А умирать ей совсем не хотелось. Вспомнилось детство, приключения, общение с самим императором, самые разные случаи. Вся жизнь калейдоскопом воспоминаний пронеслась перед глазами, а по щекам прокатились блестящие в лучах портала слезинки.
И тут она ощутила нечто холодное, практически злобное, сконцентрированное и пульсирующее возле горла. Но не пальцы Самаэля. Это было лезвие чёрного клинка Бальтазара, которое не касалось её, но которое сжал своими пальцами ангел смерти.
Некромант почему-то не позволил ему коснуться девчонки. Рукоять и лезвия засверкали сиреневыми символами, словно свет бил откуда-то изнутри, прорываясь наружу. Поверхность покрылась трещинами, но осыпался лишь тончайший верхний слой, отчего клинок стал лишь более блестящим.
Я просил вынуть только часы, строго произнёс Бальтазар.
Её надо убить, проскрежетал Самаэль. Она полубог. Запретное дитя, запретная связь, недопустимое существо. Каждый бог, шипел ангел, шевеля тонкими губами на лице, больше похожим снизу на обтянутый кожей череп, хранитель лишь своей ведомой области мироздания, того, чьим аспектом является. Он не может носить чужие артефакты, быть их вместилищем, сочетать элементы. Бог есть закон. А полубог его нарушение. Полубог может всё. Он не скован законами мироздания, он не обязан вписываться в принципы циркуляции. Он дефект, недопустимая болезнь, ошибка природы. То, чего никогда не должно случаться. Она дочь Немезиды. Но в ней не её артефакт сжал он ещё крепче лезвие меча Бальтазара.
Анфиса стремилась что-нибудь возразить, воскликнуть, что это немыслимо. Что отец никогда бы не стал иметь дела с какой-нибудь языческой богиней. Что она, с её способностями до «соединения» с часами, уж точно не тянула на полубога, умея всего-ничего. Но губы не слушались, сердце готово было взорваться, неморгающие и парализованные, как и всё её тело, глаза могли лишь ронять слезы. Страх в груди переплетался с волнами с целым вихрем возмущения от услышанного, словно её оклеветали, приняли за другую, да ещё унизили и оскорбили.
Видимо, придётся часам побыть в ней ещё немного. Пока я не раздобуду кнут или плеть что там у этой дамочки, сильнее отвёл клинком руку Самаэля прочь от горла девочки некромант, и сверкающие часы, распадаясь на яркие частицы, снова впитались Анфисе в запястье.
Уводишь ту, чьё существование противоречит всем принципам мира? произнёс Самаэль, отчего даже глаза на перьях как-то слегка вздрогнули кверху, будто бы от удивления.
Как же я без неё-то добуду артефакт Немезиды? Уж лучше принесу сразу несколько, пояснил некромант. Жизнь человека коротка, надо все возможности использовать по максимуму. Тебе не понять.
Мне легко понять тебя. Того, кто хочет вернуть похищенную невесту. Ты пойдёшь на любые риски, на любые жертвы, я видел таких множество, множество раз ухмыльнулся Самаэль. Но мне никогда не понять таких, как она. Вмиг исчезла с его слепого лица та самая улыбка. Такие ошибки природы надо смывать кровью.
И вам её будет достаточно, отступил на шаг вместе с девочкой Бальтазар. Уж поверьте.
Мы верим тебе, вновь изобразил эдакое подобие ухмылки архангел смерти. Но не думай, что спасение полубога Габриэль зачтёт как благой поступок. Твоя душа всё так же черна. А нам нужно то, что внутри глядел с перьев на Бальтазара и едва не облизывался Самаэль, как на лакомый кусочек. Колоссальное количество порабощённых должны быть освобождены. Лишь тогда мы насытимся и отступим.
Это я помню. Ангелы не нарушают своих уговоров. Так что я принял к сведению ваши условия, проговорил ему лорд Кроненгард.
Спасение грядёт Избавление от боли, от всех страданий Творец уже ждёт. Цикл этого мира подходит к концу проскрежетал Самаэль и развернулся, уходя в сияющий портал. Как ты понимаешь, мне бы этого не хотелось. Зачем архангел смерти, если некому будет умирать? Разрушь артефакты Уничтожь старых богов Мир гораздо беспомощнее, когда все слепо чествуют единого владыку. Так больше власти у нас.
