Светлана Панина
С запахом лаванды и пепла
Пролог
И получается, что сумма двух совместных событий равна сумме вероятностей этих событий без учета их совместного появления Надеюсь, это понятно
Профессор постучал ручкой по доске, привлекая внимание к формуле, бросил взгляд в аудиторию, ожидая вопросов. Студенты молчали. Кое-кто откровенно позевывал, какая-то девушка, не таясь, читала новый роман Лукьяненко, кто-то слушал музыку, едва слышно отбивая ногой ритм, двое на галерке играли в морской бой, по-старинке на листочках в клеточку, перебрасываясь громким шепотом: Е-2? Блин, да хватит, ранил! Ииии Е-3? Убил, заррраза!. Тервер никого не интересовал. Еще и сквозь высокие окна лекционной аудитории светило не по-осеннему яркое солнце, нагревало воздух, делая атмосферу лениво-сонной и совершенно нерабочей.
Профессор поджал губы, поглядел на часы. До конца пары оставалось чуть меньше десяти минут.
Подробнее это разберем на практическом занятии, пробубнил он. Сейчас свободны.
Вот это привлекло внимание, на него уставилась почти сотня глаз. Мгновение в аудитории висела недоверчивая тишина, а потом кто-то потянулся за сумкой и тут же лица повеселели, зашуршали тетради, захлопали крышки ноутбуков, завжикали молнии, защелкали застежки Аудитория опустела меньше чем за минуту. Кроме профессора в аудитории остался лишь один студент. Высокий, мускулистый, с небрежно взлохмаченными волосами. Черная косуха поверх белоснежной футболки, дорогие кроссовки. Взгляд нахально-самоуверенный, будто замыслил шалость. Такому место в столичном баре, а не в лекционной аудитории провинциального вуза. В отличие от остальных студентов он не спешил, лениво спускался с последних рядов, наблюдая, как профессор возится с пожелтевшими от времени распечатками. Взгляд парня стал насмешливым, будто его забавлял и невзрачный мешковатый профессорский костюм, и потертый дипломат родом из девяностых.
Когда оставалось спуститься всего несколько ступеней, парень остановился, повертел в руке пузырек с яркой фиолетовой жидкостью. Тихо кашлянул.
Профессор поднял на него взгляд:
Вы что-то хотели?
Скажите, профессор, улыбнулся парень, а какова вероятность, что через минуту я намокну?
Пузырек изящно перелетел из одной руки в другую. Профессор замер, уставившись на него. А парень улыбнулся еще шире, подтверждая его догадку. На мгновение их взгляды встретились: напряженный профессорский и полный азарта студенческий. А потом профессор помрачнел, как-то даже потемнел и начал стремительно меняться. Тело потянулось вверх, руки и ноги нелепо удлинялись, заострялись когтями, кожа чернела, покрывалась скомканной, сбитой в колтуны шерстью, лицо вытягивалось, приобретая звериные черты. Наконец, монстр встал на задние лапы, за спиной распахнулись мощные крылья, взметнулся длинный скорпионий хвост с его острого конца сорвалось несколько коротких стрел и полетели в студента.
Не растерявшись, тот нырнул под ближайший стол, а стрелы вонзились в мебель и пол.
То, что минуту назад было профессором, на метр поднялось в воздух и что-то прорычало.
Студент на мгновение показался над столом, метнул флакончик, следом второй такой же, и снова юркнул под защиту столешницы.
Демон выпустил вторую порцию стрел, но бестолку флакончик разбился о его грудь удивительно легко, потекла фиолетовая жидкость, много, будто в пузырьке ее было не с наперсток, а с большой ковшик. Демона отбросило назад, он зарычал от боли и стал стремительно светлеть и раздуваться, будто воздушный шар, который наполняют водой. Пара секунд и с громким хлопком демон взорвался.
Подождав несколько мгновений, парень вылез из-под стола, огляделся, удовлетворенно хмыкнул. Противную белесую жижу разметало по всей аудитории, густо пахло то ли прелыми водорослями, то ли болотной тиной с примесью сероводорода.
Ноль процентов, самодовольно буркнул парень, отвечая на свой же недавний вопрос, и поправил косуху. Вытащил из кармана перчатку из плотной чешуйчатой кожи, такой же мешочек, осторожно собрал все стрелы и только затем направился к выходу из аудитории. Взгляд его хмурился, что-то ему не нравилось, но сейчас нужно было убраться подальше. Он плотно закрыл дверь, развернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с какой-то студенткой.
