Начнём с того, что Жюстина, выброшенная на улицу из монастыря, где она вела спокойную жизнь, получала замечательное образование и была защищена от всех превратностей жизни, оказывается лицом к лицу с порочным существованием, ничем не прикрытая ни деньгами, ни положением. Она бросается в Прошлое, но те кто любил её, как ей казалось, вовсе её не любили, а лишь делали вид, из корысти. Прошлое обмануло ожидания Добродетели, потому что прошлого уже нет, а в настоящем всё по-иному. Жюстина обращается к церкви, и вот тут она сразу наталкивается на нечистые помыслы её служителя. Он готов с ней соединиться (читай: с добродетелью), но бесчестным образом, недостойным.
Долее Жюстина попадает в руки ростовщика, то есть жадины и корыстолюбца-завистника. Тому «Добродетель» ни к чему, разве что можно как-то её использовать или за её счёт обогатиться. Что он и делает, в результате подводя Жюстину-Добродетель под монастырь. Она, обвинённая в краже, попадает в тюрьму. Но Добродетель неуничтожима, поэтому не может попасть на эшафот. Спасается она благодаря законченному злодейству, стоящему уже вне жизни. Это злодейство в ней, в Добродетели, нуждается, чтобы продать её расчётливо и прибыльно. Злодейство жаждет прямого соединения с Жюстиной воля случая едва спасает нашу героиню вместе с её непорочностью.
А дальше она кочует из рук в руки. Так учёный-хирург (понимай так, наука вообще) приносит её (добродетель) в Жертву Знанию. Как удивительно точно обрисовал де Сад за 150 лет до опытов Менгеле на людях и прочих научных экспериментов 20-го столетия, эту ужасную истину, что ради Всех, ради Истины можно пожертвовать Немногими.
Кто её бесчестят во всех отношениях, держат при себе и используют, как хотят, так это священники, монахи, к которым она, впрочем, сама приходит в наивной вере обрести успокоение и радость веры.
Представлен в книге и народ в его глупости и неспособности хоть как-то задуматься. Воплощённый в неумной торговке-разносчице, он и приводит Жюстину к окончательной погибели. Но воля неба в последний миг её спасает, столкнув с её порочной сестрой. Жюстина спасена, благодаря положению сестры и её любовника, окружена заботой и вниманием, все беды позади, и Добродетели нечего делать, незачем дальше существовать: испытания закончены. То, чего не могли уничтожить люди, уничтожает Небо, сразив Жюстину молнией. Но Добродетель, как я уже писал, не может быть уничтожена, поэтому сражено лишь одно её воплощение, чтобы передать эстафету и воплотиться в иной форме, в виде её сестры монахини, раскаявшейся во всех своих прегрешениях Так преображённая Добродетель вновь попадает в монастырь (сиречь в изоляцию от Жизни), откуда она вышла в мир, до очередного испытания
Достоевский в «Братьях Карамазовых», в «Преступлении и Наказании» пользовался формой детектива, для того чтобы доподлинно разглядеть наши грехи, вину и суд нашей совести. Маркиз де Сад в своих произведениях пользовался формой тогдашнего плутовского, скабрезного рассказа, романа, чтобы доподлинно рассмотреть наши пороки и добродетели, нашу внутреннюю множественность страстей, стремящихся к соединению в одно целое. Это одно целое всякий раз воплощено, хоть лишь на мгновение, во взаимном оргазме всех участников оргии или Круга так часто используемого им символа. Причём круг этот, как правило, формируется вокруг Добродетели в Центре. Её страдания, её боль сливаются с наслаждением оргии боль и сладость сплавляются в одно, добро и зло становятся нераздельными на миг и достигается Целое, Совершенство. В наш век мистицизма, восточного и западного, это оргазменное соединение боли и радости, жизни и смерти особенно понятно.
