Будет обращаться сердце твое к Тьме там, где Свет бессилен, и не желать зла.
Будут глаза твои видеть жизнь и то, что за ней, и не желать зла.
Будет твой рот говорить то, что неведомо другим, и не желать зла.
Издалека раздался Варькин щелчок языка и тут же утонул в росе под ногами Вики. Поле и следы, по которым она шла, пропали. Вика на мгновение зависла над бесконечностью, а потом вздрогнула и обмякла, как после сильного толчка.
Каждой клеткой своего тела теперь она чувствовала связь с этим полем, с каждой росинкой, с каждым следом. Елейный голос что-то продолжал говорить о Боге, о ведьмах, о силах, о тайне жизни и смерти и постепенно становился приглушенным жужжанием на фоне звенящей тишины. Казалось, в мире больше нет никаких других звуков, кроме этого. Вика увидела себя со стороны красивую, юную, с чистой кожей.
Резкий поток тягучего воздуха подхватил Вику. Внезапно левая нога ушла вниз, и девушка увидела мать и бабу Настю.
Анисья, на полу появилась серебристая полоска света, и Вика протянула руку к матери, еле удержавшись на ногах.
Та тут же догадалась, о чем просит дочь, и достала книгу.
Сама не понимая, как это происходит, Вика нашла нужную страницу и начала читать молитву. Чем больше Вика читала, тем шире становилась серебристая полоска света на темном полу.
Баба Настя сидела на стуле, засунув руки между колен, покачиваясь и наклонив голову, как человек, который молится.
Вика читала совершенно незнакомые слова и сразу понимала, о чем они. Видела, как звуки разлетаются тонкими легкими пушинками, а потом оседают на серебристую полоску.
Анисья мелькнула над этой полоской легко и быстро, приковав взгляды всех троих. Сейчас она выглядела моложе, чем до смерти, и как-то картинно, будто это не она сама, а нарисованный портрет. В глазах ее читалась благодарность и радость.
Надо же, никогда не видела сестру такой счастливой, изумленно прошептала баба Настя, разглядывая Аниьсю.
Та обвела взглядом, будто прощаясь, Вику, бабу Настю, Наталью Владимировну, свои развешанные пакеты с травами, стол и зеркало. Стул качнулся и замер на одной ножке. Анисья улыбнулась в ответ и легким дымком растворилась в серебристой полоске света, оставив в своем доме чувство облегчения и радости.
С этой минуты у каждого из присутствующих начиналась новая жизнь.
***
После смерти бабки Анисьи и получения от нее силы Вика изменилась. Невольная покорность таинственным силам и сверхъестественным знаниям осеняла ее душу, отчего лицо всегда казалось печальным.
Что ж, мам, раз у меня это от судьбы, значит, так тому и быть. Ты как, одна в городе? Тяжело? Вика с грустью смотрела на маму.
Да я нормально, Викусь, за тебя больше волнуюсь.
Я справляюсь, баба Настя соседям сказала, чтобы пока не ходили ко мне и что я потом их лечить смогу и помогать. А пока учиться буду. Но все равно пришел один парень сегодня с утра. Из города тоже приехал. Представляешь, умудрился хозяина кладбища разозлить, и тот теперь его преследует. Большак посоветовал мне с хозяином кладбища не связываться, а чтобы тот парень сам обряд провел. Я думаю, не сможет он без меня ничего, хилый какой-то, всего боится.
Кто посоветовал? у Натальи Владимировны был удивленный и недоверчивый взгляд.
Большак. Сущность типа домового, только не с простыми людьми живет, а с сильными, Вика указала на низкую короткую шаткую скамейку у печки, вон сидит.
Все это было сказано так спокойно и естественно, будто разговор шел об электрическом чайнике.
А, поняла, который еще с Анисьей жил, Наталья Владимировна всматривалась в скамейку у печки.
Да не увидишь ты, не пытайся, улыбнулась Вика, я и сама не вижу, только слышу. Если бы не он, мне бы еще дольше учиться пришлось. А так мне все тетрадки Анисьины показывает, объясняет непонятное. Я много вещей не могу объяснить, а он говорит, что не все и надо понимать, просто знать, что оно работает.
