Спина Мамонта маячит в десяти метрах, вся в тёмных пятнах и белых солевых разводах от пота, поперёк, как коромысло ручник. Шагает уже не так бодро, как с утра, но и нет обычной настороженности.
Неделя, как не вступали в «соприкосновение», они ушли. Лишь изредка напоминают о себе: жгут дальние деревушки. Вот и мотаемся для успокоения местных, топчем пепелища, перевязываем, хороним, да периодически вспарываем тишину длинными очередями по густому бамбуку.
Дюжина догорающих фазанок и хоз. пристроек. Пять трупов. Лёгкие уже перевязаны, троих тяжёлых обкалываем, но больше часа не протянут. Старлей через переводчика что-то выясняет у местных. Где-то воют бабы, ревут ребятишки и скулят собаки. Тошнотворный запах дерьма, крови и гари. Колышется марево. Скинуть бы остохреневшие тряпки и «железо», искупаться. Жара
Палыч неспеша закуривает, подходит:
Ночуем здесь, Сан, хватит прохлаждаться. Машет в сторону леса обойдём, проверим, потом отдохнём.
Поднимаю ребят:
Последний рывочек, на полчаса! Лишнее оставить; Сеня с рацией и пожрать замути. Куда каски-то, пижоны?! На бошки!
Огибаем сгоревшую коммуну, слегка углубившись в заросли бамбука, переходящие в густые джунгли. На фоне розового, клонящегося к закату солнца чадят остовы домишек. Дышать полегче, хотя каска, по прежнему, раскалена. Пекло отступает и шагается без рюкзаков и «железа» легко.
Скоро, уже совсем скоро отвалим из этой вонючей тьмутаракани, «тамагавки зарывают» уже, похоже. Первым делом высплюсь, потом потом вода, мыться буду подолгу и каждый день. Найду полянку, где никого не будет. Трава, небо, тишина. Буду лежать, смотреть и курить. Не надо будет ползать в грязи, прятаться, стрелять в них, «помогать» своим, чтоб не мучались, а после до одури обкалываться самому, лишь бы не видеть их глаз, забыть, не спятить окончательно, и чтобы не убили тебя убивать, убивать
Никогда не боялся «чужих», равнодушно проходил мимо. Но «своих», которых сам нет, ни разу, никогда, не хочу, боюсь смогу ли потом жить, когда взгляну в ещё незакрытые глаза и неостывшее ещё, разорванное мной тело Интересно, смогу ли там, потом, без «лекарства», плотно уже здесь подсели, и не заметили. А в Войну как, чем-то ведь «глушились», не наркомовским же стопариком? И всё равно липкий, противный, забитый «этим», тоненькой струйкой прорывается страх. Уж до чего Мамонт «дубовый», но и тот вчера перед выходом: что-то сердце, говорит, щемит Никому не хочется нарваться, когда всё уже позади
Вон он «таранит» ручником заросли, неспеша ведёт всю группу, спокойно и уверенно, огибая густые заросли по подобию тропки. «Не отстали б задние», делаю шаг в сторону, оглядываюсь на растянувшуюся и мелькающую меж кустов цепочку. «Каски так и не одели, совсем припухли от жары и «безделья».
Надо бу» резкий хлопок с громким добабахом по перепонкам, бъёт по каске у виска, жгёт голень крапивой, хлестануло по пальцам и по щеке «Мина! Мамонт?!» Падаю, перекат под куст, «бля!..» с преда не снято чья-то очередь рвёт листву над головой и тишина, оглушающая
Оглядываюсь, привстаю, не засада, блятвою! «ногу тянет». Бегу к Мамонту.
О, ччёрт! Сашко! Лежит на спине. Возле полуметровой воронки. Руки в рваных дырах, цевьё и приклад пулемёта в щепки, штаны в кровище, ступни нет! Беззвучно хватает ртом воздух, глаза шальные шок!..
Как же это закончилось же всё почему он весь дымится?.. Где-то Палыч орёт на пацанов, гонит кого-то в деревню сообщить на базу кто-то трясёт за плечи
Сан!
почему так холодно?..
Да очнись же ты
Как заворожённый, рву пакеты, втыкаю в дымящиеся лохмотья два туба сыворотки, режу штаны, жгут на бёдра
Сейчас, Сашок, сейчас «пакую» рвань культи. Затих, дышит ровно, лошадинная доза; ни чё он здоровый, отоспится за всё; бледный от потери, пульс молотит, нормалёк! Вытираю руки об траву, сажусь обессиленно, промокаю штанами костяшки пальцев посекло чем-то, кожу содрало. Штанины изорваны, пропитаны кровью, бл..! это уже серьёзно. Не глядя, рву пакет, вгоняю в бедро иглу, пока выдавливаю соображаю: кость не задета, хожу ведь! Побегаем ещё, и на марафон когда-нибудь замахнёмся Приятная теплота дурманит тело и голову, пошла!..
