Я-то человек. А вот ваш новый р-роман не про людей, а про какие-то человекоподобные механизмы! дерзко парировал злой Зудин.
И задергал ртом, паразит. Была у него такая особенность, когда он волновался. В эти моменты критик напоминал Косте как раз коня.
Все люди разные. Есть такие как вы бесспорно еврейские, простите, хотел сказать бесспорно интеллигентные, процедил Соколов, нашей сермяжной прозы им не понять.
В ответ Антон лишь поморщился.
Против воли Коста испытал к нему уважение явиться к двум выпившим творцам и вещать с дерзостью лучшего стрелка в салуне С Лешей Соколовым сейчас это было, пожалуй, что и опасно. Его злило пренебрежение Зудина, и он глядел на Антона исподлобья, сжимая наливающиеся гневом кулаки. Пьяная птица-тройка неудержимо влекла его к мордобою. Похоже, подумал Коста, спор выйдет не литературным. Придется оттаскивать толстого фантаста от, во всех смыслах, тонкого критика.
Но к счастью, не случилось.
Музыка в ресторане смолкла. Шум толпы сперва отодвинулся, а потом прянул в их темный угол. Зазвучали голоса, застучали каблуки. Под крышей вспыхнул свет.
Толпа, явившаяся на террасу, была пестра и хмельна. Плечи дам обнажились приятно откровеннее, чем в начале вечера, лица мужчин раскраснелись. Впереди семенил председатель жюри. Увидав Косту с Соколовым, всплеснул короткими ручками и картаво прокричал:
Вот они, именинники! П'ячутся! А мы их обыскались!
«Как же, обыскался ты», подумал Коста, но глянув за его плечо, прикусил губу.
И поднялся.
За низеньким председателем стояли двое мужчина и женщина. Марсиане среди индейцев, пришло в голову Косте. Толпа их обступала, жадно разглядывая. И такая уверенность исходила от обоих, что все окружающее, включая индейцев, становилось частью их личного пространства.
Мужчина был высок, выше рослого Косты. Лучше всего, оказывается, Коста помнил дядин взгляд не глаза, а именно взгляд прямой, чуть насмешливый. В тщательно подстриженной щетине стало больше седины. Эмин мало походил на классического турка не был темен и горбонос, напротив, имел европейские черты лица и темно-русые волосы. Как обычно, он находился в центре внимания: раньше его держали в тисках напряженные взгляды Костиных родных (Косте тогда казалось, что во время кратких визитов дяди, родители и бабушка телепатически сплетничают о нем меж собой). Теперь на Эмина Кара жадно глазела окололитературная публика, для которой он член совета директоров «Боаз Холдинга», главного спонсора конкурса «Русский роман», единолично олицетворял удаль и размах праздничного вечера в одном из самых дорогих ресторанов Ялты.
Коста тут же ощутил, что рубашка его по бокам выбилась из брюк, а от него самого, должно быть, несет спиртным.
Рядом с Эмином стояла девушка. Тонкая, темноокая хотя в глазах ее было столько веселой энергии, что сперва они показались Косте светлыми. Жену дяди Анну, до сего вечера Коста видел только в телерепортажах. Мать с бабушкой никогда не обсуждали ее при нем. Отец же иногда, когда Коста заскакивал к своим на дни рождения, рассказывал о виденном в ее передачах, особенно, если речь шла о Кавказе, о его родной Осетии. Коста подозревал, что тем самым отец как мелкими стежками пытался соединить два крыла одной семьи. Но ответа на свои скромные старания не получал, мама и бабушка неизменно поджимали губы и опускали глаза. Отец не настаивал и тихо улыбался. Улыбался он всегда тихо.
Сейчас, взглянув Анне в лицо, Коста невольно задержал дыхание, как при вираже на кукурузнике.
Когда она улыбалась, верхняя губа обнажала верхний ряд белых зубов, а уголки губ взлетали к длинным ямкам на щеках, что сообщало ее облику нечто полинезийское.
Коста выдохнул и при втором взгляде отметил, что, если не считать крупного рта, черты лица у нее классические большие глаза, прямой нос.
