Серые сгорбленные фигурки тотчас прекратили кружение и, словно по команде, повернулись к дракону. И попятились, то ли от страха, то ли в знак уважения. Гефестус не смог определить, что ими руководило. Он осторожно вытянул лапу и прикоснулся к артефакту. Как только высохшие когти сомкнулись вокруг кристалла, Гефестус, повинуясь неведомому побуждению, поднял артефакт и сильно ударил им себя в самый центр лба, чуть выше горящих гневом глаз. Еще не опустив лапу, он уже понял, что на этот поступок его толкнула воля Яраскрика.
Но дракон не успел ответить на неожиданное оскорбление новым всплеском ярости. Поток наслаждения смыл гнев, а на смену ему пришли всеобъемлющая радость, ощущение колоссального могущества, собственной целостности и уникальности.
Чудовище, переваливаясь с боку на бок, направилось назад. Крыло вышло из полосы света, но это обстоятельство не вызвало у Гефестуса никаких опасений, поскольку его новоприобретенная уверенность и жизненные силы ничуть не уменьшились.
Нет, это были не жизненные силы, внезапно понял Гефестус.
Как раз наоборот.
—
Где заканчивается логика и начинается магия? Где заканчивается логика и начинается вера? Вот два главных вопроса сознания, как сказал мне мой друг-философ, доживший до конца своих дней, а потом повернувший назад. Вот главный предмет для размышлений, конечная цель исканий, основное определение нашей сущности. Жизнь есть преддверие смерти, и, зная это, мы не перестаем искать ответы, всегда искать ответы.
Эта истина лежит в основании Храма Парящего Духа. Это храм и библиотека, место для поклонения и размышления, для споров и философии. Его камни скреплены верой и магией; его стены воздвигнуты из удивления и надежды, его потолок поддерживается разумом. Здесь Кэддерли Бонадьюс оценивает интеллект и запросы своих многочисленных посетителей, как ученых, так и приверженцев веры, и убеждает их не отступать перед главными вопросами бытия, не отгораживаться от них и не отвращать других застывшими догмами.
В обширном мире сейчас разгораются яростные дебаты: спор между рассудком и догмой. Кто мы — прихоть богов или результат гармоничного процесса? Вечные или смертные, а если вечные, то каковы должны быть отношения между компонентом вечности — душой и тем, что предназначено на корм червям? Какой будет следующая ступень для нашего сознания и духа: дальнейшее самоосмысление или утрата индивидуальности в единении со всем остальным миром? Каково соотношение между решаемыми и нерешаемыми проблемами и к чему может привести рост первых, ценой уменьшения вторых?
Даже самое простое обсуждение этих вопросов, безусловно, представляет большинству людей волнующие возможности, а кому-то может показаться заслуживающей наказания ересью. Сам Кэддерли однажды признался мне, что жизнь была бы намного проще, если бы он мог попросту принять существующий порядок и жить только настоящим днем. Ирония его признания не ускользнула от меня. Молодой Кэддерли, один из самых выдающихся жрецов бога Денира, со скептическим недоверием относился даже к божеству, которому служил. Да, он был жрецом-агностиком, но весьма могущественным и наделенным божественной силой. Если бы он поклонялся другому богу, а не Дениру, чьи постулаты поощряли любые изыскания, молодой Кэддерли вряд ли удостоился бы дара исцеления или возможности вызывать ярость своего божества.