Бесплатные работники жили на фермах, хозяин (он же бывший осужденный) за них отвечал, был обязан кормить, одевать, лечить. Как складывались взаимоотношения между бывшими и действующими осужденными, зависело только от них самих. К сожалению, иногда первые вымещали на вторых свои обиды.
Некоторые из осужденных, оказавшихся в относительно свободных условиях ферм, пытались бежать. Их судьба часто бывала достаточно печальна. Во-первых, флора и фауна Австралии тогда еще не была достаточно изучена. Любая змейка, незаметная в листве, могла иметь смертельно ядовитый укус. Любая ягода, сорванная с куста, могла быть несъедобной, и убивала человека за несколько часов. Любой мелкий грызун мог оказаться жутким хищником, чьи зубы оставляют незаживающие раны. Столкновения с диковинными кенгуру при попытке убить зверюгу ради мяса часто заканчивались не в пользу неумелых белых охотников.
Отдельного разговора заслуживали аборигены. Только в самое первое время они были достаточно дружелюбны и проявляли интерес к пришельцам. Чуть пообщавшись с белыми захватчиками, лишившись своих территорий, занятых чужеземцами, они перестали быть робкими и покладистыми. Белый человек вне зон, которые туземцам пришлось признать за завоевателями, оказывался беззащитным и был легкой мишенью. В лучшем случае, человек из раба белых людей становился рабом туземцев, чаще погибал. Только иногда сбежавший через короткое время возвращался в тюрьму сам.
Потому и не пытались сбегать невольники, живущие в условиях ферм. Было боязно пускаться в одиночное путешествие. Смысл в такой свободе был невеликий. Во всяком случае, пока не появился определенный опыт существования на этом материке.
С той поры много чего изменилось. Колонии уже не так грозил голод. Фермеры научились получать урожай в местных климатических условиях. Но больше всего выиграл тот, кто взялся за скотоводство. Овцеводство процветало и давало солидные барыши.
Старый Доходяга Бен рассказал свою историю, как из каторжника, направленного в Австралию на семь лет, он превратился в искалеченного рецидивиста, отбывающего свой срок уже четырнадцатый, или шестнадцатый год. Сам он уже не помнил, да и не хотел: не гонят, кормят, ну, и ладно.
Эх, парни, а я ведь с одного из самых первых транспортов. Когда мы прибыли, здесь еще и тюрем-то не было. Все жили на старом судне, пришвартованном в заливе.
Дед, расскажи, как жили тогда, и почему ты до сих пор не на свободе, кто-то выкрикнул.
А что, а и расскажу, если все общество желает слушать.
Говори, дед. Говори, мы никуда не торопимся ближайшие годы, со смешками послышалось со всех сторон.
Ну, так слушайте, как можно в этой богом проклятой Австралии загубить свою жизнь. Это мой личный опыт.
***
Жили мы тогда на старой «Грозе океанов». Старушке было уже очень много лет, и ни на что другое она не была способна, только на то, чтобы стоять в безопасной бухте. Наше начальство разрешило устроить там нары, хотя везли нас вповалку на полу. Из трех групп каторжников, вышедших из Англии на трех судах, к концу перехода осталось ровно столько, сколько уместилось на одном судне.
Тяжело добирались. На одном судне началась дизентерия, на другом разразилась эпидемия тифа, на третьем каторжане подняли бунт из-за дурного питания, их там охрана перестреляла. Так что, все выжившие с трех транспортов уместились на одном. Даже каждый получил свои собственные нары. Эх, сейчас, я знаю, уже лучше относятся к нашему брату, а тогда никого не интересовало, как ты доедешь, и доедешь ли.
Ну, вот. Разместились мы на «Грозе океанов» и приступили к работе. Сначала все в кандалах ходили, потом начальство поняло, что деваться нам некуда, и кандалы со всех поснимало, кроме завзятых крикунов и подстрекателей.
