Ну ничего, Анапа это тоже неплохо, успокаивала она себя, распивая очередной бокал вина за готовкой драников и просмотром одним глазом ящика, что вырисовывал калейдоскопом цветов картины в стиле старых добрых французских комедий. Время плыло тупыми облаками табачного дыма, а дети были в школе, скоро нужно идти их забирать, а тут драники жарятся, а в бутылке еще где-то граммов двести вина. Дима же на работе. Хочется внезапно секса. А может быть, йогой заняться? Как Ксюша. У Ксюши вон какая талия! У Вики такой отродясь не было. Ну и пошла она, эта Ксюша.
Пошли вы все! кричит она экранным образам. Ящик отвечает ей поганым гоготом закадрового смеха. Тут же начинается какой-то концерт. Пьяная обезьяна с микрофоном поет что-то про Дубай. Ах ты сука! кричит Вика, ее аж трясет, но вскоре все это проходит.
Драники готовы, теперь нужно пойти и забрать детей из школы. Она накрывает сковородку с едой крышкой, чтобы там сохранилось тепло. Горячий пар застывает под стеклянной заслонкой, обиженно шипя. «Мне ж надо в воздух, к небу», жалуется он, а горячее масло потрескивает, как белый шум в телевизоре. Вика выпивает еще немного вина и идет собираться. Ящик тем временем работает, и она из спальни, натягивая на себя все эти тряпки, слушает то, что он ей говорит. Кодировка сигналов стройными рядами нулей и единичек выпрыгивает из динамиков телевизора и принимается маршировать по полу квартиры. Ну и зрелище! Только Вика этого не видит. Она вообще мало что понимает во всех этих шифрах. Вику еще со школьных времен учеба не интересовала, от слова совсем, но на «вышку» она все равно поступила, о чем ни разу не пожалела, ибо студенческие годы были вполне себе веселыми, уж явно лучше, чем сейчас. Да уж! Вспоминается ей тот самый парень Степа, который ухаживал за ней, пусть и очень неуклюже, но весьма романтично, она же отшивала его, считая, что он немного недотягивает до нужного ей уровня, хотя потом, когда Вика узнала, кем Степа стал, то поняла, что нужно было быть чуть снисходительнее к щуплому блондинчику с лицом опоссума. Однако прошлого не вернешь. Жаль, что линейку событий нельзя как-то перенастроить. В пространстве же мы можем перемещаться, а чем время хуже? Надо у Димы спросить, может быть, эти его физики уже находятся на пороге изобретения какого-нибудь специального аппарата типа машины времени
7
Лето, море, солнце, пляж, песок, морская пенная вода со спиралями солнечного света в своей полупрозрачной синей субстанции; хвосты диковинных рыб, щупальца и головы глубоководных осьминогов, кальмаров; упругие и плоские тела скатов; красноречивость красных медуз и много чаек, чаек, чаек.
Дима лежит на соломенной подстилке. Солнце печет его тело, и это приятно. Дети плещутся на мели, брызгая друг на друга водой. Вика сидит рядом с ним и приглядывает за малышами. Все почти что хорошо. Рядом с Димой, на песке, стакан прохладного лимонада. В голове больше нет триллиона мыслей или проблем. Теперь все спокойно, тихо, гладко. Есть некая пустота внутри головы, и она ему нравится. Он свободен в этом вакуумном отсеке. Псевдонаучные физические вопросы оставлены в стороне. Сколько можно уже упиваться этими сказками про всякие там нейтрино, пора бы уже и к жизни вернуться, приободриться, как-то подняться, не расстилаясь по хмурой траве трансцендентных лесов, не ища трансформаторные будки инопланетян на всяких захолустных планетках типа той самой, черт
Я хочу кукурузы, говорит Вика, Дима смотрит на нее и замечает почти что ту самую улыбку, что была у нее когда-то, сколько-то лет тому назад.
Возьми деньги из кармана моих бриджей, отвечает ей Дима и тоже улыбается.
Она целует его коротко в губы, затем достает пару купюр из смятых бриджей кирпичного цвета и идет в сторону торговой точки. Тело ее полноватое, но по-своему грациозное. У него же живот постройнел Дима последние пару месяцев стал заходить в один спортзал вместе с коллегой, а еще перестал курить сигареты и чувствовал себя теперь готовым к съемке в рекламе никотиновых пластырей.