Вон они! Товарищ ста одновременно ударили несколько автоматов
тставить! ратить огонь!
Палыч смотрит в бинокль:
Сан! Твои клиенты.
Бросаю бинты; стойки, крышки с оптики, на одиночный
Глянь. Тянет «стёкла», рожу вытри.
Рукав принимает со щеки грязекровяной коктейль, потом обработаем метров шестьсот двое, бегут пригибаясь голова, нет, дёргается, спина споткнулся, стоит не падает мимо? Бью под каску, оседает. Второй, обернувшись, что-то кричит; ну! Ещё, грудь как на ладони валится сразу сигарета мелко дрожжит, впитывая кровь с пальцев
Палыч, смотаюсь, гляну? Стволы заберу; не боись, основные уже далеко, а эти х бл дины, похоже, вдвоём тут шатаются, шороху наводят.
Смотри сам
Я быстро, пока носилки сварганите обернусь.
Валяй.
Какая-то гадость жужит возле уха, мухи липнут; нога в кеде уже хлюпает на каждом шагу, скоро стемнеет. «И чего потащился, чёрт меня дёрнул! Жара, бл надо было самому вести может, заметил бы зае о всё, сдохнуть бы скорей куда это я плыву? О! ноги, похожи на мои и куда-то идут стойте, щас я вас снова почувствую» Глоток из фляжки более-менее возвращает на землю.
Вот и они. Первый спиной, входное в боку, потому и не упал сразу, по затылку и шее густо растеклась кровь, и мордой в такой же луже Второй О, Господи!.. грудь, залитая кровью, тяжело вздымается, раскосые с прищуром глаза внимательно наблюдают за мной. Молодой, не старше нас струйка крови вытекла из уголка рта лёгкие пробиты!.. немигая, смотрим друг на друга
«Это же я его больно, наверно прости, я не хотел всё качается, плывёт что за херню я несу?.. надо же перевязать»! Рву зубами пакет.
Кривит рот в усмешке; медленно тянет руку к ППШ на животе. Не целясь, короткой взбиваю фонтан грязи возле его уха даже не дрогнул «Да что же я делаю?! Он и так уже его ствол медленно поднимается даже не знаю кто он; а что он здесь..? почему делает это?.. а кто я такой?.. зачем я здесь почему кто МЫ такие, чёрт возьми?! И что МЫ ЗДЕСЬ делаем? За что?.. убиваем друг друга»?!
Чёрная дырочка смотрит мне в глаз, мелко подрагивает, «не страшно что мы все сделали такого, за что нас должны и мы должны кто нас заставляет?.. нет! Не хочу вас знать будьте вы прокляты, ссуки!..» Чёрная точка ствола вибрирует, разростается, заслоняет всё там в ней, всё правильно, на местах, и ничего этого нет закрываю глаза, «так будет лучше как я всё это ненавижу!!! Ну больше никогда» сухой щелчок обрывает звон в ушах; слизываю соль текущую из глаз, его ствол замер, уткнувшись в землю, грудь застыла в последнем выдохе, глаза стекленеют, на впалой щеке застыла слеза
Дёргаю затвор его автомата и двумя одиночными вспарываю тишину неба. «Значит осечка??!»
Как в тумане, бреду к своим «Неужели и этого ещё кому-то мало, для меня?.. кому я ещё нужен, такой, урод, выродок?..
почему никого где все что-о?!! Ма-а-монт!!! Ссу-уки!! Выблядки! Са-а-а Го-оспо-оди»
исполосован весь глаза выколоты, живот распорот кишки рядом в паху кровавое месиво всё отрезано забито в рот почему за что где-е с-су-уки пида дурнота накрывает, всё, что в желудке рвётся наружу, льётся на робу выворачивает наизнанку внутренности пусто, одна горькая пена надо запрокинуть голову глубже вдохи
«Вот, ты, большое, чистое и Он такой же, поди там же, где-то ну, сделай же, что-нибудь! Если видишь зачем это Тебе?!! МЫ Твои, и всё это Твоё ненавижу этот Твой бля ий мир!.. возьми, или отпусти, не могу больше, хватит ненавижу всех и себя и Т а Ты да и есть ли Ты?»
Чёрная тень расколотого в мелкую трещину бездонного свода, наваливается, пеленает, душит металлокордовыми нитями, куда-то проваливаюсь; земля стремительно надвигается бъёт в ухо!..