«Ты уже догадался. Я не прошу понять или простить меня. Лишь приехать через неделю и переписать все мое имущество на Аннет. И дом, и деньги. Они не будут лишними ей, ведь так?»
Жак взглянул на розовый куст. Он вспомнил, как лет двадцать назад они с Женевьев ездили за новыми цветами в свой новый сад. Она выбрала селекционный сорт «Womans choice». Оранжево-розовые бутоны с насыщенным ароматом. Цветут с ранней весны и до поздней осени. Жаку они не нравились. Он хотел, чтобы розы были розами: красными, алыми, бордовыми. Со старомодным бутоном. Как те, что он подарил ей в их первый день в Париже. Они так выделялись среди белых стен еще пустого дома, что маленькая Аннет прозвала их Белоснежками. «Как в сказке!» сказала она. Жак обернулся и посмотрел на дом.
Листья дикого винограда спускались с крыши. Как быстро растет этот виноград! Как ему удалось заполнить собой почти весь фасад? Было ли так всегда? Жак не вспомнил, откуда взялось это растение, впившееся цепкими стеблями в его дом до самой крыши. Наверху у каминной трубы наглый вьюнок словно сорвал кусок хрупкой старой черепицы, открыв глубокую рану, из которой хлынул поток багровых осенних листьев. Раненый дом пристально смотрел на Жака темными глазницами окон. Он звал хозяина зайти внутрь. Вернуться. Зажечь свет, согреть его. Просил, чтобы посреди комнаты снова стояли розы и звучал детский смех. «Листья опадут, говорил он. И рана заживет».
«Но весной вырастут новые листья», ответил Жак.
В листве зашептал дождь. Жак поднялся. Письмо Франсуа разлетелось по саду. Дом больше ничего не сказал. Только хлесткие капли холодного осеннего ливня били по его окнам.
И Жак сбежал. Завел автомобиль и поехал в центр. В музей дОрсе. В прежние времена, когда ему поручали сложные дела, он часто заходил сюда. Тогда они только переехали в Париж, а здание едва перестало быть заброшенным. Велась реконструкция. Теперь оно умело жить здесь и сейчас, в моменте. Париж на полотнах импрессионистов оставался вечно молодым, энергичным, обаятельным, полным легкости и света. Драмы и конфликты уступали место прогулкам на лодках и беседам в парках. Любой миг был прекрасен, гармоничен и безмятежен. За эти годы Жак запомнил каждую картину. Сейчас же он шел среди них и не узнавал. Играющие дети, смеющиеся девушки, женщины. Легкие широкие мазки, плавные переходы полутонов, светлые палитры превращали их в иллюзии. Каждая из них казалась мгновением его прошлой жизни. Чужой и незнакомой.
Он вышел из музея и посмотрел в сторону острова Сите. Поехал туда. Ему хотелось затеряться среди своих воспоминаний. Но не потерять их.
Вот он держит в своей руке маленькие пальчики Аннет. Сегодня они гуляют вместе. Она вырывается и бежит за голубем. Потом останавливается и смотрит вверх на шпиль Нотр-Дама.
Папа, хорошо, что на нашем доме не сидят такие страшные зверьки. Никто бы не пришел к нам в гости.
Тогда еще толпы туристов не кружили около Нотр-Дама, и было намного сложнее возразить ей. Он посмотрел на этот вечный символ Парижа. Постоянный и непоколебимый. Пожар его изменил, но не сломил. Весь в лесах, недвижимый, без шпиля, вместе с ним потерявший желание стремиться вверх, он вырастал заново под сотнями любопытных взглядов. Жак почувствовал, что в кармане завибрировал телефон, и ответил вполголоса, словно любой громкий звук мог обрушить уже восстановленные части собора.
Примечания
1
Искусство жить (в переводе с фр. языка)
2
Ведьмин камень (в переводе с фр. языка)
3
Да ладно тебе, мама! грузинское просторечное выражение კარგი, რა (карги ра) буквально переводится «хорошо, ну что ж»