Адиль уже не помнил, сколько раз он начинал свой вечерний маршрут от «Урожая», где перед этим выгрызал в спарринге с Тагиром несколько балов, огибал памятник Воину-освободителю, просачивался через мемориал ВОВ мимо Музея боевой славы и петлял по опушке вдоль каменной ограды Пивзавода, слушая нарастающий вороний клёкот. Он не помнил, во сколько сотен лиц он вглядывался, в надежде ухватить в очередной паре глаз, выплывающих из темноты, помутненный прищур Упыря. Но он возобновлял эти теряющие смысл променады не реже пары раз в неделю каждые лето и осень.
После публикации журналистского расследования, он любил завершать свой маршрут визитом в редакцию, которая находилась у въезда в парк со стороны частного сектора. Адиль не ставил себе цели выведать имя «крысы» среди коллег или припугнуть журналистов на случай будущих расследований, затрагивающих его дело. Он уважал их труд, когда-то и сам публиковал здесь несколько заметок о нравах подростковой преступности. Шел он сюда лишь по одной причине никто не напивался с таким знанием дела и погружением в процесс так, как это делали чернорабочие истории.
К попойкам нередко присоединялся и автор тех самых статей Микаил Вефадеров, которого Адиль помнил ещё по университетским брейн-рингам. После трехсотого грамма Адиль все-таки делал попытки невзначай расколоть приятеля на предмет его источника, но последний был непреклонен. Ничего кроме заверений, что это был не его сопогонник, Адиль так и не получил. Микаил всегда был симпатичен ему, и гнобить журналиста за отменно проделанную работу он никогда бы не стал. В глазах Адиля это был, пожалуй, единственный адекватный, профессиональный, вдумчивый, честный и трезвый, за исключением подобных вечеров, представитель прессы.
Микехуа, ты не акула, ты пиранья пера, ты барракуда клавиатуры, ты крака катара каракатица, про этого моллюска, брызжущего чернилами, Адиль узнал, когда подключил пакет с Дискавери, блокнота, ты чиксофон, понимаешь, без устали номинировал Микаила Адиль когда они оформляли страйки из чекушек в «Кегельбане».
Выходя на балкон ресторана, Адиль всматривался в чернеющие кроны, пытаясь разглядеть проблески Упыревой домны. Иногда он ночевал в парке, просыпаясь от карканья ворон, мчащихся прочь от восходящего солнца, или от упавшей в листву серёжки.
В одну из таких ночей он наткнулся на коня, смотрителя которого подозревал Ильяс. Был сильный туман и когда в нём проступили черные, лоснящиеся ляжки животного Адиль подумал, что в свой почин горячка могла бы и сжалиться, избрав менее ужасающий образ. Полминуты спустя Адиль пришёл в себя, услышав своё дыхание, как бывает, когда просыпаешься после кошмара, но еще долго не мог отвести покрасневших глаз от животного. Виски наливались теплотой от проходящего ужаса, после чего все тело медленно обволакивали щупальцы токсикоза. Лошадь мотнула головой. Адиль понял, что животное напугано не меньше. Вокруг никого, только туман, расступающийся перед тобой, но всегда норовящий ухватить тебя за ухо. Отходя от лошади, он подумал, что при первой же встрече расскажет Ильясу, что готов включить животное в список возможных соучастников. Но эту шутку он забыл уже на следующее утро, когда нашли девушку. Шутка не пришла на ум и в этот раз, когда в кабинет, в состоянии не многим свежее Тагира, вошёл Ильяс.
Мы с Тагирой, да, коллега?
Обещаю, моё состояние никоим образом не скажется на продуктивности, шеф.
С первого дня, как этот заросший угловатый лейтенант пришёл в отдел, Адиль понял, что, наконец, утолил свой кадровый голод. Своим трудолюбием Ильяс напомнил ему Саиду. Одна из лучших его стажёрок уже два года работала в Каспийских органах, но по-прежнему снабжала отдел банкой чая, когда приезжала к ним в гости.
