Калугины разместились в ложе как раз напротив сцены, откуда весь зал был виден как на ладони. Андрей Васильевич уселся в центре, по правую руку от него нашла место Мария Николаевна, по левую дочь Елизавета, необычайно красивая с высоко подобранными локонами, что тонкими прядями ниспадали по изящной шейке. Сама девушка нарядилась в розовое платье с пышным кринолином, драпированным лентами и оборками, подчёркивающими её и без того тонкую талию; белые плечи и кисти её утопали в пышных белых рюшах тонкой работы, что делали Лиззи более воздушной, более нежной, но не затмевающие сию юную прелесть румяных щёк.
Когда главный артист исполнял трагическую песню, сильный оперный голос его взвился, пронёсся по залу, разразился потоком невидимого света так, что аж дух захватило. Елизавета невольно вздрогнула всем телом, тяжело задышала и, вся во власти переполнивших её грудь чувств, поднесла муслиновый платок к глазам. Её отец глянул на дочь, подумал про себя: «Какая же Лиззи ещё дитя», но в тот же миг присмотрелся, заметил, что из соседнего ложа на них пристально смотрит некий незнакомец в дорогом заграничном костюме, в надетых на нос круглых очках, с весьма приятным, располагающим к себе лицом. Незнакомцу на вид было лет двадцать пять-двадцать семь не больше; молодой, с умным выражением лица, он сидел в компании солидного, в летах господина и по тому, как тот общался с ним, можно догадаться, что то были отец и сын. Андрей Васильевич нарочно отвернулся, будто его сие никак не привлекло, однако, выждав какое-то время, вновь ненароком взглянул на соседнее ложе и убедился в собственных мыслях молодой человек по-прежнему озирался на Елизавету, он не спускал с неё глаз, а всё, что творилось на сцене, мало его интересовало.
После спектакля зрители стали расходиться по домам. Калугин сквозь толпу фраков и открытых плеч провёл взглядом по отцу и сыну, приметил, к какому экипажу они подошли, после чего с лёгким чувством выполненного долга отправился домой.
Ныне стоит познакомить нашего читателя с сим загадочным незнакомцем. Молодой человек, коему пару месяцев назад исполнилось двадцать шесть лет, был Михаил Григорьевич Вишевский, сын Григория Ивановича Вишевского, столбового дворянина из богатого старинного рода. Сам Михаил Григорьевич недавно воротился из Франции, где занимал весьма почётную должность при русском посольстве. Столь высокий чин с таком молодом возрасте объяснялся просто: с раннего детства Михаил грезил о дальних странах, мечтал объездить весь мир и выучить все языки, существующие на свете. Любимыми уроками у мальчика были география и языки, а после университета его отец, будучи в хороших отношениях с князьями Голицынами и Потёмкиными, использовал свои связи и деньги для протекции сына, коего без всяких лишних слов взяли в посольство, минуя низшие ступени. Для Михаила наступила светлая полоса сбылась его долгожданная, великая мечта: он посещал разные места, общался со многими народами, видел и покрытые вечным снегом вершины Альп, и горячие пески Востока, он сидел за одним столом как с баронами, так и визирями, но всякий раз, отправляясь в дальнюю дорогу, он молился в душе Богородице, чтобы вернуться домой в любимую Россию целым и невредимым.
Если говорить о внешности, то Михаила Григорьевича нельзя было назвать красавцем, скорее он имел лицо открытое, приятное, со взглядом несколько задумчивых, кротких глаз за круглыми очками. Волосы его были русые, с едва заметной светлой рыжиной, нос прямой, тонкий, губы средние, с красивым чётким рисунком. Ростом был чуть выше среднего, но не настолько, чтобы выделяться из толпы, телосложением стройный, но не худощавый. Не смотря на знатное происхождение, богатство, положение в обществе, Вишевский-младший не обладал ни высокомерием, ни тщеславием и уж тем более не являлся меркантильным. За спиной молодые люди из дворянских семей завидовали и в то же время не понимали, отчего Михаил сторонится света, почему бежит от светской суеты, не посещает балов, избегая общества прелестных дам, милых кокеток и юных белокожих скромниц. Напротив, Михаил не видел смысла в праздной жизни, из года в год углублялся он в бумаги и документы, с головой уходил в решение государственных вопросов, не замечая, как стремительно проносится время. А родители его, поначалу так гордясь сыном, забили тревогу, когда на их глазах дети друзей и знакомых женились, заводили семьи, а их Мишенька как ласково называла его мать, коротал дни в одиночестве, зарывшись в журналы, книги, словари. Тогда-то было решено вывести учёного сына в свет, дабы он себя показал и на людей посмотрел. В назначенный день Григорий Иванович вошёл в рабочий кабинет Михаила, уселся в кресло, закурив сигарету, сказал с хитрым прищуром:
Завтра, сын мой, оставьте вечером все дела свои, ибо взял я два билета в театр на оперу «Отелло и Дездемона». Хватит сидеть вечность взаперти, а все нужды решать так жизни не хватит.
Но, папан, мне следует подготовить перевод для начал было Михаил, но тут же осёкся, робко потупил взор.
Переводом вы займётесь позже, ведь не дело прожить в одиночестве, а нам с вашей матушкой хочется уж понянчить внуков.
На сие слова Михаил ничего не ответил: слово родительское было для него законом и ослушаться отца не мог, ибо остался единственным из всех детей, когда остальные его братья и сёстры умерли во младенчестве.
С тяжёлым сердцем отправился Михаил Григорьевич в театр, шум толпы, благородная суета не влекли его, раздражали, злили, он уже смирился с мыслью, что ничего хорошего из отцовской затеи не выйдет, и кто же знал, что этот визит в театр изменит его жизнь навсегда.
III ГЛАВА
Знакомство двух родовитых семей прошло быстро: Калугин был узнаваем в столичном обществе, Вишевский имел хорошие связи во всех кругах высшего света и вскоре. после продолжительной завязки, произошла развязка свадьбу молодых запланировали на апрель следующего года, к этому времени Елизавета и Михаил должны будут узнать друг друга получше, привыкнуть к следующему этапу жизни. К тому же Михаилу Григорьевичу необходимо до конца года уладить дела в посольстве, подготовить документы, отнести перевод и лишь после всего, как будут улажены дела служебные, подумать о семейном гнезде.
Весть о предстоящей свадьбе облетела стремительной птицей дворы и салоны столичной аристократии; многие юноши отныне тайно, в душе завидовали Михаилу, что ему тихому и скромному досталась девица редкостной красоты, острого ума и богатства: Мария Николаевна самолично решила подарить дочери дачу вместе с прилегающими землями в качестве приданного, Андрей Васильевич поначалу было отказался от столь скоро решения, но, поразмыслив немного, махнул рукой, предоставив супруге право выбора.
До назначенного дня венчания молодые под пристальным оком родителей проводили завтраки и ужины вместе. Впервые они познакомились в родовом поместье Калугиных. Тогда чета Вишевских вместе с сыном приехали в гости: дело было в последних числах августа. Незадолго до прибытия гостей под чутким руководством Марии Николаевны был накрыт стол, слуги с подносами, тарелками, чашками снова туда-сюда; начищенная до леска утварь чётко выделялась на фоне белоснежной скатерти и её поверхность переливалась в лучах полуденного солнца.
Нарядная, утопающая в оборках и рюшах Лиззи сидела в своей опочивальне, в нетерпении поджидая Вишевских. Служанка уже уложила её большую косу в причёску, а старая няня всё напутствовала перед знакомством с женихом.