Я не вижу ничего кроме бледно-желтых глаз.
Малин. Ненавижу тебя. За то, что ничего не чувствуешь.
Почему истинный он, а не кто-то из приезжих? Таких же нормальных, как я. Я бы не сопротивлялась. Не сдерживалась. Сама бы шагнула навстречу.
И ты? удивляется блондинка, перетягивая на себя мой затуманенный взор. Девочкам надо уступать. Я верну ее целой, успеете наиграться.
Хочу подретушировать растянувшиеся в кокетливой улыбке губы. Разбавить кровоподтеком, например.
Я не вещь, цежу на грани адекватности, и никому не позволю «играться» со мной.
Столичная с притворным сочувствием качает головой и поворачивается к Дрейку.
Всего лишь дам ей пару уроков хороших манер.
Он ловит мой взгляд. Даже не представляю, что в нем. Во мне с факелом наперевес разгуливает взбесившаяся истинность, приговаривая: «Кто не спрятался, я не»
Наденешь ошейник и поводок, заставишь ползать на четвереньках и лизать тебе пятки? смеется Дрейк.
Хорошая идея, спасибо, блондинка сжимает его плечо. Хочу-хочу. Мур-мур.
Острый алый ноготь надавливает на нижнюю губу Дрейка.
Не хочу смотреть на него. Очередной столичный, такой же, как остальные.
Вдох внезапно отзывается щемящей тоской в груди. Она тяжелым шаром прокатывается по ребрам и падает в живот.
На глаза набежали слезы. Совершенно беспочвенный страх больше никогда не прикоснуться к Малину буквально выворачивает сознание. Раскурочивает все несущие конструкции здравомыслия.
Откуда это взялось?
Отрешенно слежу за своей рукой, будто не я ей управляю, а нечто чужеродное. Тепло разливается по ладони, мягкая ткань футболки словно облизала нежную, ставшую слишком чувствительной, кожу.
Как сопротивляться?
Биение сердца под рукой. Ненавистное. Злость хочет вонзить когти в плоть, а истинность умоляет услышать стук, пропустить через себя чужой пульс.
Надавила ногтями на футболку, вдавливая ее в кожу, повела наверх.
В бассейне Малин прижимал меня к себе и было легче. Истинность не молчала, но и не вопила отчаянным раненым зверем.
Вдруг сработает?
Горячая кожа обожгла. Миллион мелких иголочек-искорок пронзил всю поверхность, включая пальцы. Покалывание в подушечках усилилось и сменилось слабыми импульсами.
Микроток, расслабляющий натянутые до невозможности мышцы, проходит по телу. Разжимаю челюсть и выдыхаю через рот.
Опускаю веки, во рту дикая сухость. Не верится, что крушившее и ломавшее меня изнутри медленно затихает.
Оглушенная собственным тяжелым дыханием, прижимаюсь лбом к твердой груди.
Не хочу снова. Не хочу опять проходить через истинный ад. Безжалостно впиваюсь ногтями в бока Малина. Стальные мышцы под кожей не позволяют продавить. Доставить ему хоть какой-то дискомфорт уже радость.
Ненавижу, выдыхаю, почти не размыкая губ.
Малин не прикасается. Терпит мои ногти, лоб, прижимающийся через футболку, но не трогает. Хорошо это или плохо? Не знаю. Я хочу никогда его больше не видеть и не хочу отпускать.
Эй, пока мы обсуждаем цену, вы уже тискаться начали? возмущается блондинка.
Я успела позабыть и о ней, и о Дрейке.
Вдавливаю ногти сильнее, представляя, как сжимаю шею столичной стервы.
Малая, я тебе не подушка для иголок, звучит над ухом с не прикрытыми недовольством, втяни когти.
Делаю наоборот надавливаю сильнее. Не из вредности, а из-за до боли знакомого прозвища. Тим никогда не говорил «сестра», не называл по имени. Всегда только Малая.
Я вообще не разрешал тебе прикасаться ко мне.
Отстраняюсь, не убирая рук. Закипая от злости, негодования, под воздействием проклятой истинности каждая эмоция ярче и острее.
Глядя в бледно-желтые глаза, запускаю пальцы под футболку и с маниакальным удовольствием вонзаю ногти в кожу. Малин недобро повел головой, во взгляде если не желание прибить меня на месте, то около того.
Ты ни черта не чувствуешь, шиплю ненавистно, и даже не представляешь, что испытываю я.
