Глава 1.
Ты все равно придешь.
Зачем же не теперь?
Я жду тебя мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Анна Ахматова
Если ты смерть отчего же
ты плачешь сама
Анна Ахматова
1147 год от Г. Г. /1931 ab Urbe condita.
Живой, живой, живой, живой! скорняжное острое шило раз за разом втыкалось в ладонь наследника. Слезы залили лицо, закапали расшитое золотом одеяние, но он не чувствовал боли. Не чувствовал ее совсем. Лишь тупые отголоски рефлексии протыкаемых мышц. Руки, стол, даже камень пола были залиты кровью, белозолотые одежды добавили красный цвет. Он уже знал, что отсутствие чувствительности к боли только начало. Что впереди будет одна борьба за существование. Напряженное лицо отца, слушавшего облаченного в белый плащ с зеленым крестом браталазарита, говорило само за себя. Проказа та самая, что заставляет тело гнить заживо, а людей обходить тебя стороной. Никаких игр с детьми, никаких совместных праздников. Ничего.
Помимо опасности возможного заражения, о которой повсеместно толковали, детям их возраста ни к чему такие жизненные уроки. У них все впереди: длинная или не очень жизнь, достойная или, опять же, не вполне удачная. Жены, дети судьбы их не предрешены и будущее предложит огромное разнообразие. У него же нет ничего из этого. Одиночество и скорая кончина. Проказа, словно безжалостный вор, лишила его всего, оставив пустую оболочку. А циничная вершина мучений никому не нужный бессмысленный ритуал.
Сегодняшняя церемония, своего рода инициация, вхождения в права наследника иерусалимского престола казалась ему на этом фоне какойто неуместной злой шуткой. Конечно, Храм не примет его. Без пары лет калеку. Без пары десятилетий гниющий труп. Серьезное лицо отца, за прошедший месяц осунувшееся и обесцветившееся. Он рассказывает, как важна эта церемония, но голос его тоже лишен жизни. Сочувствующие и напуганные взгляды придворных, сторонящихся, прячущих руки. Множество прочих. Он видит все в глазах: безразличие, брезгливость, жалость но лица улыбаются, рты произносят бодрящие слова. Неискренние пустые слова, ведь для них он всего лишь «наследник, что скоро умрет». А раз так, то к чему растрачивать себя на подлинные чувства? Об этом не должны знать, ведь широко о его недуге не объявлялось, но знают.
Бесконечная, как ему показалось, дорога до храмовых врат. Расставленные в шахматном порядке в церемониальных латах храмовые стражники: черные плащи с огромной бронзовой «тау» и белоснежные с красной оторочкой. Лица скрыты, но наследник чувствовал они тоже знают. Все знают! Старательно пытаются делать безмятежный вид.
Вот и Храм. Две гигантские башни без окон нависают над головой. Величественный и пугающий исполин, увитый Древом Вестника. Шипы везде. Шипы, выточенные из камня, шипы последних храмовых врат, жуткие шипы Древа. Свежий песок, рассыпанный вокруг, говорит о том, что неофиты Ордена Тау, как и каждым новым утром, снимали с них очередных пришедших за искуплением «предавших». Находили ли они здесь прощение? Кто знает. Смерть находили, а с ней и прекращение своих мук. Страшная обязанность у этих едва принятых в орден новичков. Древо живет своей жизнью. Именно живет, ведь оно не какоето апельсиновое или оливковое дерево. Словно голодный пес, оно не желает расставаться с добычей, оплетенной ветвямилианами, проткнутой насквозь. Топорами и пилами вырубают и выпиливают тела из этого колючего клубка, а ветви шевелятся и грозят захватить и дерзнувшего отобрать пойманное. Песок скрывает пролитую кровь.
