающийся оргазм.
Член его, ставший твёрдым, огромным и толстым, ходил во рту Вероники, ныряя ей прямо в глотку и тут же выныривая обратно, отчего у неё происходили рвотные позывы. Горло её то расширялось, то сжималось, придавливая член Гарика со всех сторон пульсирующими движениями. Вероника почувствовала, как половой орган армяна тоже начинает как-то странно пульсировать.
Ви эту дэвущку нэ видэли?! повторил ещё раз свой вопрос Саид, обращаясь к нему со спины.
Было слышно, как он шарит в темное купе по стенке, пытаясь найти включатель и зажечь свет.
В это время Гарик кончил. Он удовлетворённо заорал. Вероника почувствовала, что в глотку ей словно струёй что-то ударило. Это был первый импульс семяизвержения.
Гарик тут же отстранил Веронику назад и стал разворачиваться к стоящим на пороге. Член его, торчащий вперёд и вверх огромной дубинкой, пульсируя, продолжал извергать потоки семени. Вероника видела, как на жёлтом фоне дверного проёма летят словно пули сгустки спермы Гарика, поворачивающегося к двери, поражая всё вокруг по радиусу полуметра вслед за поворотом его бёдер.
Что вы спрашиваете? спрашивал при этом Гарик, будто только услышал вопрос.
Стоявшие в коридоре у купе тут же отскочили в разные стороны, чтобы не попасть под обстрел спермой, захлопнув при этом дверь.
Спустя секунд десять стало слышно, как открылась дверь соседнего купе, и Саид спрашивает уже у тамошних пассажиров:
Ви эту дэвущку нэ видэли?!
Не помня себя от страха, Вероника затаилась в темноте купе, так и продолжая стоять на коленях, прислушиваясь к удаляющемуся хлопанью дверей и басовитому голосу Саида, задающего один и тот же вопрос.
Ты что, охренел?! громким шёпотом спросила она у Гарика, стоящего где-то рядом во тьме и тоже прислушивающегося к звукам снаружи, когда стало понятно, что преследователи удалились.
А ты что хотела, чтобы они тебе за щеку наваляли?! поинтересовался из темноты Гарик. Скажи спасибо, что я вовремя сообразил, что делать. А то нам обоим сейчас крышка была бы!
Вероника промолчала, соображая, в самом деле, стоит ли благодарить Гарика. Или этот подлый «чурка» всё заранее продумал? Хотя откуда ему было знать, что Саид в поезде? Она же видела, как он сам не на шутку струхнул, когда узнал, что чеченцы рыщут по вагонам в её поисках.
Однако та мерзость, что он сделал, не вписывалась ни в какие рамки.
Глава 8
Вероника пролежала в постели ещё с неделю.
Но это было давно, так давно, что она теперь и не помнила.
Уже неделю она жила у Вики.
Как та и обещала, её номер, действительно, был похож на квартиру. Чистенько, уютненько, всё есть: стиральная машина, микроволновка, пылесос, музыкальный центр, видик. Комната была обставлена дорогой финской мебелью.
Веронику никто не трогал. И она не могла понять, почему её до сих пор не подкладывают под клиентов, не отправляют в номера, хотя Вика трудилась как пчёлка: бывали дни, что ей выпадало обслуживать по десять, а то и по пятнадцать человек.
С другими девочками Вероника не общалась, хотя те и горели желанием познакомиться с ней поближе. Но в номер к ним не ходили, потому что знали крутой нрав его хозяйки-собственницы. Та ревновала Веронику, как мужик, влюбившись в неё бесповоротно и не на шутку.
Вика и была одной из тех, кто отмывал её от дерьма после «посвящения». Она сама ей рассказала это в одну из ночей, когда была свободна от своей «работы». Да Вероника и без того подозревала это: голос, который молотком долбил по воспалённому сознанию в тот день, хорошо отпечатался в её памяти, она захотела бы забыть его, не смогла.
Иногда Вика побуждала свою новую возлюбленную к соитию, но, поскольку последнее время уставала от наплыва клиентов, не злоупотребляла излишествами. Да и Веронике после «посвящения» это казалось детской забавой. Помня о том, что Вика спала её от гибели, Вероника с благодарностью и каким-то даже неожиданным удовольствием выполняла её незлобные прихоти, иногда даже удивляясь самой себе, как она могла так поступать.
Если бы кто-нибудь месяцем раньше сказал ей, что она будет счастлива, живя в номере гостиницы с проституткой, позволяя ей немного баловаться с собой, и с удовольствием и даже некоторой страстью ласкать своим язычком её клитор, вылизывать в экстазе той анус, забыв про брезгливость и делать многие другие вещи, от одного рассказа о которых прежде её покоробило бы и стошнило, Вероника, смачно набрав слюны, так, чтобы одним плевком залепить всё лицо сказавшему, плюнула бы тому или той в рожу.
Но теперь, делая это, она даже не задумывалась над сущностью происходящего: всё получалось как-то само собой. В конце концов, когда ребёнок сосёт грудь матери, никто же не задумывается над моральной природой естества. Чем аморальнее было ласкать язычком женский клитор?
Когда Вика не работала ночью, они ложились в обнимку на двуспальной кровати и долго разговаривали, глядя одним глазом какую-нибудь ерунду по телеку. Им нравилась эта негромкая беседа под мурлыкание ящика.
Сперва Вероника ощущала какое-то родство души. Но ведь они и вправду обе были женщинами. Ей казалось, будто она лежит в тёплой, уютной постели со старшей сестрой, которой у неё никогда не было. Беседовать было так приятно, так сладко, словно пить нектар цветка, и хотя ни о чём серьёзном они не говорили, Веронике казалось, что у неё никогда не было собеседника лучше.
Потом, чем дольше они лежали в обнимку, тем сильнее чувствовала она тепло Викиного тела, а руки той уже нежно ощупывали груди, бёдра и лоно Вероники. Становилось тепло и приятно внутри. Даже то, что тебя кто-то любит, делит с тобой хлеб, кров и ложе, хочет тебя и твоего внимания, согревало и скрашивало жизнь, заглушало печаль Вероники о своей потерянной судьбе, о родине, о доме.
Вика целовала её в шею, в губы, в ложбинки ключиц, спускалась к груди, теребила кончиком язычка её соски. Потом доходило дело до клитора, ануса, и вскоре Вероника уже не помнила себя, забываясь в пылающей, огненной страсти.
Даже своему мужу, Бегемоту, и тем более какому-нибудь иному мужчине она никогда бы прежде не стала делать то, что теперь делала Вике. И та в ответ с пылкостью, страстью, упоением ласкала её тело, не стесняясь отметать какие-то условности. И хотя это было реальностью, Веронике всё казалось волшебным сном, загадкой и даже тайной, поскольку и теперь она не решилась бы кому-то поведать, если бы представилась такая возможность пооткровенничать, о своих отношениях с Викой.