Я в этом виноват? издевательски приподнимает брови.
Мне плевать. Я хочу, чтобы ты тоже страдал.
Широкая ладонь обхватывает шею под подбородком.
Сглатываю от легкого давления, вместе со страхом чувствуя кое-что еще.
Возбуждение прокатилось внизу живота. Чужеродное желание, чтобы Малин стянул мои волосы на затылке, поставил на колени и
Это. Не. Я.
Не я!
Тебе нравится, Малин пристально всматривается в мои глаза, чуть сдавливая шею, ослабляя, поглаживая большим пальцем.
Отбросить его руку не так сложно. Легче легкого. Но я не могу пошевелиться. Смотрю в его глаза и плавлюсь в котле с оловом.
Грубая ладонь отчего-то кажется нежнейшим шелком, наэлектризовывая кожу в месте прикосновения.
Макс, какого хера? голос Дрейка доносится будто из другого мира. Отойди от моего слейва.
В желтых глазах блестит злость. Челюсть заметно напряглась. Он неторопливо убирает руку, перестает касаться моей шеи.
Тонна ледяной воды, не меньше, обрушивается на меня, придавливая к полу. Внутри мгновенно затянуло в паническом недостатке нужного и необходимого.
Я терпеливо жду, извещает Дрейк с налетом иронии.
Взгляд Малина осязаемо погладил сгиб шеи, оставляя незримый след. Столичный с легкой усмешкой отступил на шаг.
Захотелось обнять себя руками, чтобы согреться от накатившего холода, пробившего озноба. Недолгого. Холод быстро сменился болезненным пекло.
Обняла лицо ладонями в приступе дикого отчаяния.
Что мне делать? Что?!
Сбежать? А поможет? Как надолго?
Я готова пойти добровольцем на любые эксперименты, лишь бы никогда больше не проходить через это снова.
Максик, ты можешь взять ее в любое другое время, тягучий голос блондинки действует на нервы. Уступи мне.
Уступи!
Мой истеричный смешок растворяется в тишине комнаты.
Оливия, я на твою плату пока не согласился, голос Дрейка звучит обыденно.
Пока я была не в себе, они успели обсудить плату? Так нечаянно моргну, а меня уже продали.
Дре-ейк, ну, не будь врединой. Ты ведь не такой. Ты милый, чуткий, понимающий.
Не буду ждать окончания спектакля театра абсурда.
Вы бы друг с другом поразвлеклись, у вас для этого все есть, смотрю в пол перед собой, мечтая раствориться.
Слышите? возмущается блондинка. А я ее научу, как надо разговаривать со столичными.
Я безнадежна, говорю безразлично и с протяжным вздохом сгибаюсь пополам от болезненной истомы. Черт
Принцип понятен: чем сильнее сопротивление, тем сильнее проявление. Своеобразное наказание за непослушание.
Функционировать вдали от истинного можно проверено. Выхода как минимум два: согласиться на эксперимент, и если он окажется неудачным, убежать. Далеко, насколько возможно. И жить дальше.
Я сам хочу развлечься со своим новым слейвом, безмятежность Дрейка порождает волну тревоги. Обсудим ее аренду в другой день.
Яростный стук каблуков ритмично вспарывает пространство. Смотрю на белые с желтыми вставками кроссовки Малина, не разгибаясь. Не хочу видеть столичных. Никого из них.
Знаешь, что она моя истинная?
Вздрагиваю от вопроса. Смотрю на Дрейка из своего положения. Он с легкой усмешкой на губах кивает.
Ваша беседа у бассейна была не совсем приватной.
Выходит, он слышал.
Понять, хорошо это или плохо, не получается. Для подобных размышлений нужен трезвый подход.
За стеной вновь звучит цокот каблуков. Разговор подвис в немом ожидании. Столичная входит с ведерком для льда, в котором обычно держат бутылки. Ее не наблюдается.
С сочувствующим видом заправской стервы блондинка протянула:
Кисунь, тебе надо охладиться.
Подернутый туманом разум не позволил рефлексам сработать. Я как в замедленной съемке наблюдаю за переворачивающимся надо мной ведром со льдом.
Кубики больно бьют по голове, закатываются под ворот кофты на спину и на грудь. Шипение с коротким писком все, что я из себя извлекаю, пока лед скользит по коже, оставляя мокрые дорожки на теле.