Я как раз обсуждал план нашего наступления на линию Мажино с моим начальником оперативного отдела, когда вошел командующий армией генерал-полковник фон Клюге. Он был удивлен, что моя дивизия еще не двинулась. Я описал ему наш план. План состоял в том, чтобы сначала выйти на границу у Сиври, одновременно разведывательный батальон проводит разведку на широком фронте линии Мажино, а артиллерийские массы выдвигаются на позиции вокруг Сиври. Затем танковый полк под мощным артиллерийским прикрытием в боевом порядке подходит к линии укреплений французов. Наконец, стрелковая бригада под прикрытием танков берет французские укрепления и снимает дорожные заграждения. Только после этого можно совершить прорыв к Авену на бронетехнике и следующей прямо за ней массой дивизии. Генерал фон Клюге полностью одобрил наш план.
Вскоре передовой батальон стремительно подошел к деревне Сиври, которая была взята без боя. Артиллерия и зенитная артиллерия вышли на позиции и получили указание немедленно открыть огонь по определенным районам по ту сторону границы, чтобы посмотреть, ответит ли противник. Тем временем 251-й танковый полк прибыл в Сиври и получил приказ перейти границу и занять Клерфеи [в 5 километрах далее]. Ни одна батарея противника не ответила на огонь нашей артиллерии по их укрепрайону.
Ехал, как и накануне, в полковом командирском танке. Вскоре мы пересекли французскую границу, а затем танки колонной медленно покатили в сторону Клерфеи, до которого теперь оставалось всего пара километров или около того. Когда от разведывательного отряда пришло донесение о том, что дорога через Клерфеи заминирована, мы повернули на юг и двинулись боевым порядком через поля и живые изгороди, обходя деревню полукругом. Со стороны противника не раздавалось ни звука, хотя наша артиллерия с перерывами вела огонь вглубь его территории. Вскоре мы оказались среди фруктовых садов и высоких изгородей, что замедлило продвижение. Танк Ротенбурга был среди ведущих машин, а Ханке, мой адъютант, следовал за ним на T-IV. Его приказ состоял в том, чтобы быстро открыть огонь по моему знаку и, таким образом, действовать как ведущее орудие для остальных. В боях предыдущих дней было совершенно очевидно, что часто проходило слишком много времени, прежде чем экипажи танков открывали огонь по появляющимся на короткое время целям.
Внезапно метрах в ста перед собой мы увидели угловатые очертания французского укрепления. Рядом с ним стояло несколько французских солдат при полном вооружении, которые, едва заметив танки, сразу же показали, что сдаются. Мы только подумали, что сможем взять деревню без боя, как один из наших танков открыл огонь по противнику в другом месте, в результате чего вражеский гарнизон быстро скрылся в бетонном доте. Через несколько мгновений передовые танки попали под сильный противотанковый огонь слева, а пулеметный огонь французы открыли по всему участку. У нас были потери, два наших танка были подбиты. Когда огонь противника снова стих, разведка установила наличие очень глубокого противотанкового рва вплотную к вражескому укреплению, по которому до сих пор огонь не открывали. В тылу врага были еще оборонительные сооружения, а дорога от Клерфеи к Авену была заблокирована высокими стальными ежами (противотанковыми заграждениями).
Тем временем части 25-го танкового полка вступили в бой с противником западнее и в 1800 метрах южнее Клерфеи, по моему приказу артиллерия также открыла шквальный огонь и подожгла различные участки линии Мажино. Французская артиллерия начала обстреливать Клерфеи и Сиври. Вскоре прибыли мотоциклисты с саперным взводом 37-го танкового разведывательного батальона. Под прикрытием огня танков и артиллерии пехота и саперы продвинулись в зону укрепрайона. Саперный взвод начал подготовку к сносу стального ежа, преградившего дорогу нашему продвижению.
