Спускаемся в бункер привычным манером. Переступив порог, даю Макс пять минут переодеться к тренировке. Не без удовольствия наблюдаю тревогу и печаль на лице. Стоит думать ведь после вчерашней она, поди, вспомнила все мышцы! Ох, предвкушаю удовольствие эту тренировку я задумал более суровой. Контрасты, любимые контрасты.
Выходит уже через три минуты. Недовольная, в глазах даже огонек гнева пляшет. Сидя в кресле, жду, пока подойдет, и только после этого смотрю на таймер телефона.
Вовремя! убираю телефон. Начинай пробежку. Тридцать кругов!
Слышит количество, и гнев во взгляде сменяется на жалостливое выражение, как у побитого щеночка. Был бы я сентиментальной кумушкой, наверняка бы растрогался настолько беззащитной и хрупкой Макс сейчас выглядит. Но меня этим не проймешь. Бежать не начинает. Ждет уменьшения количества? А это уже невыполнение приказа! Не стоит давать мне поводов наказать тебя, девочка. Ты скоро это запомнишь.
Встаю и иду к ней. Смотрит на меня с дурацкой надеждой в глазах. Думаешь, я обниму, пожалею, скажу добрые слова и отпущу спать? Надейся-надейся, девочка. Оказавшись рядом, резким движением ставлю ногу за нее, рукой толкаю в корпус. Падает навзничь. Глаза на мгновение зажмуриваются, симпатичное личико кривится в гримасе боли видать, хорошо треснулась спиной но не встает. Прожигает обиженным взглядом. Лежишь? Я заставлю тебя побежать!
Тридцать один круг оди-и-ин! громко говорю задорным голосом, точно заправский аукционист. Тридцать один круг два-а-а! Тридцать один круг три-и-и! Тридцать два круга!
Макс таращится недоуменно, пытаясь уложить в голове происходящее. Да, здесь с тобой нянькаться не будут, девочка! Я ведь еще посчитаю!
Тридцать два круга оди-и-ин! Кто больше? Тридцать два круга два-а-а
С коварным удовольствием наблюдаю быстро сменяющиеся эмоции на лице Макс от отрицания до смирения. Наконец до нее доходит окончательно количество кругов будет только расти. Вскакивает и начинает пробежку. Исправно называет номера кругов и бежит лучше, чем вчера. Мышцы таки быстро приходят в тонус похвально. Значит, спортом занялась не впервые в жизни.
Пробежка тянется тоскливо-долго. С каждым новым разом моя лань бежит все медленнее и печальнее, но на шаг не переходит. Хорошая девочка. Наконец подходит к концу последний круг.
Тридцать два, сэр, стонет на выдохе, останавливаясь напротив. Переминается с ноги на ногу, дышит шумно и натужно. Щеки бледные действительно вымоталась.
Как самочувствие? спрашиваю, не скрывая едкой иронии, и подбрасываю в руке заранее принесенную бутылку воды. Пить хочешь?
Выпрямляется и несколько секунд, как в ступоре, смотрит на меня утомленными глазами. Потом спохватывается:
А да, сэр говорит рассеянно, будто я вырвал ее из глубокой задумчивости.
Что ж, посмотрим, насколько ты устала, девочка! Плавным движением подбрасываю бутылку. Та описывает высокую дугу. Макс запоздало выставляет вперед руки, и бутылка шлепается на пол у ее ног. Мда, реакция ни к черту. Девочка утомилась, да? Девочке нужен отдых?
Нет уж. У меня в планах еще пресс, а кольнуть ее будет отдельным удовольствием.
Ты раззява, бросаю язвительно, сопровождая пренебрежением на лице. Совсем безрукая, раз даже бутылку поймать не можешь!
Кивает понуро и наклоняется за водой. Губы кривятся в слезливой гримасе. Вот-вот расплачется. Какая печаль улыбаюсь про себя. У нее не было шансов справиться руки дрожали, да и расфокусированным взглядом она и видеть четко не могла но как не испытать ее терпения еще раз?
Откручивает крышку, делает несколько больших жадных глотков и, совладав с лицом, поднимает на меня полный решимости взгляд. Бросаешь вызов, девочка? Тогда не хнычь. Ты сама меня вынудила.