Если мы хотим двинуться вперёд, если мы хотим совершенства, нам нужно соединить, пусть насильственно, то, что мы до сих пор разделяли: палача и жертву, месть и прощение, боль и радость. Ибо Боль и смерть два главных свидетельства Жизни, нераздельных от радости и чувства существования. Через ощущение боли исключительно острой становится радость. Поглядите на аскетов в день восточного карнавала, в состоянии экстаза протыкающих насквозь себе щёки, живот, губы и так далее. Разве это не садистское оргаистическое действо? Другое дело, Что в этот миг человеку открывается? Какие неведомые просторы?
САДИЗМ И РУССКИЕ СКАЗКИ.
Принципы, о которых печётся маркиз, это принципы свободы, свободы от всех условных, ханжеских пут жизненного корыстного устройства. В чём мы несвободней всего? В интимной жизни, в выражении своих страстей и потаённых желаний наслаждений. Вот эту свободу и описывают книги де Сада: исполнение наших страстей маркиз де Сад выбрал в качестве главной фабулы, главного мяса повествования в своих книгах. Автор выбрал самую ханжескую и закрытую, запретную часть нашей жизни, в которой люди сильней всего зажаты и моралью, и законами; где они сильней всего лгут себе и другим; где один человек не способен объявить другому, чего он хочет На Самом Деле, а если и способен, то с полной неуверенностью в желании: ибо откуда мы знаем, чего хотим, в особенности когда замираем в тёмных аллеях страсти и томления. Тут бездонна заводь.
Маркиз де Сад выбрал эту вязкую, поглощающую, жуткую топь наших страстей в качестве модели свободы-несвободы и принялся описывать разных людей, разные сословия, разные наши мировоззрения в условиях, когда вдруг наступает Полная Свободы, совершенная раскрепощённость: гуляй, как хочешь. И вот тут, прежде всего и обнажилась драматичность нашего Человеческого устройства: полная свобода всегда в ущерб другому, всегда в ущерб Добродетели. Исполнение наших желаний, наших страстей возможно лишь с причинением страдания и боли другому существу. Вот откуда пошло слово Садизм, ибо садизм есть получение удовольствий, наслаждение сексуальное, эротическое, с обязательной нуждой чужих страданий. Садист испытывает полное удовлетворение лишь когда жертва на его глазах мучается от боли.
Садизм есть страшное противоречие меж любовью и страстью. Любовь даёт, страсть завладевает. Страсть владеет миром, толпой, поколением вожаками. Любовь способны испытывать отдельные люди, отщепенцы Личности.
Маркиз де Сад, воплотив, наше человеческое (добродетель, нравственность, совесть, любовь) в молоденькой наивной девице швырнул её (это человеческое) на растерзание нашим страстям. Обнажая девицу, он обнажал потаённую суть нашей жизни, выставляя в самом голом виде добро и зло; страдание и наслаждение; тщение и награду. Он обнажал всякий раз основу жизни, где как в песне В.Высоцкого: разницы нет между правдой и ложью, если, конечно, и ту и другую раздеть Маркиз де Сад, верней, его герои и раздевали, и сами раздевались во всех смыслах: физическом, нравственном, философском В книгах де Сада царствует немыслимая и крайняя свобода самовыражения, обнажённости всех смыслов и ценностей жизни. Здесь беспримерная дозволенность зла соединяется (буквально) с такой же беспримерной верой и неуступчивостью добра. В этом повторяющемся чудовищном соитии сливаются воедино наслаждение и боль, сладость и горечь, насильник и жертва, вопрошая всякий раз о ценностях и смысле жизни.
Мне бы хотелось определить литературу де Сада, рассматривая её с такого боку, как мистико-реалистическую. Ибо подобно тому, как в шиваистских культах иль древних мистериях храмовых соединение, соитие храмовой проститутки и жреца (буквальное физическое сношение) символизировало на вышних горизонтах истины соединение Неба и Земли, соединение Человека и Богини (тантрические культы), ибо в ком, как не в проститутке сильней всего воплощена Богиня: принадлежащая всем и недоступная никому так и в похождениях героини де Сада, Жюстины, овеществлено соединение (в иных смыслах) человека и Жизни, наших страстей и нашей добродетели Его литература на много десятилетий опередила свою тогдашнюю эпоху, ибо время такой обнажённой, голой метафоры, ставшей реальностью повседневной жизни тогда ещё не пришло.