«Удивительно, пришло на ум Косте, родиться с такой инопланетной красотой и не испоганить ее жеманством или силиконовыми губищами».
Как заморская принцесса стояла она перед ним: красное платье в пол, серьги почти до плеч. Короткие темные волосы зачесаны назад.
Коста отвел глаза. И только теперь заметил на столах вазы с лавандой приметой молодого крымского лета.
Слева Соколов втянул живот, икнул, но не сдался. Выпятил грудь и постарался казаться выше.
Добрый вечер, дядя говорил по-русски почти без акцента. Позвольте поздравить вас обоих с достойным финалом.
Насмешливые огоньки плясали в глазах Эмина интенсивней обычного влияние жены на осанку Соклова от него, судя по всему, не ускользнуло.
Мне понравился ваш роман, Алексей Динамичный. Хотя я не знаток фэнтэзи.
Соколов открыл было рот, но его опередил председатель жюри:
А вот, позвольте п'едставить Антон Зудин, талантливый молодой критик! Талантливейший! Я рыдаю, когда читаю его рецензии! От восторга а иногда от ст'аха вдруг ему не понравится моя писанина.
Вокруг с готовностью засмеялись.
Очень приятно, кивнул Эмин, читал ваши рецензии.
«Про мой роман ни слова», мысленно отметил Коста.
В этом не было ничего унизительного, хвалить при всех родственника моветон, но в груди неприятно царапнуло.
А я зачиталась вашей книгой, Коста!
Голос у Анны был звонкий.
Люблю приключенческие романы! В современной русской литературе в основном, ведь, женские детективы или мужская боевая фантастика. А чтобы вот так, про дальние страны Мне понравилось!
Коста всей кожей впитывал ее слова. Естественность, горячая готовность поддержать собеседника словно она чувствовала, да нет, точно понимала, как неуютно ему сейчас. Какое редкое дополнение к красоте. Встрепенувшись, молча поклонился.
«Надеюсь, заранее они не разыграли эту партию кто кого будет хвалить», пронеслось у него в голове. Подумав секунду, решил, что нет, вряд ли дядя с Анной захотели бы этим заморачиваться.
Сколько мы не виделись, Коста? Лет девять? спросил Эмин.
Вроде того
Коста точно знал: не «вроде», а именно девять.
Что ж, сейчас мы вынуждены откланяться. Эмин поправил бабочку на смокинге. Но у нас будет возможность пообщаться. Приглашаю тебя, Коста, вас, Алексей и вас, Антон, вместе с членами уважаемого жюри завтра на пляжную вечеринку.
Приезжайте, улыбнулась Анна, это недалеко от Ласпи. Я, к сожалению, компанию вам не составлю уезжаю на музыкальный фестиваль в Севастополь, но уверена будет весело!
Вокруг все зашумели, заговорили разом. И это было последнее, что Коста помнил о том вечере четко.
На следующий день он проснулся поздно. Прокисший духа похмелья исходил от подушки и одеяла. И было паршиво из-за осознания собственной слабовольности перед никотиновым демоном.
Вчера, после отъезда Эмина и Анны на прием в отеле «Мрия», Коста быстро покинул ресторан. Сел в баре на ялтинской набережной. Заказал коньяк и пачку сигарет. Досадовал, что предстал пред дядей неказисто, и одновременно злился на себя за это до тошноты знакомое пацанское стремление впечатлить родственника. Выпил. Взял еще коньяка. Нашел в интернете записи телепередач Анны. Вот она в ярком индийском сари ведет репортаж из Варанаси. Вот в куртке с капюшоном, в огромных темных очках стоит посреди базового лагеря Эвереста, рассказывает о способах борьбы с горной болезнью. Везде изящна, тонка (как, черт возьми, это возможно в пуховике и болоньевых штанах?). Нигде не рисуется. Слушать ее интересно. А главное ни одна женщина не кажется рядом с ней красивой. Так рядом с легкой девочкой-балериной все остальные танцовщицы выглядят бегемотихами. Коста выкурил одну за другой две сигареты. В гостиницу «Бристоль», где снимал номер, вернулся за полночь. Если бы на пляжную вечеринку приглашал не Эмин, он бы никуда сегодня не поехал.