К своим 27, когда Ильяс закупорил штат убойного отдела Горского РОВД, он уже был Мерлином канцелярии. Под его гелиевым жезлом обычная поножовщина распухала в процессуальный альманах. В то время как начальнический бич полосовал коллег за стенкой, Ильяс клепал анфилады дел, выбивая премии, словно Марио.
Но вместе со скилами бюрокрафта он сохранил ману и на прокачку навыков добротного сыскаря. Тагир, несмотря на то, что в области дознания был трехглавым тирексом, в следственной работе давно достиг своего пика. Он соглашался с мнением шефа о волшебной сущности Ильяса, но выражал признательность нехотя, поглаживая новичка по длинной черной шевелюре.
Спасибо, Северус. Ты ж наша тёмная лошадка.
Ильяс, не снимая куртки, разглядывал свежую распечатку на столе Адиля.
Это что-то новое, шеф. Трудовика надо потрясти. Он же выздоровел, я надеюсь?
Давно.
Адиль и сам предвкушал очередной разговор с Джалилом Шагаевым, уволенным трудовиком гимназии 33. Именно его с раздробленной челюстью и множественными ушибами нашли возле трупа Инесовой. Когда делали фотографию, Адиль считывал на ошарашенном лице Джалила знакомые оттенки мимики, которыми когда-то пестрила физиономия Расима. Но ни один врач, включая Камала, не подтвердил тогда, что хоть какое-либо из увечий было нанесено убитой. Ни единого следа крови девушки, ни каких-либо частиц тела или волокон с её одежды на Шагаеве обнаружено не было.
Помимо травм головы в глаза сразу бросались огромные синяки на плечах Шагаева, сползающие к лопаткам. Все попытки Адиля увязать их с Инесовой оказались напрасны. Камал тогда ясно дал понять, что одетая в лёгкие беговые кроссовки девушка не наносила эти удары уже потому, что такие синяки могли оставить только бутсы.
Сынишке на футболе недавно зарядили по ноге со всей дури. Наутро синяк такой же был. Видишь, черные точки это однозначно шипы от бутс. Скорее всего на него прыгнули сверху. Это объясняет почему тот, кто его избил выбрал такую обувь. Легче лазать по деревьям. Хорошо, что он не нашёл альпинистские сапоги.
Камал, ты хочешь сказать, что какой-то Ван Бастен забежал к ним в кусты, потоптался на Шагаеве, убил девушку и сбежал. Мы проверяли, Шагаев запросто мог затянуть хомуты сам. Сначала прикончил девчонку, убрал все следы, а потом решил привязать себя рядышком, чтоб над нами покуражиться.
Большие пальцы на руках Шагаева были вплотную прижаты друг к другу, так что вряд ли он затягивал удавку на руках сам. Разве что зубами, но руки у него были за спиной, точнее за стволом дерева, так что не вяжется. Да и зачем ему всё это устраивать? В общем, думай сам, шеф. Как я и сказал, оба удара по плечам наносились одновременно и с огромной силой. Не похоже, чтобы их нанесла Инесова, даже при условии, что отбивалась изо всех сил двумя ногами сразу.
Несмотря на все доводы танатолога, Шагаев во всей этой истории для Адиля был кем угодно, но только не жертвой. Адиль как сейчас помнил визит в травматологию, который он нанёс Шагаеву через неделю после убийства Инесовой. Ему было всё равно, что большая часть лица была забинтована, ему достаточно было разглядеть кантик испарины, обсыпавшей застывшие глаза Джалила. Пока трудовик скупыми жестами пытался убедить следователя, что физически не может ответить ни на один из вопросов, которые тот, будто в издёвку, продолжал накидывать ему в койку, Адиль с наслаждением наблюдал, как в ореолах этих блаженных, впалых под тяжестью собственной невиновности глаз, проступает и поигрывает знакомый бисер.
Ильяс продолжал разглядывать снимок, наклоняя голову то в одну то в другую сторону и проворачивая его в руках, будто выискивал правильный ракурс, пытаясь понять, какой смысл заложил убийца, придав телу Младенцева такое положение. Адиль предпочёл больше не смотреть на Младенцева, до тех пор, пока не прибудет на место.