Но всё равно работа была напряжённой и изматывающей. Так что, разделавшись с учебником, Анна поняла, что ей необходимо прогуляться. И уже без особого удивления встретила посла айннай у того же фонтана, к которому так или иначе вели все прогулочные дорожки.
Ваше присутствие в текущем местоположении в аналогичное время нерегулярно. Уважаемая Анна Зейдман-сан, произнёс посол после приветствия.
Да, Анна кивнула. Пожалуй
Имеется ли закономерность?
Нет. Думаю, нет, и нашла в себе смелость спросить: Я вам не мешаю?
Отрицательно.
Он замолчал, а Анна, кажется, наговорилась с Шахессом на век вперёд, поэтому не пыталась продолжить беседу. Сунув руки в карманы, она уже привычно посмотрела на воду. И снова ощутила умиротворение. Пушистую ватную тишину в голове. Создавал ли её своим присутствием посол? Или дело было в медитативном воздействии фонтана?
***
Весь день Анна не вспоминала про вечернюю встречу. По правде сказать, она в основном плохо помнила, что надо дышать. В научный центр прибыли гости родня Шуши, и человеческие учёные накинулись на них. Ещё бы целая толпа свеженьких информантов, не погружённых в темы исследований.
Совсем маленькие шукхакх, как выяснилось, прекрасно ходили, быстро учились говорить и к году уже вполне могли сами себя обслуживать, равняясь по уровню развития пяти-шестилетним человеческим детям. Только были крошечными человеку немного выше колена. И ужасно шустрыми притом. Троих малышей, приходившихся Шуше кем-то вроде двоюродных правнуков, пришлось отлавливать по всему дипгородку они отправились исследовать мир.
Нашли, отругали, пообнимали. И Анна сама не поняла, как это ей доверили нести обратно одного из утомившихся малышей. Но она прижимала тёплое лёгкое тело к груди, чувствовала мшистый запах и совсем не могла найти в себе прежнего страха по отношению к ксеноидам.
Может, они и другие. Но в чём-то удивительно свои.
***
Этот день умотал Анну настолько, что, вползая домой, она мечтала о двух вещах помыться и упасть в кровать. Но после душа вдруг взбодрилась. Выглянула в окно. На улице было темно, дождило. Совершенно неподходящая для прогулок погода.
Но Анна подумала, что, пожалуй, посол Лааам был прав: дождь «не вредит», и рискнула выбраться наружу. Оказалось, не особо и лило так, лёгкая морось.
Застегнув куртку, Анна неторопливым шагом пошла по уже знакомому маршруту по периметру городка, мимо человеческих домов. Оттуда свернуть к посольству шукхакх, обойти большим кругом обнесённое стенами и оснащённое непривычного вида камерами и датчиками посольство айннай и выйти к фонтану в сквере.
В этот раз посол Лааам повернул в её сторону голову сразу, будто ожидал. Поднял руки, пожелал доброго вечера и заметил:
График стабилизируется.
Пожалуй, согласилась Анна, присела на тёплый бактопластовый бортик фонтана.
Посол остался стоять в стороне неподвижно как столб. Интересно, у них не затекают мышцы? Откуда вообще такое стремление к неподвижности? Эволюционное оно или культурное? Во всяком случае, дети тоже шевелились мало, разве что протягивали руки, чтобы коснуться друг друга.
Анна вспомнила то, что рассказывал Кравчик-сан про айннай. Речь как таковая не была их естественным способом коммуникации. Они общались эмоциями, эмпатическими импульсами. И только по мере развития цивилизации, когда потребовалось обсуждать более сложные абстрактные понятия, перешли на общение звуками. А со временем сформировались, по мнению шукхакх, правила физического контакта. «Своих» можно трогать. «Чужих» ни в коем случае нельзя.
Дети в классе Анны, видимо, считали друг друга «своими».
Она слегка тряхнула головой надо было всё же отвлечься от работы, а не продолжать думать о ней до ночи. Посол если и заметил движение, то, во всяком случае, ничего не сказал. Он стоял, слегка подняв голову, подставляя дождю открытую часть лица. Постепенно мысли Анны успокаивались. Смотреть на неподвижного айннай оказалось так же расслабляюще, как на воду в фонтане.