Это 416? спросила та.
Тервера сегодня не будет, отмахнулся парень.
Но у меня вышка.
Точно не в этой аудитории, самодовольно улыбнулся он и поспешил прочь.
На лестнице притормозил, приобнял пожилую уборщицу, что намывала ступени. Та вздрогнула, развернулась.
Снова ты, окаянный! Ты же выпустился!
Выпустился, выпустился! подтвердил парень и задорно чмокнул уборщицу в щеку. Теть Лид, в 416 какую-то хрень вонючую разлили, убрать бы надо.
Да чтоб тебя!
Не меня, жижу! на ходу хохотнул парень, и, перепрыгивая через две ступени, понесся прочь из лекционного блока.
Глава 1. Дедуля
Севастополь встречает теплом и ярким солнцем. И не скажешь, что сейчас самое начало октября, по ощущениям конец лета, даже деревья едва тронула желтизна. Бреду по перрону, колесики сумки мерно стучат на стыках тротуарной плитки. Игнорирую зазывал-таксистов и пытаюсь вспомнить, куда засунула солнечные очки. Судя по всему, быстро их не найти. Может, стоит снять пальто? Местные одеты легко, кое-кто даже в футболке, но мне боязно. Трудно перестроиться в Питере, откуда я приехала, уже настоящая осень, сырая и хмурая. Ничего, потерплю, мама обещала, что идти мне недолго.
Миную здание вокзала, кое-как спускаю сумку по невысокой лестнице, пересекаю небольшую привокзальную площадь и упираюсь в забор.
Блин, мама
Напрямик пройдешь, через пути, выйдешь прямо к Автовокзалу, а там рукой подать, дорогу перейдешь и считай пришла
Ага, как же
Очень хочется психануть и расплакаться меня вообще не должно здесь быть! Наверное, плохо так говорить, в Севастополь я приехала не отдыхать на море, а помочь больному дедуле, но чувства именно такие.
Звонит телефон. Судя по мелодии мама. Будто почуяла мое состояние за две тысячи километров. Отвечать не спешу. Сперва убираюсь с дороги, пристраиваю сумку, сбрасываю рюкзак, выдыхаю и только потом принимаю вызов:
Мам, я понимаю, что ты тут двадцать лет не была, но как бы Тут все поменялось! Тут забор!
Мама спокойна как удав:
И тебе привет, лягушонок. Добралась?
Привет. В процессе, бурчу недовольно. Нет тут прохода по путям, как ты говорила! Забор поставили, все перегородили.
Мама удивленно хмыкает:
Обидно. Но там и в обход недалеко.
Фыркаю в ответ. Даже комментировать не хочу. Справа подъем к дороге, по которой плотным потоком едут машины, слева закрытые ворота. Впереди за забором железнодорожные пути, за ними высоченные пирамидальные деревья, видимо, те самые севастопольские тополя, про которые любит вспоминать мама, а еще дальше холмы, усыпанные невысокими частными домиками. Ни автовокзал, ни автобусы разглядеть не могу. Чувствую отчаяние. Город совсем не кажется приветливым, когда нужно топать по утренней жаре неизвестно куда, да еще и с тяжеленной сумкой, даром что на колесах, и с рюкзаком за плечами. Восторг, который испытала, увидев за окном вагона море, вмиг испаряется.
Ну прости, дочь. Кто ж знал. Всю жизнь так ходили. Хорошо, не отправила тебя еще более короткой дорогой, сейчас бы возвращаться пришлось.
Всю жизнь Мам, ты когда тут последний раз была?
Теперь она молчит. Да-да, я знаю: запрещенный прием, маме нельзя появляться в Севастополе. Почему понятия не имею, этого мне не говорят, знаю только, что буквально под страхом смерти. Верю не столько ее словам, сколько ужасу, что мелькает в маминых глазах каждый раз, когда речь заходит о поездке в Севастополь. Звучит как бред, но я всю жизнь слышу это нельзя, и от мамы, и от дедули, а за последние пару недель так ежедневно. И если честно, я устала от этих семейных секретов и скелетов в шкафах. Поэтому не могу не уколоть.