Вечер Сейчас ведь уже вечер? прервав словесный поток друга, спросил Никотин.
Ну да озадаченно кивнул тот. Нико, ты, что, опять? Во времени потерялся? Мы с тобой идем в Паучий Дворик. Хоть это-то ты помнишь, братан?
Он поспешно кивнул. Хотя вовсе не помнил. Однако не все ли равно?
Ступни ног тонули в желтовато-зеленом тумане, а голова продолжала раскалываться от пульсирующей боли.
Это все болезнь. Из-за нее его списали с работы и теперь платят лишь жалкое пособие талон на еду да горстку бесполезных таблеток. Наверное, чтоб побыстрее сдох. Болезнь, из-за которой он почти ничего не помнит ни только о своем прошлом, но даже и о вчерашнем дне. Говорят, это что-то с мозгами. Что-то такое, что Единая Здравсеть даже диагностировать не в состоянии. Что-то, что заставляет обычно наигранно улыбающихся врачей глядеть на тебя с усталостью и неприкрытым раздражением. Дескать, сдох бы уже давно, и не нервировал никого своим непонятным состоянием.
Их жрут шакалы пробормотал он вслух.
Кого? не понял Кирпич.
Всех нас. ответил он, хотя имел ввиду свои жалкие, измученные мозги.
В Паучьем Дворике было людно. На Греческом балконе один из поэтов читал стихи, то ли свои, то ли чужие, а в мягкой полутьме Красной галереи какая-то размалеванная приезжая актриса разыгрывала помпезные сцены с горестными стенаниями и размашистой падучкой.
Что-то из классики, вроде пояснил Кирпич, проследив его взгляд. Она откуда-то с Юга. На гастроли приехала. Арисса Ю. Весьма популярна в тусовке своими перфомансами. Ты о ней слышал?
Никотин не ответил и перевел взгляд на сцену, где на корячках лазил угрюмый бородач, настраивая оборудование, в то время как второй детина, с ирокезом темных волос и обилием пирсинга по всей физиономии, беззастенчиво хлебал дешевое пиво, то и дело тыкая пальцем в разные стороны и бормоча что-то густым басом.
Да это местные болваны. Стилеты. пренебрежительно отмахнулся Кирпич. Вторая группа, что сегодня играет, тоже. Только эти харкаются и рычат, а те скулят да ноют Сыграй лучше что-нибудь свое, а? он кивнул на старый рояль, одиноко ютившийся в дальнем углу зала. Мне это очень нужно, поверь С меня выпивка за весь вечер!
Нельзя. мотнул рыжеватыми лохмами Никотин. Сегодня уже почти полнолуние. Их это взбесит, и они придут за мной снова.
Прошу! взмолился Кирпич. Я реально на грани с этой поганой зарплатой, да еще и цены на лекарства Клариссы все выше. Я скоро с крыши шагну, ей-богу Но что ей-то потом делать останется?
Никотин тяжело вздохнул и уверенно шагнул в сторону рояля.
Завсегдатаи клуба, заметив его действия, заинтересованно потянулись ближе. Потому что хорошо знали, что их вскорости ждет. Также, как и Кирпич.
Для них это был некий транс, эйфория, шаманское действо или легальный наркотик мистическая музыка, уводящая вдаль. Прочь из постылого мира и его бесконечных проблем к глубинам древней памяти, что дремлет глубоко в человеческой крови.
Для него самого это тоже было трансом, но одновременно и мукой: этаким публичным ошкуриванием и расчленением души на части. Однако оно порождало упрямый мазохизм, идущий вразрез с инстинктом самосохранения. И даже хищные демоны теней, неизбежно влекомые подобным нарушением равновесия, хоть и пугали, но все равно не могли сковать руки трусливым параличом.
На самом деле, он не знал все эти мелодии. Не знал и не помнил. Однако руки знали, скользя по клавишам в уверенном замысловатом танце. Не знал он и слов, рвущихся наружу сквозь связки. Даже язык песен был ему не знаком. Но хрипловатый голос отражал сложную гамму эмоций, явно подсознательно зная, о чем поет. Это странное действо, словно глубокая медитация, вызывавшая из подсознания некий аналог «автоматического письма», на сей раз реализуемый посредством музыки. Он ведь даже не уверен в том, чьи эти песни и мелодии. Его ли разум их создал, или он просто воспроизводит давно услышанное из своих рвущихся наружу осколочных воспоминаний.