Зрение слегка расфокусировалось, сделалось комфортно-нечётким, как в полудрёме. Анна не заметила, как посол ушёл.
Чужие и свои
Анна? раздалось сзади. Привет!
Она обернулась и с изумлением увидела Кирана, тоже в куртке с капюшоном.
Давно не виделись, с улыбкой ответила Анна.
Киран рассмеялся, нагнал её, и они вместе побрели по дорожке. Киран сказал про погоду, пожаловался, что совершенно отвык от холодов, понятия не имеет, как переживёт зиму.
Ну, дипгородок-то будут обогревать и отапливать. Шукхакх терпеть не могут холодов.
Почему бы не расположиться сразу в Бразилии? фыркнул он, пряча руки в карманы. И от посадочной площадки недалеко, и вечное лето.
Потому что Клевер у нас заседает в Европе. Поленились. Или боятся землетрясений. Ничего, зима это нестрашно.
Хорошо тебе говорить, ты привычная, проворчал Киран. Ты что здесь делаешь, кстати? Ночь на дворе.
Я просто она осеклась. В том, что она виделась с послом Лааамом, не было вовсе ничего тайного. И, конечно, ничего постыдного. Но она почему-то ответила: Иногда хочется пройтись вечером, проветрить голову. А ты?
И я. Захочешь пиши в следующий раз, вместе побродим. Обещаю молчать! Ладно-ладно, он тут же поднял руки в шутливой капитуляции, не навязываюсь. Сам иногда от людей и нелюдей устаю так, что никого видеть не хочу. Ты же здесь живёшь, да?
Анна кивнула, и они ещё немного поболтали в дверях, прежде чем Киран пожелал ей доброй ночи.
Уже лёжа в кровати, Анна всё пыталась понять, почему она соврала Кирану. Глупая же, пустая, бессмысленная ложь. И всё-таки она соврала. Причём, ведь не из любви к прекрасному, то есть к процессу лжи. Тогда почему?
Потому что, пришло в голову, если бы она сказала правду, последовали бы вопросы. Они бы стали слишком грубым вмешательством в её частную нерабочую жизнь. И от Кирана, пусть приятного, но просто коллеги, она не готова была их терпеть.
Это было как озарение. Подскочив, она кинулась писать Кравчику-сан с вопросом, одобрит ли он ей в качестве темы исследования именно это противопоставление «своих» и «чужих». И если да она подумает над уточнениями и формулировками. В общем-то, она не сомневалась в положительном решении.
***
Х.Л.К. А.З.: «Скажи мне, о, юный чародей, что ты подразумеваешь под понятием свой? Мы с тобой хорошо знаем, что в человеческой культуре как таковой дихотомии понятий свойчужой не существует, и человек может быть своим в разных группах по разным признакам. И в тех же группах оставаться чужим по другим признакам. Предполагаешь ли ты наличие категорического противопоставления своих и чужих в культуре шукхакх?»
А.З. Х.К.Л.: «Вы меня устыдили, профессор Дамблдор. Возможно, меня извинит то, что я писала поздно ночью. На самом деле, я почти ничего не могу сказать о культуре шукхакх в этом направлении. То есть, очевидно, разделение у них есть. Даже, к примеру, связанное с тем, какими группами они спят. Супруги и дети в основном ночуют вместе, но и между коллегами наблюдаются любопытные объединения.
Я бы взялась за исследование этой темы не во всей культуре шукхакх, это было бы слишком масштабно, а конкретно в нашем научном центре. И на его примере делала бы осторожные выводы обо всём обществе».
Х.Л.К. А.З.: «Вот, теперь я слышу разумные рассуждения лучшей волшебницы своего возраста! Как ты сама считаешь, кому из коллег ты стала своей? Есть ли разговоры, которые ведут с тобой, но к которым не допускают других людей? Или, наоборот, разговоры, в которых участвуют другие, но к которым непричастна ты? Есть ли у шукхакх дела и вопросы, которые они решают самостоятельно? Когда и зачем они переходят на хшесс?»