Первое время мы валили лес и строили бараки, где жили наши начальники и всякие службы разместились. Потом, видно, решили, что пора хозяйством заниматься, чтобы свое выращивать. А таких людей, которые что-нибудь понимали в сельском хозяйстве, было очень мало. И вот глядите, парни. Семена были, инструменты разные были, а знаний почти ни у кого не было.
Тогда нарезали участки под пашни на количество людей мал-мал сведущих в этих делах, расчистили эти участки, халупки построили, и разместили на каждом участке бывших крестьян. Обычно им давали в помощь по пять-десять каторжан, которые совсем в этом не смыслили, и несколько человек из охраны. А главными на этих участках были отцы-командиры. Они должны были организовывать, чтобы все были при деле, урожай растили и не баловали.
Но в первый год вообще ничего не выросло. Знающие-то земледелие мужички делали все так, как в родных местах делали, а здесь климат другой, погоды другие, земли другие. То холод наступит, когда его никто не ждет, то дожди пойдут, то засуха. Ничего не получилось. Ух, и наголодались мы тогда, пока транспорт с Англии с продуктами не пришел. Что мы голодали, что охрана, что начальники никого не миновало.
На следующий год уже что-то смогли вырастить, потому как опыт появился, правда, тоже очень мало. Но никто не унывал, только расширяли участки, распахивали земли. Даже вспоминать не хочется, сколько наших тогда полегло. Кто-то ягоду какую-то съест, кто-то от воды дурной, а больше всего от зверья местного. Змеи тут, братцы, одна другой ядовитее, и всякие другие ужастики обитают. Смотришь вроде малый зверек какой, а укусы смертельные. И с кенгуру этими местными пытались сражаться. А они дикие, чуть что сразу лягаются. Не все переживали прямые стычки, особенно если на целое стадо попадешь. Там такие самцы ужас ходячий!
Тогда очень сильно пришлось повоевать с местными. Сначала они просто ушли чуть дальше вглубь и не сильно мешали. Приходили и издали наблюдали, что мы делаем. А уже на следующий год, когда дальше пошли расчищать пашни, тут они сильно осерчали на нас. Настоящая война началась, кто кого пересилит. Чем дальше наделы были от самого форта, тем сложнее было фермерам.
Тогда губернатор своим указом начал подписывать помилование тем, кто брался вести хозяйство на дальних участках. Им, конечно, выдавали и семена, и инструмент всякий. Даже оружие давали для защиты от туземцев и от зверья всякого. Помощников тоже выделяли из числа каторжан. Только живи и что-нибудь выращивай.
Конечно, были такие отчаянные, кто сбегал, очутившись без охраны и кандалов на воле. А куда там убегать-то? До Англии родимой не доберешься, только в буш этот местный. Тех смельчаков поначалу искали, а потом и перестали.
А вот тут я, ребятки, и напортил себе все. Я тоже молодой был тогда, сильно смелый и самоуверенный. Думал, раз в родных лесах охотничал, значит, и здесь смогу прокормиться и не пропаду. Вольный воздух голову задурил. Сговорились мы с моим дружком, таким же молодым балбесом Диком, завладеть оружием и бежать. Оружие нам выдавали только во время набегов туземцев, или если зверье на приступ шло. Ну, и ночным охранникам тоже, чтобы врасплох не застал никто.
Вот мы дождались, когда на наши поля, на которых уже показались всходы, полезет стадо этих кенгуру. Нам тут же выдали ружья и погнали распугивать это исчадие ада.
Мы, как полагается, заулюлюкали, замахали руками и ружьями и помчались вперед, а сами все сторонкой-сторонкой и в лес ушли.
Доходяга Бен тяжело вздохнул и покачал головой:
Где были наши головы? Ну, ушли мы. Без запаса еды, без воды, в непонятный буш. Не стали нас искать. Унесли мы ружья и по три патрона к ним. И что? Сначала не повезло Дику. Он пошел ставить силок, наступил в траве на что-то и, как подкошенный, упал. Думаю, что это была змея, или другой какой гад здесь их много. Когда я его нашел, бедняга уже не дышал.