Люди вокруг танцевали и даже пытались подпевать, при этом совершенно не понимая слов, как и он сам. А тем временем где-то далеко, на окраинах города из темных подворотен сочилось Зло. Пока еще тонкими и призрачными струйками. Но они постепенно стекались в огромную лужу, смердящую опасностью и смертью.
Он резко прервался и ненадолго потерялся в красном пульсирующем тумане боли. Из общего полотна времени опять выпал изрядный кусок, разлетевшись вдребезги по грязному полу клуба.
Он пришел в себя уже за барной стойкой, сидя с застывшим стеклянным взглядом, тупо уставившимся в глубины стакана с темной коричневой жидкостью. Сколько времени на сей раз выпало из его восприятия? Час? Два? Или всего лишь пару минут?
Громыхала музыка и световые лучи моргали пляшущими разноцветными огнями, то и дело выхватывая из беснующейся толпы отдельных персонажей. Кирпич прыгал неподалеку, вместе с незнакомыми девицами в сексуально-вызывающих прикидах.
Эй, ты оглох, что ли? Или уснул, кощей? заорали вдруг в самое ухо. Я, вообще-то, с тобой разговариваю, придурок!
Никотин повернулся и увидел перекошенную морду дородного качка, вцепившегося в ворот его кожанки. Полупрозрачные струйки Зла скользили по нему, затекая в рот, нос и уши, однако болван этого, конечно же, не замечал. Зеленый туман обычно пробирается в те головы, где наблюдается явный дефицит мозга.
Никотин ничего не ответил. Он лишь представил как сжимает угловатый череп идиота руками, все сильней и сильный, выдавливая выпученные глаза из глазниц пальцами.
Чего уставился?! злобно процедил пустоголовый, начиная заметно задыхаться: то ли от бешенства, то ли от резкой боли.
Выскочившие из-под пальцев глаза вместе с кровью в воображении уже скользили по рукам, пачкая рукава рубашки под курткой. Еще немного и бестолковая черепушка в руках лопнет, точно жалкая ореховая скорлупка.
Мужик вдруг испуганно и болезненно дернулся, будто его за лицо укусила невидимая собака, и, разжав пальцы, выпустил из хватки куртку. Попятившись от стойки прочь, он что-то злобно пробормотал, но Никотин его не слушал. Кровь в висках шумела все яростней и громче, норовя заглушить уже даже дико орущую музыку. Надо выбираться отсюда куда-нибудь на воздух
Одним глотком допив обжигающую жидкость в стакане, он машинально ответил на чье-то дружеское приветствие и отправился к выходу. Каждый шаг отдавался в мозгу щедрой порцией битого стекла боли. Ментальная агрессия обоюдоострое оружие, однако гораздо более убедительное, чем простая физическая сила.
Вечер себя явно изжил, да и порядком надоел.
Кирпич пытался договориться с кем-нибудь из своих многочисленных приятелей, чтобы их подбросили хотя бы немного. В процессе его периодически рвало. И это угнетало.
Окончательно устав от затянувшейся катавасии, Никотин втолкнул полувменяемого друга в первый попавшийся автокар и приложил свой талон к считывателю. Сегодняшний ужин будет скудным. Хотя Для еды все равно уже малость поздновато.
Беспилотное такси плавно скользнуло в ночной туман, оставив его стоять на обочине.
Подняв повыше воротник куртки, он не спеша побрел по прохладной ночной улице к дому, стараясь не обращать внимания на зловеще перешептывающихся призраков. Внимание их не отпугнет, а наоборот откормит сильнее.
Никотин! окликнул вдруг кто-то, и звонкий звук каблучков зацокал по влажной брусчатке.
Он остановился, разглядывая приближающуюся брюнетку с пышным бюстом и яркой театральной косметикой на лице. Одни только длиннющие бабочки-ресницы чего стоят.
Арисса. приветственно кивнул он, вспомнив смазанные пояснения Кирпича.