А еще Храм полон лиц! Лица повсюду. Выполненные с поразительной точностью и схематически набросанные. Прекрасные и уродливые. Искаженные гримасой боли и пораженные экстатическим параличом. Женские и мужские, старческие и детские. Тысячи, десятки тысяч лиц
Наследник отвлекся от разглядывания понтифик заканчивал свою заранее заготовленную речь. Ну вот почти и все, осталось подождать немного и процессия тронется обратно.
Мерный грохот позади заставил обернуться. Храмовые стражники один за одним вбивали в землю мечи и, не отпуская с них руки, становились на колени, преклоняя головы. Еще не веря тому, что видит, наследник престола Святой земли остановившимися глазами смотрел на открывающийся зев Храма.
Что мне ответить Его Всесвятейшеству? В голосе посланника слышалось недовольство заминкой. Сидящий вполоборота к нему молодой король задумчиво теребил документ. Неожиданно он встал и сделал несколько шагов в сторону нетерпеливого юнца. Неплохие церемониальные доспехи, но изукрашены серебром, а не золотом. Да и жемчуг редок и мелковат. Какойто из младших сыновей заштатного барона или вовсе бастард
Надменность слетела с посланника понтифика, лишь только король повернул к нему ту половину лица, что уже который год была скрываема изящной серебряной полумаской. Да, мастер действительно гений! Король едва удержал улыбку и правая, человеческая сторона осталась совершенно неподвижна и невозмутима. А вот левая Полумаска была исполнена в виде лица покойника. Жуткого оскаленного, со слезающей кожей.
Передай Его Всесвятейшеству
Голос звучал тихо и слова вырывались с легким шипением. Посланник отпрянул от подошедшего вплотную короля, в панике переводя взгляд с серебряной оскаленной половины на живую, казавшуюся тем не менее еще одной маской. Она страшила не меньше едва заметно двигался лишь уголок рта.
Я подумаю.
Король вернулся в кресло. Сегодня ему особенно нездоровилось и продолжать аудиенцию он был не намерен. И увидев, что посланник понтифика все еще топчется у дверей, добавил все тем же шипящим голосом:
Прочь!
Повторять не потребовалось.
Рескрипт снова оказался в руках..
«Оказать содействие брату в Единой Вере императору Мануилу провинции Эдесса»
Для Григория даже последний клятвопреступник лишь заблудшая овца. Со слов отца король помнил, чем закончилась посылка помощи в прошлый раз. Император бросил правый фланг, куда определил орденских рыцарей Эдессы и Антиохии в настоящую мясорубку. Несколько часов бились они и только завидев, что ордена одерживают верх, Мануил отправил к ним своих любимых венгров. Помогло это мало домой вернулся лишь каждый десятый. А следом в ослабленное Эдесское графство вошли войска вчерашнего союзника. Не спасло ни вмешательство Святого престола, ни наспех собранное ополчение. Новая граница пролегла через Турбессель. И вот снова Забыл? Простил? Простить такое оскорбление может только святой. Или дурак. Святым понтифик не был. Дураком определенно тоже. Так что же им движет? Трусость? Подкуп?
Король не заметил, как нервно сжал кулаки и острый шип сросшегося с пальцем храмового кольца впился в ладонь, а на стол натекла небольшая лужица крови.
А ведь Григорий прекрасно осведомлен о состоянии дел. Или он таким образом умывает руки? Полуторатысячный гарнизон Святого города останется на месте. Ордена? Алеманнский Святого распятия, храмовники, несколько сотен вольных Рыцари Страстей Исусовых и орден Тау не в счет кто останется оберегать подходы к Храму? Еще братьяканоники, коих в городе насчитывалось около полусотни, но эти и вовсе никому не подчинялись, а руководствовались лишь им самим понятными правилами.
Оставались Дети пророка. Чертов Салах адДин7! И угораздило его ввязаться в ту глупую авантюру с Ги. Валяется в лекарне с раздробленной ногой и бредит голыми бабами. Братьялекари не ручаются за то, что он когданибудь поправится головой. И это Страж Востока! Без этого везучего курда все станет гораздо жарче