Тем временем штурмовой отряд саперов танковой роты взял бетонный дот. Бойцы подползли к амбразуре и бросили через бойницу трехкилограммовый подрывной заряд. Когда после неоднократных призывов сдаться сильный вражеский гарнизон так и не вышел, была предпринята новая атака. Затем один офицер и 35 солдат были взяты в плен, но вскоре после этого они одолели слабый штурмовой отряд и бежали под прикрытием французского пулеметного огня из другого дота.
Постепенно небо потемнело, и наступила ночь. В нескольких местах в Клерфеи и дальше на запад горели фермы. Я отдал приказ о немедленном проникновении в укрепленную полосу и прорыве, насколько это возможно, к Авену. Штаб и артиллерию быстро проинформировали по радио, и нам пришло время залезть в командирский танк и трогаться. Заняв место сразу за передовой танковой ротой, мы вскоре покатили через разрушенный блокпост навстречу противнику.
Пока саперы 37-го разведывательного батальона уничтожали стальные ежи, разгорелись более ожесточенные бои с противотанковыми орудиями и несколькими полевыми орудиями, расположенными возле группы домов в 900 метрах к западу от Клерфеи. Артиллерия прямой наводкой била по нашим танкам и пехоте, стоявшим у Клерфеи. В конце концов вражеские орудия были подавлены несколькими выстрелами T-IV.
Путь на запад был открыт. Взошла луна, и настоящей темноты нам пока ждать не приходилось. В плане я уже отдал приказ о прорыве, передовые танки и противотанковые орудия во время движения к Авену должны были вести беспокоящий огонь по дороге и ее обочинам, что, как я надеялся, помешает противнику заложить мины. Остальные части танкового полка должны были идти за ведущими танками и всегда быть готовыми открыть залповый огонь по любому флангу. Массе дивизии было приказано следовать за танковым полком на грузовиках.
Теперь танки катились длинной колонной через мелкие укрепления к первым подожженным артиллерийским огнем домам. В лунном свете мы могли видеть бойцов 7-го мотоциклетного батальона, которые шли пешком рядом с нами. Время от времени стрелял вражеский пулемет или противотанковое орудие, но ни один из их выстрелов не прошелся рядом с нами. Наша артиллерия вела сильный беспокоящий огонь по деревням и дороге далеко впереди полка. Постепенно скорость увеличивалась. Вскоре мы на 500 10002000 3000 метров углубились в укрепрайон. Ревели моторы, лязгали и скрежетали гусеницы танков. В оглушительном шуме не было слышно, стрелял ли противник. Примерно в полутора километрах к юго-западу от Сольр-ле-Шато мы пересекли железную дорогу, а затем повернули на север, к главной дороге, до которой вскоре добрались. Потом двинулись по дороге и мимо первых домов.
Сон людей в домах грубо нарушил грохот наших танков, лязг и скрежет гусениц и моторов. Пехотинцы разбили биваки у дороги, военные машины стояли во дворах, а кое-где и на самой дороге. Французские гражданские и солдаты с искаженными ужасом лицами прятались во рвах, у живых изгородей и во всех лощинах вдоль дороги. Мы прошли мимо колонны беженцев, повозок, брошенных хозяевами, которые в панике бежали в поля. Мы с постоянной скоростью шли к своей цели. Время от времени быстрый взгляд на карту при тусклом свете и короткая радиограмма в штаб дивизии, чтобы сообщить о позиции и, таким образом, об успехе 25-го танкового полка. Время от времени я выглядывал из люка, чтобы убедиться, что сопротивления все еще нет и поддерживается контакт с тылом. Вокруг нас в холодном свете луны раскинулась равнина. Мы прошли линию Мажино! Это было трудно представить. Двадцать два года тому назад мы четыре с половиной долгих года стояли перед тем же противником и одерживали победу за победой и все-таки проиграли войну. И вот мы прорвали знаменитую линию Мажино и продвинулись вглубь вражеской территории. Это был не просто красивый сон. Это была реальность.