Дима видит, как Вика доходит до точки и общается с продавцом турецкого пошиба. Солнце плавит песок, превращает его в стекло. Чайки кружатся, а люди лежат на пляже, похожие на мутантов. Что-то меняется в Диме. Страх и отчужденность вдруг пронизывают его. Он больше не узнает людей. Он видит деформированные грубые наросты чего-то дьявольского, больного, отрицательного. Огромное Божественное лекало внезапно превращается в циркуль с острой иглой, и эта игла ударяет сверху вниз прямо по голове Вики, проходит через ее позвоночник, разрубая ее молнией чьей-то злой воли.
Вика падает на песок перед продавцом. Наваждение исчезает как не бывало. И вот все уже как прежде, только Вика лежит на боку. Дима вскакивает с места и бежит к ней. В голове у него все плывет и кружится.
Что произошло? кричит он продавцу, опускаясь на колени возле жены.
Я не знаю, трепещет мужичок, она делала заказ, а потом вдруг упала. Я ничего не знаю, может быть, это солнечный удар?
«Удар. Солнечный удар», думает Дима и понимает, что это скорее ламповый удар, а вовсе не солнечный. Викино лицо такое бледное, точно и не было у нее этого классного полумулаточного загара. Он трогает ее, хлопает по щекам, пытается разбудить, но все тщетно. Неужели она все? Кончился завод? Дима кричит. Его кто-то оттаскивает от тела жены. Люди сгибаются над женщиной. Кто-то звонит в скорую. А где же дети, дети? крутится в его голове. Может, и их уже нет, может, огромный глубоководный кальмар утащил их своим хваталками на дно моря, пока они тут все столпились вокруг бездыханного тела? Это была уже не его жена, а чучело. А где же тогда была Вика? Ведь есть закон сохранения энергии и информации, разве не так?
Песчинок на этом пляже в триллионы раз меньше, чем миров, вдруг слышит он голос над своей головой. Дима смотрит наверх и видит мужчину в солнцезащитных очках. Волосы у него короткие и седые, а лицо как у актера. Что за черт?
А? сипит Дима, не в силах произнести что-то более вразумительное.
Помнишь, я говорил тебе, что выполню свою часть сделки? мужчина улыбается.
Часть сделки, тупо повторяет за ним Дима, едва шевеля губами. Глаза у него расфокусированы, он не понимает, где находится.
Да. Я выполнил ее. Мужчина улыбается, да так широко! Освежись, парень, он дает ему стакан с лимонадом, с тем самым, что Дима пил, лежа на соломенной подстилке, но откуда этот лимонад у мужчины? И где дети, дети?!
Кто ты? хрипит Дмитрий, а в груди его разрастается дыра размером с квазар.
Я Билл, отвечает мужчина и смеется. Он наклоняется к Диме и хлопает себя по коленям. Ноги его в брюках, отутюженных, да со стрелками, а торс обернут гавайской рубашкой.
Билл? переспрашивает дрожащим голосом Дима.
Да, Билл! гаркает седой мужчина и заливается таким хохотом, что этот звук перекрывает собой даже стук крови в ушах у Димы.
Что тебе нужно? Это ты сделал сделал Дима с трудом встает с песка, ему очень трудно держать себя на ногах, словно он выпил очень много снотворного.
Мы ждем тебя в Полигоне, отвечает Билл, отсмеявшись. Твой дядюшка уже тоже с нами. Надоело старику у себя в огороде возиться, сорняки там полоть и прочей фигней заниматься, да и от этих детских игр с газовыми плитами и всякими сушилками он тоже устал, захотел чего-то по-настоящему серьезного, взрослого, так что он теперь тоже с нами. И ты приезжай. Ты знаешь адрес. Полигон работает день и ночь. И не только тут. Он есть и в параллельных вселенных. Мы знаем кое-что о мирах, парень. И тебе это нужно, поверь. Я же помню тебя еще ребенком. Тебя всегда тянуло к звездам, и ты не боялся об них обжечься.