Один вопрос тогда, полюбопытствовал Бальтазар без всякой учтивости. Зачем Габриэлю такие сделки?
С мира, поглощённого Творцом, урожай душ соберёшь один раз. А договорившись с такими, как ты, цикл за циклом, когда кто-нибудь вновь приблизит Его появление, можно отсрочить приход. И раз за разом пополнять небесный чертог, ответила фигура в чёрном. Но всё должно достаться нам, а не чертогам Хель или Мортис.
В скором времени силуэт его скрылся, оставалось лишь яркое, но мягкое сияние вертикального узкого портала, становящегося всё тусклее и тусклее. Гигантский глаз отпрянул от поверхности омута куда-то вглубь, а вскоре погасло и изображение неведомого существа, напоминавшего не то какие-то составные стебли, не то оотеку кладки насекомых, не то колонию загадочных организмов, сросшихся в нечто удивительное и ни на что не похожее.
Омут снова стал чёрным, непроглядным, состоящим не то из жидкости, не то из какой-то вообще неведомой субстанции. Затухали огни прогоревших благовоний, так что всё окружение медленно погружалось в темноту. Анфису отпустил паралич, но она смогла только вытереть слёзы.
Слишком много потрясений свалилось на её разум. Тело дрожало, мысль о том, что она чудом осталась в живых, доминировала даже над всем услышанным о своей матери. В это совсем не хотелось верить, рассудок боролся с попыткой понять и осознать, что она дочь Немезиды. Девчонка отнюдь не чувствовала себя полубогом, а скорее даже наоборот жалкой, раздавленной и беспомощной.
По крайней мере, становилось понятно, почему отец периодически произносил это имя. Однако же Анфиса всё равно не могла поверить, что возможен союз нунция при архиепископе, которым в прошлом был Альберт, и языческой богини, да ещё из того, что знала о ней девочка, довольно скверной и своенравной.
Можем идти, улыбаясь в тусклом свете догоравших огней своему отражению в преобразившемся лезвии меча, произнёс Бальтазар. Благодарю, страж, обратился он к Хеймдаллю. С меня причитается.
На подкашивающихся ногах Анфиса направилась следом за зашагавшим некромантом. Ей совсем не хотелось оставаться здесь в темноте и одной. Точнее с тем чудищем, отчего становилось ещё более не по себе. Преодолевая страх, отгоняя дурные мысли, пытаясь списать всё произошедшее на то, что в Аду кругом одни демоны и всё это лишь искушение её несгибаемой воли, она постепенно приходила в себя.
Половину пути они прошагали молча. Лишь когда из тёмной части моста вновь вышли в освещаемое огнями пространство, где из земли по разные стороны били «гейзеры» пламени, у сводов по краям концентрировались огоньки в опадающие трескучие искры, а возле трещин с реками лавы копошились различные бесы, девочка, глядя на своё отражение в блоках моста, увидев, что не изменилась, оставшись прежней, перевела взор на довольного некроманта.
Его эта ухмылочка весьма её раздражала. Всем своим нутром она была его противницей, ненавидела и презирала. Не могла видеть его таким, желая, чтобы он наконец был побеждён, а Империя вернула себе территории Вольных Городов, близ границ которых он обосновался.
Думаешь, я поверила тому чудищу? Я должна правда подумать, что это такой ангел? проговорила Анфиса.
Мне наплевать, улыбался некромант.
Чего счастливый такой? Часы всё ещё при мне. Ничего не вышло, всё впустую. Зря только старался и мотался туда-сюда, хмыкнула девочка, задрав нос, дабы чернокнижнику было обидно.
Ошибаешься, ответил ей Бальтазар, демонстрируя меч. Ты просто ничего не понимаешь. Всё затевалось лишь с целью, чтобы Самаэль коснулся клинка, вложив свои силы, но не смог разрушить его, ибо это не божественный артефакт. Теперь это вещь, способная силой архангела смерти уничтожать реликвии богов. Больше не Арбедарк. Отныне этот меч зовётся Лакримарум Слеза Самаэля.