А теперь пресс, Макс, жестом прошу вернуть воду.
Делает пару неуверенных шагов и протягивает бутылку. По-настоящему устала, но сдаваться не хочет. Ее право пятьдесят раз все равно не сделает. Не в ее состоянии. А я спрошу по полной.
Положи голени на кресло, я прижму их, продолжаю обыденным тоном, как что-то само собой разумеющееся. Упражнение на верхний пресс. Пятидесяти раз для начала хватит.
Макс бледнеет еще сильнее. Сама понимает, что задача непосильная. Как и с бутылкой. Но уже не пытается разжалобить. Опускается на пол у кресла и кладет ноги на сиденье. Пристраиваю на острые лодыжки подушку с соседнего кресла и усаживаюсь сверху.
Руки за голову заложи и начинай, подгоняю требовательным тоном.
Макс складывает ладони на затылке. В глазах плещется тревога. Рывком отрывает спину от пола, подтягивает туловище к бедрам.
Один, произносит со скрипом и возвращается в лежачее положение.
Продолжает качать пресс. Смотрит перед собой. Механически проговаривает числа. Исступленный взгляд не выражает ни тени мысли.
Ощущаю содрогание икроножных мышц напрягает уже все тело, но с каждым разом отрываться от пола становится все труднее. Локти норовят сомкнуться.
Локти разведи! бросаю гневно. Иначе не считается!
В глазах на мгновение появляется осмысленность. Разводит локти, подчиняясь требованию, но поднимается с пола уже из последних сил. Передышки удлинняются, обратно на пол почти падает. Двадцать пять Двадцать шесть Двадцать семь Все. Больше не может. Вижу, что прикладывает усилия, но это выше ее возможностей.
Наши взгляды пересекаются. Мой, азартно-злорадный, и ее, полный отчаянного сожаления. И страха. Глаза блестят от слез. Знает, что теперь ее ждет. Смакую ее ужас несколько приятных мгновений.
Лентяйка! выплевываю пренебрежительно и продолжаю отчитывать: Вот как тебе накинуть еще десятку, когда ты целых двадцать три повтора не доделала?!
Макс вцепляется в протянутую ладонь, прячет глаза. Тяну на себя. Кряхтя садится. Голени так и остаются подо мной на сиденье стула. Старается не смотреть в глаза. Охватывает злость накосячила, умей нести ответственность!
Я так и не придумал, как наказывать ее, и мгновенное решение пронзает словно электричеством. Импровизация, пропитанная гневом. Перехватываю за волосы, сжимаю клок в кулаке и заношу другую руку для пощечины.
Я не заставлю тебя считать, произношу снисходительно и выношу суровый вердикт: Сам отсчитаю двадцать три пощечины. В следующий раз ты постараешься лучше!
В последние слова добавляю свинца негодования. Подсаживаю мысль, что могла, но поленилась. В деле, когда надо постоянно гнать вперед «быстрее, лучше, сильнее» такая установка сильно помогает. К тому же, это будет еще одна проверка на прочность.
Макс все же поднимает глаза. Страх неуклонно вытесняется смирением. Уже готова к тому, что я сделаю, ждет неизбежного. Она это при-ня-ла! Нет, такого просто не может быть! Не верю, что внутри этой слизеподобной амебы прячется такой сильный внутренний стержень. Зачем же ты терпишь, девочка?
Заношу руку и, примеряясь, опускаю мягкую ладонь ей на лицо. Оглушительный в тишине бункера шлепок, зрачки Макс расширяются в такт приливающей к коже крови. Отпечаток пальцев на бледной щеке на глазах алеет.
Влепляю пощечину потяжелее. Зажмуривается, брови почти смыкаются на переносице, собирая «букет» складок на лбу похоже, ощутимо вышло. Так в самый раз.
Продолжаю впечатывать ладонь в лицо Макс. Раза до десятого держится молодцом, выдавая ощущения лишь мимикой, после начинает тихонько попискивать. Кожа утомляется, каждая новая пощечина оказывается больнее предыдущей.
В какой-то момент рука попадает неудачно, рассекает нижнюю губу. Досадно! Я обещал, что не оставлю следов. Только сейчас до меня доходит, что пощечины плохое наказание. На завтра ее лицо будет пестреть всеми оттенками фиолетового.