За окном раздался шум.
Викино лицо собралось в напряженную гримасу и расплылось в улыбке.
Что это? Наталья Владимировна подошла к окну.
Это сорока, мам. После смерти Анисьи каждый день сюда прилетает, там сидит, Вика показала на забор, и я прямо чую, что это сама Анисья и есть. Баба Настя говорит, за мной присматривает.
Дочь, я всегда у Анисьи хотела спросить, но боялась. Может, ты скажешь, как это все потустороннее видится? Как картинка в голове или как?
Даже не знаю, как объяснить, вздохнула Вика, недавно житель проходил мимо, просто поздоровался, а мне так страшно стало. Кажется, как будто он неживой по дороге идет. Я бабе Насте сказала, а она только головой покачала. А вечером от соседей слухи пошли, что умер он от сердечного приступа. А ему лет сорок было от силы. Так что я теперь смерти тоже вижу, вроде как.
Брови у Натальи Владимировны сдвинулись и задрожали, а зубы прикусили нижнюю губу.
Ох, доченька, переживаю я за тебя, начала она вытирать слезы.
Ну что ты, мам, здесь спокойно, скучно иногда, но я привыкну, и ты привыкнешь без меня. А хочешь, тоже сюда приезжай.
Нет, нет, что ты, замахала руками мама, у меня там работа. Да и ты-то на что жить будешь? На бабкину пенсию? А так хоть я помогу немного.
В просвете быстро распахнувшейся двери показался молодой парень с испуганным лицом.
Ну, что ж, я пойду? встала Наталья Владимировна, заметив, что лицо Вики сделалось серьезным. Утром приходи к бабе Насте, я пока там побуду.
Вика молча кивнула в ответ, сосредоточенно наблюдая за гостем.
Извините, мялся он у входа, а вы сможете сегодня все сделать? А то ночь скоро, я боюсь. Скорее всего, опять меня душить придет.
Понимаешь, Сергей, ты хозяина кладбища обидел. Не так просто от него избавиться. Скорее всего, откупаться придется тебе самому. Я научу, как.
За окном застрекотала сорока.
На лице Сергея отразился испуг и усилие понять смысл слов молодой девушки, которую ему порекомендовали как местную бабку. Правда, его ожидания никак не совпадали с тем, что он видел перед собой.
У стола, заставленного склянками с непонятным содержимым, на фоне пучков трав, развешанных вдоль стены и стертых пакетов, перед ним стояла симпатичная девушка с лицом, на котором читалась убежденная мрачная покорность своему таинственному предназначению.
А если он меня сегодня придушит окончательно? Сергей опустил голову, и по шмыганью носа стало понятно, что парень еле сдерживается, чтобы не заплакать. И зачем я вообще на эту работу пошел?
Так, подожди паниковать раньше времени, давай, садись, расскажи каждую деталь, которую помнишь.
У печки что-то завозилось, и Сергей вздрогнул.
Ничего, это мыши, иди туда, садись и рассказывай еще раз, Вика показала рукой на короткую шаткую скамейку у печки.
Парень вздохнул, сел на скамейку, и пальцы сами забегали по его коленям.
Меня отправили на отбор проб на пилораму. А она совсем рядом с кладбищем. Я же не знал, что так получится, поднял он красные глаза на Вику. Мне надо было отпилить небольшой кусок от доски какой-нибудь, но самый неказистый, где жуки могли быть.
Я везде посмотрел, деревяшки чистые, а одна доска как бы отдельно ото всех валялась, наполовину на могиле, наполовину на лесопилке. Рабочие сказали, просто свалилась. Доска была какая-то не такая, почерневшая, внутри разъеденная. Я и подумал, что от нее образец отпилю, и наши в лаборатории точно жуков каких-нибудь карантинных в ней найдут. А нам после каждого такого обнаружения премию выплачивают.
Вика услышала белый шум в голове и поняла, что Большак хочет что-то сказать. Она поднесла указательный палец к своим губам, показывая Сергею, чтобы тот замолк, и на пару секунд закрыла глаза.
Ты когда кусок от доски отпиливал, разрешение спрашивал? Вика открыла глаза и склонила голову вбок.